— Геннадий Иванович, ремонт своими силами может затянуться. В настоящее время течь в корпусе через цементный ящик почти незаметна, но временная пломба такого размера плохо ложится на пластик корпуса, нам необходимо восстановить наружную обшивку в этом месте. Это возможно только на берегу.

— Я не вижу смысла прятаться, — вмешался Олег Петрович.— Кроме того, мы не сможем найти на побережье место, где бы мы гарантированно избежали внимания со стороны жителей Хиросимы.

Олигарх задумчиво посмотрел на своего порученца. Полковник сильно изменился за месяцы, проведенные в новом мире. Из тени за плечом своего всесильного покровителя он стал самостоятельной фигурой, одой из самых важных на узкой доске амбиций и интриг в мирке "Эдема". Но сейчас Лобова волновало другое — вечно подозрительный ветеран спецвойск вдруг проникся безграничным доверием к своему загадочному противнику-союзнику в храме. Что это? Уверенность в своей способности контролировать местного бога или наоборот, свидетельство, что сам порученец уже попал под контроль хозяина храма? Любой ответ на этот вопрос очень не нравился олигарху.

— Мы не можем тянуть с ремонтом. Готовьте "Эдем" к переходу. Но я не считаю возможным ставить все наши суда в бухту Хиросимы. Мы уже имели возможность убедиться, что наш союзник способен на самые решительные меры в отношении своих гостей. Полагаю, в ситуации, когда у нас появилась альтернатива теократам Хиросимы, следует активно продолжать контакты с северным японским поселением. Этим будут заниматься остальные корабли.

Мнение Лобова оспаривать никто не стал. Когда общее руководство "Эдемом" и контакты с властями Хиросимы были поручены Олегу Петровичу, тот не показал своего недовольства, хотя сразу понял, что Лобов не хочет оставлять все "иностранные" контакты в руках своего порученца. Олигарх решил лично присутствовать на встрече с руководством Фукусимы. Представители северного поселка, не смотря на свою скрытность, казались Лобову более понятным и перспективным союзником.

"Тотем" вновь исполнял дипломатическую миссию. Катамаран был послан отвезти на "Исао Мару" толстого Онаки и его незаметного спутника, ну а заодно проверить окрестности мыса перед встречей "Элис" с северным анклавом. По словам посла, шхуна ждала его у входа в Токийский залив. Женская часть экипажа перебрались на "Элис", которая следовала за "Тотемом" на грани видимости. Ольгу вызвал Лобов, пытавшийся оговорить все моменты предстоящих переговоров, а Юля просто захотела пообщаться с обитателями шхуны. Лодка галсами шла против встречного восточного ветра под ворчание Кости по поводу неправильного ветра с неправильного направления.

— Костя, прекрати. Если на нашей Земле в это время преобладают западные ветра, это не значит, что здесь они обязаны дуть все время.

— Это физика. В этих широтах должен дуть западный ветер. И он стоял всю неделю. Пока нам не понадобилось на восток... Будет весело, если через океан тоже придется идти без попутных ветров.

— Поднимемся севернее, сейчас мы южнее границы устойчивых ветров.

Приятели развалились на широкой палубе катамарана, предоставив Толику следить за штурвалом и обозревать горизонт в поисках рыжих парусов. Ясная погода и неспешное продвижение лодки не требовали дополнительных усилий. Языковой барьер не позволял вытянуть из устроившихся на палубе японцев что-нибудь новенькое. Так что чисто мужской экипаж пребывал в лености и расслабленности.

— Есть паруса лево десять градусов — доложил Толик.

— Фига се десять! Все двадцать пять! — хмыкнул Костя, заглянув над тентом.

— У меня в глазу угломера нет,— начал дерзить бывший охранник.

— Для обделенных природой объясняю: Берешь девяносто градусов от курса, делишь пополам, получаешь сорок пять, еще пополам— двадцать два. И так далее до получения требуемого результата. Сейчас нам без разницы десять или двадцать, а в плохую видимость, когда нужно быстро увидеть, что ты там обнаружил, это может быть критично. Грокнул?

— Чего?

— Куда идет нынешняя молодежь... — Расстроенно протянул Костя устраиваясь возле поста управления. Не знать Хайнлайна... Правь на "Мару".

Послов передали на борт шхуны без приключений. До полудня, когда была назначена встреча главных шишек, оставалось еще пара чесов. "Исао Мару" направилась в залив, а на "Тотеме" легли в дрейф ожидая подхода "Элис".

— Вал, а ты понимаешь, что "Эдем" скорей всего не пойдет вместе с нами через океан?

— Думаешь, захотят остаться в местной Японии?

— Просто испугаются. Экипажа на борту почти не осталось... Тайфун этот... На мели побывали... Сейчас их начнут активно обрабатывать местные и наши новообращенцы.

— Не знаю... Меня эти новые японские русские скорее пугают. Такое впечатление, что из людей выкачивают все эмоции и стремления, затем под завязку набивают спокойствием и доброжелательностью.

— А чем плохо? Такую деятельность в современной России я бы только приветствовал.

— Не ты один. Представляю себе постановление Думы о повсеместном обязательном посещении храма не реже двух раз в неделю.

— Ну, в стране к этому и без японского бога идет.

— А теперь представь местного обитателя храма вместо российского обывателя. Это тебе не политпиар и промывания мозгов через зомбоящик. Тогда за солнцеликого проголосуют все сто процентов.

— Не прокатит. Когда в храме скомандуют сдавать излишки... Олигархи и все чиновное ворье харакири себе дружно устроят. Голосовать не за кого будет.

— Будешь по ним скучать? Японские вариант коммунизма многих помирит не то что с богом...

— Мдаа... Остается только уговорить парней из храма перебраться к нам в Россию.

— Откажутся. И будут правы. Нечего им у нас делать, по большому счету. С жуликами и ворами как-нибудь сами справимся.

— Вал, ты что курил? Я слышу в твоих словах патриотизм и оптимизм! Откуда вдруг вера в силы народные?

— Скорее в неизбежность исторического процесса. Когда жрать становится нечего, у народа, что характерно, просыпается социальное чутье и политическая активность. А в том, что нынешние кремлевские гиганты мысли доведут страну до маразма, я не сомневаюсь.

— Ты забываешь, как круто поднялись все силовые структуры за последние годы... Заткнут недовольных на раз-два.

— Не мы первые получили власть силовиков на свою голову... Схема известная: стабильность, деградация, голод, бунт... Такие системы существуют не более двух поколений.

— Целых пятьдесят лет? Тогда пошли в храм уговаривать японцев посетить Россию в ближайшее время.

— Возможно, этим сейчас и занят наш бравый полковник.

Капитан "Эдема" не рискнул идти в Хиросиму под парусами. Его беспокоили как некачественно заделанная пробоина, так и малопригодный для работы с такелажем экипаж. Суперяхта эффектно вошла в бухту почти на полном ходу и встала немного мористее стоявшей на якоре "Фудзи Мару". Других судов в порту не наблюдалось. Все рыбацкие шхуны вышли на промысел. На палубу судна высыпали многочисленные зеваки. Даже те пассажиры "Эдема", кто в душе не доверял союзу с японцами хотели хотя бы одним глазком посмотреть на цивилизацию нового мира и на грозный храм... на храм желательно из далека. Полковник вместе со всеми рассматривал окрестности. Только, в отличие от остальных не любовался открывшимся пейзажем, а прикидывал, где можно организовать оборону в случае очередной смены настроения обитателей храма. Подозрения Лобова были ошибочными, полковник не стал агентом местного бога в стане россиян. И стопроцентного доверия к храму у полковника не было. Но была задача встать между местными правителями и олигархом в сложной игре по получению дивидендов от совместной проведенной операции и головоломных переговоров в храме. Мысли о том, как можно выиграть этот сложный эндшпиль уже выстраивались в красивый план.

В храме стояли тишина и полумрак, обычная обстановка, приятная созданию, правившему случайно занесенными в этот мир людьми уже более полувека. Тогда, в момент их появления, он первым из всех понял, чем могут быть полезны пришельцы. Он начал их перестраивать, ошибся, и это привело к гибели многих особей. Пришлось увести их в другое место и начать строить город заново. Люди назвали его богом и он не возражал. Он и был их богом. Он расселился по храмам, берег и направлял свой народ. Некоторые не согласились с его властью и ушли. Он не знал, где прозябает их маленькая колония. Ему хватало забот с оставшимися. Они размножались и он рос вместе с ними. Самураи стали его руками, прочих жителей города он контролировал время от времени. Были еще и прежние подданные, тупые рептилии, которых приходилось постоянно держать на контроле. Потом он испробовал на соседях изобретение, подсмотренное в головах людей — начал первую в этом измерении войну. Такие же, как и он, но менее сообразительные не ожидали его нападения, не понимали, насколько возросли его силы после присоединения к нему пришельцев. Теперь ему принадлежит весь остров. Главная задача, казалось бы, успешно выполнялась. И вдруг пришло понимание поражения. Впереди тупик. Все зря: приручение расы людей, война, захват огромных земель. Он пошел по новому пути и проиграл. Все победы лишь отсрочка неминуемого поражения. Надо искать выход. А новые решения давались трудно. Бог не был разумным в том смысле, который вкладывают в это понятие люди. Когда у тебя столько силы, разум уже не обязателен. Он предпочитал метод проб и ошибок.

Бог обратил внимание на стоявшего перед ним слугу. Сегун. Когда-то был предводителем тех, кто не хотел подчиняться, но стал удобным и послушным орудием. Именно в его мозгу бог нашел картину своего будущего государства. Именно эти картины будущего создали впоследствии проблемы... Новые пришельцы. Они так похожи на сегуна, такого, каким он был очень и очень давно. Они способны принимать решения без приказа. Какие знания в их головах смогут спасти глупого бога? И как оставить их в пределах своей силы?

Две шхуны с рыжими парусами подошли к мысу с идеальной точностью. Оба судна были созданы по одному проекту и не отличались ни размерами, ни типом парусного вооружения. Однако опытный глаз шкипера сразу заметил разительные отличия в обводах и деталях такелажа. "Исао Мару" по сравнению с систершипом выглядела кустарной китайской подделкой на фоне фешенебельного "мерседеса". Изящество вновь увиденной шхуны поражало. От киля до клотика это было с любовью изготовленное произведение корабельного искусства. Солидный возраст, заметный в потемневшем дереве корпуса и явно не новых парусах только подчеркивал ценность шхуны, которая могла бы украшать иной музей, но еще походит по неспокойным тихоокеанским водам.

Юра вышел на связь и передал приказ доставить переговорщиков с "Элис" на японскую шхуну. На борт катамарана перебрались Лобов и Ольга. Вал направился к японским шхунам. Без особых указаний ему было ясно, на каком судне находится руководство. Подойдя к борту, он передал штурвал Косте и решительно направился к сброшенному штормтрапу. Отпускать Ольгу на неизвестное судно в компании одного олигарха он не собирался. На палубе царили чистота и порядок. Возле мачты построился экипаж, а с кормы к россиянам подходили командиры— настоящие самураи, одетые как самураи, двигавшиеся как самураи и, наверно, пахнущие как самураи. Вал поразился насколько отличались они и от представителей этого сословия в Хиросиме и от того, что видел шкипер в голливудских блокбастерах и даже в японских фильмах. Это была не массовка. Это были настоящие феодальные воины, на которых много веков держалась мощь и благополучие страны восходящего солнца. Каменные истуканы, бронзовые статуи, на которые зачем-то надели яркие доспехи. Заброшенные в другое измерение они не утратили ни грамма своей самобытности, своей уверенности и гордости. Невысокий крепкий предводитель резко выговорил приветствие и обозначил поклон. Лобов проговорил в ответ выученную под руководством Ольги длинную фразу. Самураи, застывшие за спиной командира, образовали проход к кормовой надстройке. Тот еще раз обозначил поклон. Россиян приглашали на переговоры.

Самурай рассказывал удивительные вещи. Поверить в них было сложно, но они объясняли происходящее в Японии и Хиросиме. Вал слушал перевод Ольги забыв, что левую ногу свело от сидения на татами. Разговор длился уже дольше часа. Предводитель японцев, Танака, был, похоже зациклен на традициях. В обстановку каюты не вошли даже стулья, как вещь западная и посему декадентская. В каюте находились только он, его помощник Нобуо и россияне. Лишние не допускались— традиция.

С традиций, похоже, и началась история шхуны "Ниппон Мару" в тысяча девятьсот сорок шестом, когда пережившие катастрофу жители Хиросимы столкнулись с амо-но-дзаку. Танака никогда не видел чудовища, он родился спустя пять лет после страшных событий. Не видел его и старый Нобуо, в то время бывший помощником отца Танаки. По словам Нобуо, демона, поработившего жителей Хиросимы, не видел никто, просто люди перестали себя правильно вести. Под этим мягким определением скрывались события абсолютно немыслимые для любого человеческого общества, начиная с дикарей и заканчивая цивилизацией двадцать первого века. Люди перестали реагировать на окружающих и другие внешние раздражители, каждый, казалось, получил какой-то приказ и выполнял его любой ценой. Зачастую это было что-то нелепое и вполне безопасное — человек мог начать прыгать на одной ноге. Не страшно, если это не продолжается сутки подряд. Страшнее, когда на твоих глазах человек сжигает себя или уплывает за горизонт даже не оглянувшись на спасительный берег. Шхуна под командованием отца Танаки возвращалась из Токийского залива, где они тщетно искали японские города. Они выловили из воды пловца проплывшего больше десяти миль. Сначала все думали, что перед ними сумасшедший, но внезапно он пришел в себя и стал рассказывать. Про прыжки на одной ноге и сжегшего себя самурая. И про переставших дышать и про начавших есть камни. Про сорвавших себя одежду и срезавших с себя кожу.. Отец Танаки не пошел в порт. Он понял, что город захвачен неведомым врагом. Оставались традиции: бороться до конца, найти врага, попытаться спасти выживших. Шхуна кружила вдоль побережья, отлавливая тех, кто получил от демона задание и вышел за пределы города. Разведчики и те, кто покинул шхуну пытаясь проникнуть в город, чтобы спасти родных, не возвращались. Танака старший был самураем. Он выполнил свой долг— шхуна одиннадцать дней дрейфовала на виду у поселения перехватывая тех, кто плыл из города, шел из города, или полз из города— фантазия захватчиков была очень богатой. На двенадцатый день все вдруг прекратилось. Жители Хиросимы огромной колонной устремились из города. Они тащили с собой все, что выпало из большого мира. Они больше не ели камни и не скакали на одной ноге. С ними можно было разговаривать и они узнавали Танаку и его экипаж. Но они уже перестали быть японцами, они были людьми амо-но-дзаку.