Земля за океаном (альтернативная история)

До того, как перебраться в Иркутск Баранов пять лет вел дела в Москве и Ст.Петербурге. В 1780г. взял у Голиковых винный откуп. Затем построил свою винокурню, а в 1785г.— первый (как мне кажется) в Сибири стекольный завод. По словам профессора Лаксмана регулярного образования не имеет, однако самостоятельно изучал химию и горное дело. В 1787 г. за ряд работ был избран членом Вольного Экономического общества. В том же году, со своим братом Петром, основал на реке Анадырь торговую факторию. За вклад в освоение новых земель и развитие промыслов получил почётное звание "гость" в городе Иркутске. Но ещё ранее у них с Голиковыми случился разлад.

Г.Шелихов тогда же предложил Баранову вложить деньги в американские экспедиции или отправиться в Америку управляющим, но тот, дорожа своим делом, отвечал отказом. Однако в 1789 г. немирные чукчи разграбили склады на Анадыре, а факторию сожгли, что почти привело обоих братьев к разорению.

Опасаясь за благополучие семьи Баранов согласился принять на себя управление колониями".

19 августа 1790 г. Баранов вышел в море на "Трех святителях" с грузом мехов на борту. Уж в пятый раз галиот шёл привычным курсом из Охотска в Кадьяк, но, принёсшее Шелихову удачу судно оказалось несчастным для нового правителя. "По выходе из Охотскаго порта, вскоре замечено было, что бочки с водою имели сильную течь; а потому выдача оной была уменьшена до четырех чарок на человека в сутки. 4 сентября Баранов прошел первым Курильским проливом, и хотя располагал следовать прямо в Кадьяк, но по недостатку воды, между людьми команды состоявшей из 52 человек, начали оказываться болезни. По сей причине он решился спуститься в Уналашку и 28 сентября стал на якорь в бухте Кошигинской.

Запасшись водою судно было готово к выходу 30-го числа; но ввечеру того же дня

сделался шторм, судно дрейфовало с якорей, прижало к берегу и удары об оный предвещали все ужасы кораблекрушения. Во время бурной и мрачной ночи, сильныя волны набегая одна за другою разсыпались по палубе; люки были сорваны и судно немедленно наполнилось водою. По среди такого разрушения, ничего не оставалось более как спасать людей. Поутру с отливом моря поспешно выгружали на берег, что можно, а с приливом должны были кончить работу. Шторм не утихал, и в ночи на 6 Октября судно совершенно разбилось. Компанейского груза спасено весьма немного, экипаж и пассажиры лишились всего бывшего с ними имущества. Никто не погиб, но половина людей побилась при высадке, спасая груз. Мореходы и работные тряслися от холода, сбившись вкруг костров, более дымных нежели теплющих. Сам Баранов, сильно расшибшийся о камень, не способен был стоять. Еле двигаясь он принялся готовиться к зимовке с запасом провизии в 4 бочонка ржаной муки, с 11-ю ружьями и малым бочонком пороху оружья и в той одеже, что была на людях. Но первым делом приказал просушить ту малую толику пушнины, что удалось спасти.*(1).

Тут фортуна, последнее время сурово с ним обходившаяся, решила смилостивиться.

На другой день по высадке Баранов отправил вдоль берега партию из трех работных под командой Александра Молева, дабы известить о несчастии и просить помощи. В 4 дня партовщики добрались до Капитанской гавани

Удач, как и беда, одна не ходит. На 2-й день по приходе партии Молева в гавань зашли "Св. Николай" и "Рейнджер". Правитель ван-Майер, устав дожидаться судна, решил идти в Охотск, а по дороге завернул на Уналашку, проведать, нет ли каких известий. Известия ж оказались самыми достоверными. В вечер другого дня оба судна прибыли в Кошигинскую бухту. Утром погрузили на борт людей и на всех парусах побежали обратно на Кадьяк".

Ещё через два дня потерпевшие кораблекрушение высадились в гавани, названой в честь их погибшего судна.

"св. Николай" и "Рейнджер", даже не освежив запасов воды, ушли в Макао, а Баранов, ещё лежачий, начал принимать дела у Деларова. В его подчинение переходило по описи: 6 крепостей, 7 поселений, 338 промышленных, 764 аманатов и каюров*(2) и более 9 тыс. конягов и алеутов.

Встав на ноги и как следует оглядевшись, новый правитель понял "сколь тяжкую ношу взвалила судьба на его плечи". Он полностью разделял взгляды Шелихова-"открытые новые земли— есть продолжение земли российской", да и планы расширения и освоения новых рубежей, составленные ван-Майером, были ему по душе. Но одно дело предполагать и планировать, другое— тяжкое бремя чёрной работы, "кто не знает, что легче предписывать, чем исполнять?" Кроме того Шелихов и ван-Майер, как главные пайщики, могли позволить себе некоторые отвлечения. Главная же задача Баранова, как управляющего, состояла в исправной поставке должного количества мехов.

Начинать следовало с дисциплины. За последнее время работные распустились. Якоб, которого после судилища в 1787 году крепко побаивались, бывал на Кадьяке наездами, а Деларов был слабоват в кулаке для управления буйной братвой. Баранов когда уговорами, когда жёстким давлением отрегулировал дела житейские. Конфисковал игральные карты. Сам не дурак выпить, строго распорядился: "Пить только на досуге— по воскресеньям и праздникам". Не имея возможности удержать работных от сожительства с алеутками, приказал: "Прижив детей, оных воспитывать".

Второй, по срочности, задачей встал вопрос о переносе главной конторы. Лес вокруг поселения был сведён подчистую и за топливом приходилось отправлять людей за многие вёрсты. После землетрясения 1788 г. берег осел и подмытые волнами защитные валы у гавани грозили вот-вот рухнуть. На примирённом уже Кадьяке это было не столь важно, однако в новых условиях гавань не давала судам надёжного убежища, особенно при западном шторме.

В своей инструкции Якоб ван-Майер рекомендовал перенести главную контору на остров Ситха, но этот проект требовал задействовать по меньшей мере два судна и до 200 работных и охотников, а значит резкое падение добычи. Пойти на такое в первый год своего правления Баранов не мог.

В конце зимы, полностью поправившись, он совершил инспекцию кадьякских поселений. Тагакское и Карлукское поселения ему не показались, хотя карлукская артель добывала большую часть рыбы для снабжения Компании. Зато его привлёк превосходный залив Чиниак на восточном побережье острова, где ещё в 1786 году было заложено поселение. Не долго думая Александр Андреевич объявил о начале строительства новой столицы Русской Америки "Павловская гавань" (в честь наследника престола).

По возвращении в Трехсвятительскую гавань Баранов принялся за налаживание схемы промыслов, которая стала основной на ближайшие годы.

Все зависимые алеуты, коняги и чугачи, по разнарядке были сведены в несколько байдарочных флотилий— "партий". Самая крупная, "главная", партия формировалась на Кадьяке из самых сильных и молодых охотников. На промысел она отправлялась в апреле и двигалась вдоль побережья материка на восток и юго-восток до Александровского архипелага. В последующие годы к ним по дороге стали присоединяться байдарки аляскинцев, танайна и чугачей.

Вторая партия, называемая "тугидакской" (от названия о.Тугидак), охотилась у юго-западных берегов Кадьяка, у островов Укамок и Унги.

Третья партия, "еврашечья", промышляла на северо-восток от Кадьяка и у западной оконечности полуострова Кенай.

Для охоты на Алеутских островах высылалось около 150 байдарок, из которых формировалось 5-6 небольших партий.

Метода сия быстро доказала свою эффективность, уже летом 1792 г. "Нортштерн" принял для отправки в Макао пушнины на 500 тыс. рублей.

Весной 1792г, отправив с главной партией всего 160 байдарок (богатая прошлогодняя добыча позволяла это), Баранов увеличил еврашечью партию до 200 байдарок и присоединил к ним 78 промышленных на байдарах. Этот отряд он повёл к северо-восточному побережью Кеная, где в удобной бухте, найденной во время разведки в 1787 г., 23 мая заложил Воскресенскую крепость.

В партию были отобраны лучшие плотники, добычи рыбацких и охотничьих команд хватало с лихвой, конкуренты ещё не спохватились. Стены росли прямо на глазах.

Убедившись, что строительство под руководством передовщика Егора Пуртова продвигается успешно, правитель, во главе 30 промышленников на двух байдарах и 120 байдарок, пошёл вокруг Кенайского полуострова в Чугацкий залив. Там, в юго-западной части залива их должен был ждать Герасим Измайлов на "св. Симеоне". Охотиться в те немирных местах, да ещё рядом с "лебедевцами", что обустроились в Георгиевской бухте, без прикрытия пушек было рискованно.

Обошли побережье залива, взяли аманатов в трёх селениях и направились в Нучек.

Как ни странно "лебедевцы" не отреагировали на наглую выходку конкурентов, то ли не успели среагировать, то ли просто не смогли собрать в разгар сезона достаточно людей.

Но без войнушки не обошлось.

На острове Нучек, в заливе Константина Баранов встретился с Измайловым и узнал от него, что где-то в окрестности обретается большой отряд колошей и угалахлютов с мыса св.Ильи, которые пришли мстить местным чугачам за какие-то обиды. Поэтому чугачи отъехали на остров Очок, где удобнее обороняться.. Отправив байдару с частью своих людей вместе с кадьякскими партовщиками для разведки промыслов, Баранов разбил лагерь в южной части залива на невысоком островке лежащем при входе в залив Нучек. Островок этот соединялся с большим островом Хтагалук естественной галечной плотиной, шириной 25 саженей, а длиною более версты..

В лагере вместе с Барановым оставалось 16 русских и 150 кадьякцев. Александр Андреевич намеревался посетить Очок и повидаться там с "укрывающимися от колюж достойными чугачами". Имея при себе около 20 чугачских заложников-аманатов и расположившись в столь удобном месте, Баранов не опасался нападения и, вопреки обыкновению, не укрепил своего лагеря рогатками..

Отправиться на встречу с "достойными чугачами" ему не удалось. Сначала заштормило. Затем, 13 июня, укрываясь от шторма в бухту зашёл бриг "Феникс" под британским флагом. Капитан Мур опасался скопления туземцев на берегу но выйти в море не мог по причине повреждения мачт и такелажа. Успокоился он лишь когда сам Баранов поднялся к нему на борт и только удивлялся, как это правитель не беспокоясь остаётся со столь малым отрядом среди сотен вооружённых дикарей. Баранов выделил в помощь матросам для ремонта судна своих людей знающих ремесло и отправил охотников добыть свежего мяса для гостей.

Все пять дней, что продолжался шторм, Александр Андреевич то пребывал в гостях на борту "Феникса", то принимал капитана Мура в своей палатке на берегу. Общались они на немецком языке, который оба знали одинаково плохо. Это не помешало общению и именно Хью Мур первым сообщил Баранову, что шведский корсар Джон Кокс умер от лихорадки в Кантоне и, как честный покойник, не может теперь представлять опасность для русских поселений. На шестой день, перед выходом в море, Мур подарил Баранову своего слугу индийца Ричарда, сказав, что "по способности к языкам сей Ричард свободно говорит по аглицки и скоро выучит русский дабы служить толмачем". Александр Андреевич отдарился лисьим одеялом, меховой камлеей и несколькими чугачскими безделушками.*(3)

На другой день Баранов занялся делами, которые несколько запустил за неделю непрерывного гостевания, а с утра намеревался отправиться на Очок. В ночь с 20 на 21 июня 1792 г. лагерь был внезапно атакован эяками и тлинкитами из Якутатского залива, выступившими в поход чтобы отомстить чугачам за их прошлогодний набег. Хотя военный отряд насчитывал в своём составе не более полутора сотен воинов, не располагавших огнестрельным оружием, они решились напасть на стоянку русских, которую вначале приняли за становище чугачей. Но и разобравшись в своей ошибке, индейцы всё же "поиспытать сил своих отважились, зная притом, что много есть богатства с нами"

Индейцы подобрались к спящему лагерю в излюбленное ими для нападений время: "в самую глубокую ночь пред зорею". Хотя в карауле и стояли пять человек, но "за мрачностию ночи" тлинкитов заметили только когда те были уже в десяти шагах. Со всех сторон ворвались индейцы в лагерь, пронзая копьями палатки и выбегающих оттуда полусонных людей. Ружейная стрельба не могла сдержать их натиска, "ибо одеты они были в три и четыре ряда деревянными и плетёнными куяками и сверху ещё прикрывались лосиными претолстыми плащами, а на головах [имели] со изображением лиц разных чудовищ претолстыя шишаки, коих никакие ни пули, ни картечи наши не пробивали." Положение Баранова было тем более опасным, что больше половины из его людей было новичками, которым не приходилось ещё попадать в подобные переделки. Тлинкиты же, "наблюдая совершенный порядок в движениях по голосу одного повелевающего стройно к нам приближались, а часть только отделённая бегала туда и сюда, причиняя вред нам и иноверцам." Баранов выбежал со сна в одной рубахе, которая тотчас оказалась проколота индейским копьём, спасла правителя лишь поддетая под рубахой дарёная Якобом кольчуга. Вокруг градом падали стрелы. Чугачи и кадьякцы, видя, что их оружие бессильно против доспехов тлинкитов, в панике бросились к байдарам и поспешно отвалили от берега, а те из них, кто остался на берегу, "теснясь в нашем стане отнимали действие рук". Александр Андреевич метался по лагерю, ободряя людей и руководя огнём из однофунтовой пушки, которую перетаскивали "на все стороны, где опасности более настояло." Но даже три выстрела из этого орудия не могли опрокинуть рвущихся вперёд тлинкитов: "Два часа они стояли и мы огонь по них производили до самого разсвета." И новички-казары и бывалые старовояжные держались с равной стойкостью, отражая упорный натиск индейцев. Особенную неустрашимость, отмеченную Барановым, проявил Федор Острогин.

Тлинкиты отступили лишь когда к берегу причалила присланная Измайловым байдара с вооружённой подмогой. Они отошли, унося своих раненых и уводя 4 из чугачских аманатов: мальчики подумали, что на лагерь напали их соплеменники чтобы отбить заложников, а потому сами бежали в сторону нападавших, угодив в руки своих исконных врагов. Баранов подсчитал потери. Из русских погиб один; кадьякцев потеряли 9 человек и 15 было ранено. Тлинкиты, отступая, оставили на поле боя тела 12 своих воинов, а так же одного смертельно раненого, который успел сообщить о подходе к Нучеку ещё десяти боевых каноэ, собранных для похода на кенайцев (атапаски-танайна). Известие это обеспокоило Баранова и он послал людей разведать намерения отступившего неприятеля. Выследить индейцев было нетрудно: они выносили своих раненых и по каменистой земле острова на две версты протянулись кровавые полосы. Так что по этому-то кровавому следу партовщики, не смотря на утренний туман и моросящий дождь, вышли к потайной стоянке нападавших.. Они успели рассмотреть очертания удаляющихся прочь шести каноэ. Встревоженный Баранов поспешил с возвращением на Кадьяк, опасаясь внезапного вторжения колошей в Кенайский залив.*(4)

Тотчас после такой встречи Александр Андреевич срочно затребовал у Правления компании присылки оружия: "колчуг или пансырей сколко можно более ... и ружья со штыками весма нужны в опасных случаях, сколко нибудь гранат и поболше пушки..." С тех пор до самого конца своего пребывания в Америке Баранов не расставался с кольчугой, носимой им под верхней одеждой.