Главная роль

"Такая женщина ничего не забудет". Впрочем, он не слишком переживал за Домициана.

Доступа в дома сенаторов у Максима не было, а просить Марцелла не хотелось. Потому актер решил приискать себе иное занятие. Воображал, что сделать это будет несложно, ведь Рим процветал. Рим строил, тачал, ковал, пек, месил, рисовал, ваял и так далее. Целые кварталы города получали название по названию ремесел. Был квартал сапожников и квартал ювелиров, квартал оружейников и квартал стеклодувов.

Несколько дней Максим обходил город, начиная с Эмпория, огромных складов на берегу Тибра. Он намеревался устроиться грузчиком, но хозяева складов только посмеивались: зачем было платить свободному, когда в изобилии имелись рабы? Примерно такие же ответы он получал в лавках и мастерских. Дороги и акведуки строили рабы, они же возводили храмы и жилые здания.

Максим не унывал. Не впервые искал работу. Намучался еще в двадцатом веке, когда безработица из явления, знакомого лишь по заграничным фильмам, стала реальностью. Театр, где играл Максим, не попал в число "придворных" и быстро погиб. Актеры разбрелись кто куда. Одни снимались в сериалах, другие — в рекламе. Третьи превратились в торговцев-лотошников. Он искал иного. "Если служить, так служить Искусству. Если работать, так что-то создавать". Первое время, правда, Максим подвизался грузчиком и шофером. Потом попал в мебельную мастерскую — столярничать умел и любил с детства. Конечно, ничего выдающегося не создал, но трудился добросовестно. А потом снова прорвался в театр...

Вот и теперь Максим проявил завидное упорство. Дольше всего обивал пороги столярных мастерских. Увы, и там трудились рабы.

От столярных мастерских Максим перешел к сапожным. Потом — к стеклодувным. Заворожено смотрел, как сплавляют воедино разноцветные стеклянные бруски, и на свет являются вазы "тысячи цветов". Еще более его поражали сосуды, созданные из сочетания разноцветных стеклянных нитей. Такие нити складывали в определенном порядке, так что после обжига возникали дивные рисунки. Название "мурринское стекло" показалось Максиму знакомым. Он вспомнил, что (если верить Сенкевичу) именно такую вазу разбил перед смертью Петроний, не желая оставить ее Нерону.

Но и в стеклодувных мастерских для Максима не нашлось работы. Ухмыляющаяся физиономия домовладельца начала преследовать его в кошмарах. Он уже подумывал, не наняться ли гладиатором, как-никак, некоторый опыт был, да и у бестиария подучился.

Решив следующим же утром вызнать у бестиария имя ланисты (того самого, что имел счастье видеть победу Максима над львом), актер впервые заснул спокойно.

Утро началось неожиданно. Правда, бестиарий явился, как обычно. Но следом за ним в комнату вошла Сервия.

Тит Вибий многозначительно усмехнулся и мгновенно исчез, Гефест, напротив, долго собирал, ронял и вновь собирал палочки для письма и таблички. Такое невинное любопытство возмутило бестиария, и Гефест был вытолкнут за дверь огромной рукой. Бестиарий и сам ушел.

Максим и Сервия остались наедине. Актер сделал неуверенный жест, не зная, предложить ли гордой римлянке сесть прямо на пол, или на единственное покрывало, служившее одновременно одеялом, скатертью и ковром. От удивления позабыл все знакомые слова. Не мог понять, что привело в эту каморку сестру сенатора. Сервия прислонилась к стене. Максим вспомнил, что однажды она уже стояла в изнеможении, не в силах поверить в чудесное спасение Марцелла. Неужели Домициан нарушил древний закон и вторично осудил ее брата?

— Амата Корнелия... — выговорила сестра сенатора.

Максим прирос к полу. Лицо Сервии оставалось неподвижным, только губы шевелились.

— Брат не может мне простить. Считает, все из-за меня.

— Что? — не понял Максим.

— Я заставила тебя вмешаться, просить Корнелию о заступничестве. Брат говорит, лучше было ему погибнуть, чем ее погубить.

Максим нагнул голову. "Домициан понял, что весталка принесла ложную клятву. Но как доказал? Или еще только пытается доказать? Сервия и пришла — предупредить". Максим хотел уточнить, так ли это. Слово "клятва" вертелось где-то в памяти, а на язык не давалось. Он спросил:

— Домициан уверен, что она солгала? Доказал это?

Губы Сервии беззвучно шевельнулись. Максим невольно подался вперед. Казалось, римлянка с величайшим трудом выталкивает из себя слова.

— Он и не доказывал. В другом обвинил. Обвинил...

Максим с гримасой жалости смотрел на ее дергающиеся губы.

— Обвинил...

Сервия произнесла незнакомое слово.

— Не понимаю, — нетерпеливо перебил Максим.

— Ее похоронят заживо.

Максим не знал, что у него сделалось с лицом, только Сервия крепче оперлась о стену. Актер же видел пред собой змеящиеся косы и быстрый, точно касание раздвоенного язычка, взгляд рабыни. "Донесла на весталку и Марцелла".

Он медленно, делая ударение на каждом слове, спросил:

— Брат? Обвиняет? Тебя?

Сервия мгновенно вспыхнула гневом. "Вот характер!" — мельком удивился Максим.

— Думаешь, брат склонил ее нарушить...

И снова прозвучало незнакомое слово, которое Максим истолковал, как "обеты".

— Долг — превыше всего. Так воспитана Корнелия, — запальчиво продолжала Сервия. — Так воспитаны все мы. Она могла спасти моего брата от смерти. Но не осквернила бы огня Весты. Нет.

Максим кивнул, сразу поверив. Силу характера весталки успел почувствовать вполне.

— Казнят обоих? Корнелию и твоего брата?

Сервия опустилась на голый пол. Максим сел напротив.

— Марцелл не переживет ее, — тихо сказала сестра сенатора.

"Как будто у него есть выбор", — с неожиданным раздражением подумал Максим. Повторил утвердительно:

— Казнят обоих.

— Нет.

— Нет?! Подожди. Их оговорила рабыня?

— Не их. Весталку.

Максим заподозрил, что чего-то не понимает. "Как можно нарушить обет безбрачия в одиночку?"

— Домициан не стал обвинять Марцелла. Зачем? Брат никогда бы не сознался.

Максим вновь согласно кивнул. Такого как Марцелл на куски разорви, слова не скажет.

— Домициан обвинил Валерия Лициниана и Целера.

Максим пожал плечами. Имена были ему совершенно неизвестны. И вдруг ему вспомнились два щеголя, выходившие вместе с Корнелией из цирка. Один следовал за паланкином весталки чуть не до Эсквилинских ворот. Максим воззрился на Сервию. Та подтвердила:

— Ты видел Лициниана.

"Лициниан и Целер". В их стойкости Максим вовсе не был уверен.

— Скоро осудят? — спросил Максим.

Он слышал, что император три дня назад отбыл в Альба-Лонгу, на загородную виллу. "Теперь поторопится вернуться".

— Уже осудили, — ответила Сервия.

— Домициан? — переспросил Максим.

— Великий понтифик, — подтвердила Сервия.

— Один? — Максим упорно сопротивлялся чудовищной вести.

— По праву Великого понтифика, — повторила Сервия.

Максим молча смотрел на нее. "Весталка спасла осужденного Марцелла. За это Домициан и наказывает ее. Именно за это. Казнит по тому обвинению, какое труднее опровергнуть".

— Лициниан и Целер?

— Целера казнили сегодня. По обычаю предков. Засекли розгами, потом обезглавили. Он до последнего кричал, что невиновен.

Максим на мгновение закрыл глаза. Теперь он знал, что такое "казнь по обычаям предков". Разом простил Целеру заигрывания с весталкой. "Погиб без вины".

— Лициниан?

— Подтвердил обвинение. Домициан пощадил его.

"Еще бы! Лициниан оправдал жестокость Домициана. Император казнит весталку, заодно и от неугодного сенатора избавится: Марцелл не переживет Корнелию".

Сервия встала, взялась за ручку двери. Повернулась к Максиму.

— Не знаю, зачем я пришла. Никто не может помочь. Сами боги отступились. Просто... — Сервия смотрела на Максима, подбородок ее мелко дрожал. — Один раз ты уже совершил чудо.

Она отворила дверь и шагнула за порог.

— Стой, — велел Максим.

Сервия повернулась.

— Не смотри так, — сказал Максим. — Не обещаю ничего.

Она все смотрела. Максим нагнулся, затянул ремешки башмаков.

— Пойдем к Марцеллу.

В узком коридоре дожидались Тит Вибий, бестиарий и Гефест. Судя по лицам троицы, они уже все знали, бестиарий рассказал. Все трое уставились на Максима с такой надеждой и ожиданием, что он растерялся. "Смотрят, как на командира. Мол, готовы исполнить приказ. А что я могу приказать?"

— Вперед.

* * *

По дороге Максим вспоминал, как в книгах и кинофильмах авторы освобождали любимых героев. "Подпилить решетки, как в "Оводе"? Беда, решеток нет. Весталка, наверное, заперта в храме или в доме. Кругом — охрана. Напоить стражников? Подсыпать в вино сонное зелье? Глупо. Где взять зелье? А если бы и взяли... В Риме порядки строгие. Не досмотришь за осужденной — головы лишишься. Представить только центуриона Квинта Септимия. Попробуй, заставь такого напиться! Испугать и разогнать? Привидением, что ли, одеться?" Максим вспомнил "Неуловимых мстителей", незабвенное: "А по бокам мертвые с косами стоят. И тишина!"

"Увы, трезвые римляне вряд ли испугаются". Максим ощутил некоторое раздражение. Как это лучшие умы человечества не потрудились предусмотреть выход из подобной ситуации?!

Еще большее неудовольствие он испытал, увидев, как бодро поспешают следом спутники. Тит Вибий поддразнивал учителя латыни, изредка и бестиарий вставлял веское слово. Даже Сервия ободрилась и пыталась улыбаться. Это заставляло Максима нервничать все больше. "Надеются на меня. А что я могу?!"

В доме Марцелла они застали скопление народа. Празднично одетые гости кружили по атрию, обменивались любезностями. Растерянный Максим не знал, что и подумать. "Самое время веселиться!" Обернулся за разъяснениями к Сервии. Но она — впервые за все время — залилась слезами и скрылась в своей комнате.

Максим не выносил слез. Когда на экзаменах сокурсницы начинали рыдать, он буквально корчился. Сейчас, при виде слез настоящего горя, почувствовал удушье. Это длилось одно мгновение. Потом стало легко. Он уже знал, что справится. Неизвестно как, но победит.

Отстранив с дороги управителя, он прошел в кабинет сенатора. Марцелл сидел за столом, что-то писал на восковых табличках. Рядом лежал остро отточенный кинжал. Увидев Максима, сенатор кивнул.

— Заходи.

— Кто это? — спросил Максим, указывая на занавес, отделявший кабинет от атрия.

— Свидетели. Подпишут мое завещание.

Максим издал невнятный звук. Марцелл сосредоточенно заносил поправки в таблички. На ходу пояснял:

— Многие устраивают прощальное пиршество. За обеденным столом вскрывают вены. Под звуки флейт и кифар спускаются в царство теней. Мне это не по нраву. Медленно расставаться с жизнью? Нет. Предпочитаю один короткий удар.

Сенатор получил желаемое. Короткий удар кулаком в лоб: терпение Максима иссякло. Кое-чему актер успел научиться у бестиария, благородный Марцелл полетел на пол. Тотчас вскочил на ноги. Максим подумал было, что удар кинжалом достанется ему, но Марцелл мгновенно овладел собой. Такая выдержка заслуживала одобрения, и Максим немного смягчился. Настолько, чтобы вторично не сбить с ног сенатора, когда тот заявил:

— Позволить ей умереть одной?

"Понял, за что!" Максим переспросил раздельно:

— Позволить ей умереть?

Лицо Марцелла налилось краской. Кажется, он впервые утратил власть над собой.

— Может, ты Юпитер, и в силах испепелить молниями стражу? Или Меркурий, и в силах похитить ее у них из-под носа? Или...

— Молчи! — рявкнул Максим.

Высокородный патриций умолк от удивления. Вероятно, впервые в жизни на него повысили голос. Максим сжимал и разжимал кулаки. "Только не сомневаться. Стоит усомниться — и ничего не сделаем".

Он прошелся по комнате и задал уже традиционный вопрос:

— Как казнят?

Марцелл тяжело оперся о стол. Максим по-хозяйски хлопнул в ладоши. Явившемуся на зов управителю приказал:

— Вина!

Управитель скосил глаза на хозяина, тот слабо кивнул. Спустя минуту раб принес чаши и кувшин. Максим с удовлетворением отметил, что чаш было две — его уже не считали пустым местом.

Марцелл только пригубил вино. Глядя в глаза Максиму, сказал ровно, отчетливо, бесстрастно:

— Хоронят заживо. Зарывают в землю на "Поле нечестивых".

— Где это?

— За Коллинскими воротами. Там выкопают яму... склеп... — Марцелл на мгновение прикрыл глаза, провел пальцами по переносице. Затем таким же, лишенным интонаций голосом, продолжал: — Оставят зажженный светильник немного воды, хлеба, молока и масла. Потом опустят плиту и засыплют землей.

Он снова поднял чашу, но расплескал вино, не донеся до губ. Резко поставил чашу на стол. Раздался неприятный, царапающий звук — бронзовая чаша ударилась о мраморную столешницу.

— Много людей вокруг? — спросил Максим.

— Не знаю. Никогда не видел. На моей памяти никто не казнил весталок! — он сбавил тон, невесело усмехнулся: — Зевак сбежится предостаточно, можешь поверить.

— Часовых поставят?

Марцелл медленно повернулся и посмотрел на актера.

— Ты... ты хочешь... Надеешься?..

— Отвечай.

— Не знаю. Не думаю. Нет. Зачем охрана? Никто и никогда не осмеливался...

Максим побарабанил пальцами по столу. Плиту опустят, засыплют землей. Пока разойдутся зеваки, пока стемнеет, пока снова удастся разбросать землю и поднять плиту. А если камни еще зальют цементом... (Кажется, именно римляне изобрели цемент?) Девушка может задохнуться прежде, чем...

— Склеп велик?

Марцелл ударил костяшками пальцев по мраморной столешнице. Раз, еще раз и еще. Ссадив кожу до крови и приведя себя таким образом в чувство, откликнулся:

— Не видел ни разу. Слышал: туда спускаются по ступеням. И помещают ложе для весталки.

"Вот как? Значит, не просто могила. Это внушает надежду. Все равно, счет пойдет на секунды".

— Она умрет от ужаса, — проговорил Марцелл.

Максим в упор взглянул на сенатора — с некоторой даже насмешкой.

— Амата Корнелия? Не умрет.

Марцелл поднялся.

— Что нужно сделать?

Это был тон воина. Максим перевел дыхание. Малая победа, но все-таки победа. Он заставил Марцелла сражаться.

Не давая себе расслабиться на столь отрадных мыслях, Максим принялся загибать пальцы.

— Первое. Инструменты.

Попытался сообразить, что именно потребуется. Прежде всего, конечно, лопаты. Причем несколько, чтобы работать всем сразу. (Не забывать, спасение — в быстроте!) Потом, что-нибудь вроде долота или зубила и молотков — разбивать цемент. Затем, рычаги. Плиту необходимо поддеть и поднять. Вероятно, это будет самым сложным.

Названий инструментов Максим не знал и принялся было объяснять на пальцах. Но тут Марцелл позвал управителя, и втроем они отправились в одну из кладовых. Управитель выслал рабов, по-видимому, отбиравших инструменты для починки, зажег еще несколько светильников и принялся водить Максима вдоль полок. Марцелл вышел.

После придирчивого осмотра, Максим отобрал несколько рычагов, долото, зубило ("Интересно, когда начнем долбить цемент, стражи не сбегутся?"), молотки, пару железных крючьев, лопаты, заодно прихватил и несколько крепких веревок. Оглядел инструменты, в сомнении покачал головой. "Ничего не упустил? Посылать за недостающим будет некогда. Один инструмент забудешь — весталка погибнет".