Еще один шанс. Часть 2.

Сразу после седьмого удара склянок, на палубу "Искателя сокровищ" грациозно "вошел" молодой джентльмен с лицом, исполненным достоинства и уважения. Одет он был в богатый, пышный наряд. В руках расфуфыренный ирландец держал трость с золотым набалдашником. Из-под большой черной шляпы с розовыми перьями водопадом до самого пояса ниспадал парик из длинных шелковистых волос золотистого цвета. На лице прибывшего капитана присутствовали очевидные следы недавних бессонных забот и волнений.

Бастер Хейли, заслуживший высокое звание Эль Капитано, удачливый корсар и путешественник, без пяти минут зять губернатора острова Ямайка, рассеянно осмотрел палубу корабля своего бывшего корабля. Учуяв и увидев неизвестных, измученных неволей, окровавленных людей заполнивших всё пространство, он быстро зажал нос кружевным платком, криво скорчил лицо и произнес на ломанном французском недовольное возмущение. — Фи... Жамэ! Жамэ дё ла ви!

Вся палуба судна представилась напыщенному франту бурлящей, скверно пахнущей выгребной ямой. Отхожее дно котлована было заполнено загорелыми до черноты людьми, в грязных, окровавленных лохмотьях. Они со странным, тяжелым выражением лиц казались отвратительными тенями, только, что вышедшими со дна морского, куда им через мгновение предстоит кануть снова.

— Мо шье саль! — ирландец снова по француски недовольно простонал свое мнение о присутствующих Рязанцеву. — Жё нэ компран па! А где кадеты? Юные моряки, где? — Он брезгливо поморщился — Это, бродяги какие-то? Каторжники! Экскюзэ муа! О, мой бог! Мы на такое не договаривались!

— Ты, что? — путник непонимающе захлопал глазами. — Открой глаза шире. Это же молодые ребята — кровь с молоком. Будущие морские волки! Они же с юных лет грезили морем, солеными ветрами, дальними странами! Ты бы только знал, через, что им пришлось пройти, чтобы наняться моряками к тебе на корабль? Кстати, если, что — то учить с ними русский язык не нужно!

— Па дё куа! Миль пардон! Нет, я не могу. От них дурно пахнет тухлой рыбой, фи! — Я, прославленный капитан, любимец фортуны, человек начавший писать книгу о великих скитаниях и путешествиях. Одним словом... нет, нет и еще раз нет. Я не могу! Что обо мне подумают в свете? Что скажут родственники губернатора? Как к этому отнесется Элизабет?

— Значит так! — Хейлли с деловым видом встряхнул напудренным париком, демонстративно выставил вперед ногу и помпезно произнес. — Мон ами! Либо ты мне находишь нормальных юных матросов и я начинаю их учить, либо... я ухожу к другому нанимателю!

— Пожалуйста! — Рязанцев закашлялся от смеха. — Плыви на все четыре стороны. Тебя здесь никто не держит. Но, знай, сейчас время нашей договоренности о твоей свадьбе с Элизабет увеличилось ещё на полгода. Будешь так вести себя — я вообще не буду помогать тебе! И помни, Элизабет не простит, что ты так долго откладывал свадьбу, из-за своих дурацких капризов. А, я ей обязательно расскажу об этом.

— Биверстон! — скиталец во времени громко позвал первого помощника Хейлли.

— Я, — смуглый бородач в красной феске и грубой рубахе выдвинулся вперед. Золотая серьга болтались в его ухе, горбатый нос хищно раздувался. В вырезе рубахи была видна мускулистая грудь с розоватым рубцом давней раны под правой ключицей. Могучие руки его, обвитые толстыми канатами вен, были обнажены, у бедра свисал тяжелый палаш.

— Хочешь быть капитаном?

— Ну-у... Э-э-э... — Биверстон тянул с ответом, рассеянно глядя на Хейлли. По его загорелому лицу, точно трещены, побежали глубокие морщины.

— Удваиваю жалованье, — резкая фраза — щелчок как будто удар кнутом. — Нет, утраиваю...

Старпом весь вытянулся от радости и величины услышанного предложения. — Дд...— начал звучать ответ от благодарного, счастливый моряка.

— Подожди, — Хейлли громко выкрикнул, опередив всех. Он потянул Рязанцева за рукав. — Ладно, будем считать, что ты меня уговорил. Остаюсь и начинаю обучать этих... переростков — недорослей морской науке. И... насчет большего жалования я тоже согласен. Но, мой друг! Ответь на вопрос... Почему ты думаешь, что они не сбегут с корабля после недели плаванья? — Он обернулся и ещё раз внимательно осмотрел суровые лица новых моряков. — Что их держит?

— Их привлекает ожидание новой жизни!

— Как это?

— Понимаешь, Хейлли, с одной стороны у них нет ничего кроме цепей и рваных тряпок, с другой я даю им полное обеспечение вместе с работой приносящей хороший доход. Более того, по договоренности со мной, через год каждому бонусом я предоставлю дом с наделом на моей земле и.... молодую жену, которую они выберут в моей деревне или купят на невольничьем рынке. А ещё через год каждый, проявив себя, сможет стать капитаном на арендованном у меня корабле...

Глава 8.

Метель гудела, ревела и завывала дикими голосами. Она рывками прорываясь из леса, пьяно плутала по деревне между избами, свистела в проломы и щели, жалобно стонала в печных трубах и под стропилами, накатывала сугроб на сугроб, словно помелом обхлестывая стены, занося белым снежным саваном изгороди, двери и окна. Снег, вихрь, стужа облаками налетали словно из какой-то огромной пропасти. Ни зги не было видно на расстоянии вытянутой руки... Под непрерывное завывание вьюги деревня медленно засыпала.

И только в одном небольшом оконце почти занесенной снегом избы чуть-чуть светил огонек, мерцая звездочкой сквозь мрак и метель. От добротных стен крестьянского дома веяло тишиной и уютом. Внутри помещения ощущался застоялый запах зимы и пересохшего мха. В печи чуть слышно потрескивали поленья, на стенах колыхались тени. Хозяин избы, надев на босу ногу короткие, по щиколотку, валенки, не торопясь подошёл к оконцу, подышал на слюду и, потерев пальцем лёд, глянул одним глазом на улицу.

— Вот, поди ж ты, Кеша, да погляди, — раздался его хриплый голос восхваляющий себя и свои навыки перед старым другом Иннокентием Колодиным. — Ведь всё Таганово спит-храпит без задних ног, — а я, Михайло Бажутин, кручусь — верчусь как белка в колесе — славлю своим умением родную обитель! Ты видел, какой мы клуб построили — любо дорого посмотреть! Все соседи завидуют теперича. Ни у кого нет такого! А кто был старшим по плотницкой части? — Михайло Бажутин!!! Вот так-то куманёк! Кабы не клин, да не мох, так давно бы и плотник издох. Верно, в народе сказывают про нас умельцев — Мастерство не кнут — из рук в руки не перебросишь. С мастерством люди не родятся, но добытым мастерством гордятся. Как мастера почитают, так и величают. А меня, все почитают с уважением... И Алексей Петрович и Павел Александрович и даже новая учительница Татьяна Сергеевна. Кстати, друг сердешный, а ты чаго на ночь глядя, в такую непогодь печь без надзора оставил? Мотри как бы клыкасты супостаты не увели со двора самое дорогое. Глазом моргнуть не успеешь — а её уж неть.

— Михайло, дельце у меня к тебе, тайное, — Кеша заговорщицки наклонился вперед и, понизив голос до шепота, произнес. — Потап давеча сказывал, барин поселок собирается строить на чужой стороне, за тридевять земель? У далёкого моря — океана. Старшим тебя назначил в плотницкую артель, мужиков умелых набирать будешь?

— Ды-к... верно, сказывал, — степенно разгладил бороду хозяин избы. — Умей работать, умей и помощников подбирать, умей и язык за зубами держать. — Балагур — весельчак сузил глаза. На его переносице появились морщины. — Хотя это догада не для всех. Тайна это покамест.

— Михайло, возьми меня в артель. Ты же знаешь, я топором махать умею!

— Да, ты, что, Иннокентий? — мастеровой удивленно посмотрел на Кешу. — Борода по колена, а дров не полена! С чего ради? Старый, что малый, а малый, что глупый! Зачем нам в артели сухое весло?

— Это я старый? Мне ещё и пятидесяти нет. Я же на пять годков моложе Потапа. А у него уже и звание, и уважение, и почет! А, я, что? Хуже что ли! Он ранее меня обидел, в свое время Владиславу увёл! Михайло, ты же знаешь меня? — Иннокентий слёзно обратился к хозяину дома. — Мы же с тобой не один пуд соли съели за работой.

В небольшой крестьянской печке попискивало, трещало пламя, опробовав новую подачку, отступало, колебалось и разом охватывало поленья. Бажутин подвинул лавку, подсел, протянул ладони к огню. На широком лице поигрывали отсветы. — Эх, старость — не радость, а пришибить некому. — Он недовольно скорчился. Начал чесать затылок. Отвел глаза в сторону. — Стар да упрям — ни людям, ни нам. Кеша, да оглянись ты вокруг! Погляди по сторонам! Какой с тебя работник? Да и внук малой у тебя на руках.

— Какой малой? Ему почитай восемь скоро. Взрослый он! — Я его к тетке родной свёл. Какая никакая, а ей помощь. Присмотрит если, что.

— Не знаю, Иннокентий, — упрямился лучший бригадир тагановских плотников. — Ты же инструмента нового не знаешь. Да и от дел отошел уже как года два назад.

— Не хочешь, значит брать? — запоздалый гость заговорил медленно, с хрипотцой. — А как же дружба наша, с тобой?

— Э-э-э, когда это было? — Бажутин беспечно махнул рукой. — Что было, то сплыло, а былое быльем поросло.

— Ты мне слово давал! — старец грозно свел седые брови и с размаху громко стукнул кулаком по столу. — Вспомни, когда я твою дочку Лизу почти замершей в лесу нашел. Вспомни как ты места себе не находил, пока моя Матрена вытаскивала её с того света! Ты говорил, что в долгу будешь! Как же твое слово? Бажутин? Али ты хочешь, чтобы тебя на всю деревню болтуном считали? Кто без устали болтает, в том толку не бывает. — Он ехидно скороговоркой передразнил хозяина избы.

Михайло заскрипел зубами. Сморщился как от зубной боли. Начал тереть лоб раскинутой пятерней. — А, ладно, так и быть. — Проигравший недовольно махнул рукой. — Верно говорят... — Отвяжись, плохая жизнь, привяжись хорошая. Твоя взяла, Колодин. Только, не говори потом, что тяжко или здоровьем слаб. Собирайся, завтра с утрица с караваном выходим. Дорога дальняя. Вернемся не скоро...

— Если вообще вернемся, — Бажутин закончил фразу про себя.

Иннокентий радостно потерев руки, встал изо стола. Победно крякнул, и деловито натянув на голову шапку, вышел из избы.

Под завывание снежной позёмки, гордо подняв голову, шел по деревне довольный, улыбающийся человек. Метель наотмашь хлестала ему в лицо, обжигала щеки, выбивала слезы на лице. Казалось, что огромная лавина снега засыпает его из бесконечного облака. Сердце счастливца стучало от радости. Он снова, как в старые, былые времена был молод душой и возвращался в большую, кипучую жизнь. И от этого он был счастлив...

* * *

Месяц спустя.

Крым. Недалеко от Op-Капу.

Дворец Азиса Ялшав-бея.

Поздним вечером, после вечерней молитвы, когда Азис Ялшав-бей уже собирался отойти ко сну в дверь его покоев робко постучал начальник стражи и доложил об очень срочном и важном деле. Бей недовольно поморщился... — Вечно этот Ахмет выберет самое неподходящее время. Наверняка опять заявился с какой-нибудь ерундой, лишь бы только показать свое рвение и услужливость.

Азис накинул халат и вышел в комнату для гостей, шаркая по коврам домашними туфлями без задников, надетыми на босу ногу. Начальник стражи был уже там. Он низко поклонился Ялшав-бею и начал извиняться, что обеспокоил высокородного господина в неурочное время. — Если мне позволено будет сказать, — осторожно начал Ахмет и тут же умолк.

— Говори короче. В чем дело? — мрачно ответил бей.

Глаза Ахмета подобострастно блеснули, руки задрожали от возбуждения. Его бритая восковая голова блестела в свете факела, который держал стоявший за ним стражник, — О, благословенный и величественный! Патруль поймал уруса перебежчика!

— И ты решил меня побеспокоить из-за такого пустяка? — бей сладко зевнул и рассеяно посмотрел на подчиненного. — Опять только зря отнимет время дурацкими россказнями и пустыми домыслами. К сожалению, это уже не в первый раз. Уж слишком хочет выслужиться!

— О, могучий и великодушный! — мускулистый татарин в кожаной безрукавке, надетой на голое тело, упал на колени, поцеловал ковер и тихо, но внятно произнес. — Он очень странный и рассказывает такое, что я решил — вам необходимо его срочно выслушать.

— Ну, хорошо, всего одну минуту моего драгоценного времени. — Азис принялся разглядывать перстни на пальцах, любуясь, как играет пламя светильников в драгоценных камнях. — Но за это ты будешь наказан. А пока я беседую с неверным, прикажи слугам приготовить мне постель и пришли двух рабынь помоложе согреть простыни.

Ахмет громко хлопнул в ладоши. Неслышно открылась дверь и в зал неуверенно, постоянно оглядываясь, в окружении двух охранников вошел неизвестный в большой, пышной песцовой шубе одетой на голое тело. Лицо его было красным и потным, на голове была высокая шапка из рыжей лисы. Он неуверенно двинулся в направлении Азиза, запнулся за складку ковра и упал на колени у ног хозяина дворца. Из рук неизвестного выпал вместительный потёртый мешок и, глухо стукнувшись о ковер, развязался. Из мешка веером рассыпались, раскатились медные монеты.

— О, великий и могучий владыка земли татарской! — молитвой запел неизвестный по-русски. — Несравненный хан, шах, падишах, султан, король, князь! — Странный гость распластался в поклоне рядом с начальником охраны. Выпрямившись он схватил за основание мешок и стал, как бы ненароком трясти его, высыпая от туда деньги. — Дозволь Гришке Молчуну, сколотившему за последнее время небольшое состояние, купить у тебя кусочек землицы... У моря — окияна бескрайнего. Всего несколько десятинок. — Прохиндей наклонившись гулко ударился головой о ковер. — Хочу построить небольшую деревушку с видом на берег. Церквушку поставлю, кузнецу, конюшню. Разобью садик — огородик, как положено нам православным. — Косматый уродец причитая пополз на коленях в сторону бея. — Я заплачу столько, сколько ты попросишь.

— Что это? Кто это? Кто посмел пустить ко мне в дом умалишенного нечестивца? — хозяин дворца окинул недобрым взглядом сначала своего слугу, а затем разряженного чужестранца. Сонливость как рукой сняло. Брови на лице Азиса взлетели, плотная кожа на шее сделалась красной. — Как смеешь ты, проклятый урус, просить у меня такое! — Высородный с трудом от возмущения выговаривал русские слова.

— Дозволь купить хотя бы часть прибрежной полоски, хоть несколько аршинчиков, — настойчиво продолжал стонать странный посетитель. Пройдоха снял с шеи толстую цепь, в палец толщиной, с большим серебреным крестом и протянул её бею. — Пристань построю, кораблики буду пускать.

— Нет!

— Ну, хотя бы малюсенький кусочек земельки на дюжину локтей, на берегу моря! Лодочку хочу завести. Жёнку с детишками буду катать. — Последняя попытка юродивого. Он вытащил горсть неизвестных монет и дрожащими руками рассыпал их на полу. — Я хорошо заплачу!

— Никогда! Слуги, в яму его, со змеями!

Внезапно Азиса заинтересовал блеск докатившегося до его ног кругляша. Он поднял блестящую монету. — Ах, ты, Шайтан! — Золотой испанский дублон засверкал в его руках от огня факела. Глаза татарина загорелись жадным блеском. Он до боли прикусил монету. Затем осмотрел её. Причмокнул губами, перевёл взгляд на Гришку. — Где ты говоришь, раздобыл своё богатство?