Zemlya za okeanom (plus 13)

— Наводить вверх до упора!

Зеленой (это он стоял у румпеля в самый ответственный момент) прижал бриг к пароходу так, что обломки гребного колеса со скрежетом прошлись по ошивке "Чехалиса". Любое другое судно от такого "поцелуя" получило бы пробоину, но ледовая шуба, двойные шпангоуты и дополнительный ряд бимсов выдержали удар. Зацепившись реями за такелаж "Барракуды" бриг застыл на месте, но команды "Пли!" не последовало. Орудия "Чехалиса", оказавшиеся всего в трех футах от борта парахода, не могли задрать свои стволы достаточно высоко чтобы бить по палубе, а бестолку калечить борт парохода, который уже считал своим, Зеленому не хотелось. Впрочем, на такой случай, у лейтенанта был козырь в рукаве.

— Марсовые, пли!

С рей "Чехалиса" на палубу "Барракуды" обрушился свинцовый дождь. Во время поворота четверо моряков угнездились там вооруженные мушкетонами. В компанейских магазинах было достаточное количество этого эффективного и многократно испытанного в деле оружия, а портовые мастерские быстро переделали их кремневые замки на более надежные пистонные.

Многие пули нашли свои жертвы из команды парахода, а одна, самая удачливая, нанесла смертельную рану лейтенанту Стирлингу.

Гибель командира не помешало экипажу "Барракуды" оказать отчаянное сопротивление и не их вина, что в этой игре понтировали русские, которые сдали себе все козыри. Даже единственное преимущество англичан, более высокие борта, играло против них. Попытки обстреливать противника из ружей и пистолетов пресекались радикально. В арсенале брига было более 30 револьверов и каждый англичанин, перегнувшийся через фальшборт, чтобы выстрелить, тут же получал две или три пули. Марсовые стрелки, к тому времени, сжигая себе ладони о тросы, успели уже слететь вниз на палубу и лишь один из них был ранен.

Командоры "Барракуды", придав всем своим шести дальнобойным орудиям максимальный угол понижения, выпалили по "Чехалису". Однако их двухпудовые бомбы, пролетев сквозь снасти брига и оставив за собою обрывки такелажа, упали в море саженях в десяти от его борта. Большую, чем бомбы, опасность представляли упавшие на палубу горящие пыжи, впрочем тут же залитые пожарной командой.

Повторить залп англичанам не удалось. По команде Зеленого на палубу "Барракуды" полетели десятки ручных гранат. Непрерывный грохот и вспышки ошеломили англичан и они не успели отреагировать на следующую команду лейтенанта.

— Абордаж!

Бой, от броска гранат и до спуска флага, продолжался три минуты. Победа была полной. Из 75 человек команды "Барракуды", кроме командира, погибло 13 моряков и более 40 были ранены. В экипаже "Чехалиса" оказалось всего 5 раненых. При этом, к великому сожалению Зеленого, приз ему все же не достался.

К концу "собачьей" вахты ровный вестовый ветер усилился, а еще через час вырос до штормового. Течь, образовавшуюся от взрыва, закрыть не удавалось, а ручные помпы не успевали откачивать воду. Мощная паровая помпа бездействовала. На "Чехалисе" не было механника, а старший механик "Барракуды" лейтенант Боултон отказался сотрудничать с "пиратами". Он же, оставшись старшим офицером в экипаже парахода, запретил англичанам вставать к помпам. В 8-30 лейтенант Зеленой приказал оставить параход.

Из-за усилившегося волнения, кроме славы и пленных, победителям, в качестве трофеев, достались только флаги "Барракуды", тощая корабельная касса, бумаги да некоторые мелочи, прихваченные на память о бое. Впрочем, просмотрев бумаги, лейтенант тут же перестал вспоминать потерянный пароход. Для его карьеры добыча оказалась куда как ценной — доклад адмирала Стирлинга. В нем сэр Джон излагал весь ход переговоров о заключении соглашения о навигации, по которому для снабжения флота, участвующего в военных операциях, можно получить в Хакодате и Нагасаки продовольствие и воду, а также с оговорками, которые не стоили и копейки, производить ремонт. Самый северный и самый южный порты готовы принять корабли союзников. Японцы согласились на все это нехотя, делая вид, что это не для войны, а просто для приходов кораблей, выражающих чувство дружбы, они действовали при заключении соглашения, "закрывшись веером", то есть глядя сквозь пальцы на его цели. Но они торжественно объявили о своем желании сохранить нейтралитет.

Зеленой был так рад нежданной удаче, что когда, после обеда, Давидович заявил о своем видении проблемы, мол "Барракуда" им не досталась только потому, что напали на нее в шабат, лейтенант торжественно обещал помощнику не нападать на противника по субботам. На другой день, повстречав идущий в Сан-Франциско бостонский бриг "Красавица Алабамы", Зеленой, присовокупив к бумагам Стирлинга свой рапорт, отправил их в сопровождении раненого в ногу матроса Фесуна.

То ли благодаря обету командира "чтить день субботний" и его ругани, то ли благодаря молитвам помощника "Чехалису" везло. За три месяца крейсирования они захватили 18 призов, общей стоимостью 700 тыс. руб., и без потерь вернулись домой.*(7)"

Остальные юконки прославились не меньше "Чехалиса", но им не довелось вернуться к родному причалу. "Чугачу", под командованием Александра Антоновича Хализова, достался один из самых ценных призов в эту компанию. В виду мыса Кулун им был захвачен небольшой клипер "Гиммалех" шедший из Мадраса с грузом, стоимостью более 100 тыс. ф.с.*(8)

Из Гонконга на помощь "Гиммалеху" на всех парах шли две канонерки. Хализов, определивший ценность приза, а также то, что паруса "Чугача" после единственного удачного залпа "Гиммалеха" более напоминали решето, решил сделать рокировку. Оставив свой бриг с горящим фитилём в крюйт-камере он перевёл весь экипаж "Чугача" на "Гиммалех", высадив его команду на шлюпках. Взорвавшийся бриг и дюжина шлюпок задержали канонерки и позволили клиперу уйти от погони.

Но наибольшую известность получил "Чинук" благодаря не столько выпавшим на его долю приключениям, (его команда, покинув бриг, почти год провела в Китае), сколько литературным талантам его командира — Алексея Алексеевича Пещурова.

"Тот, кто, начитавшсь романов, думает, что капитан корсара проводит время стоя на "носу своего корабля, запахнувшись в черный плащ и вперив гордый взор в мрачный горизонт" фатально ошибается. Лично мне, с первого дня командования "Чинуком" пришлось с головой погрузиться не в морские волны, но в волны судовых документов. Судовая роль; интендантский журнал; журнал приема больных; отчетности о расходах старшего конанира; боцмана и плотника о снабжении; общий перечень полученной и оприходованной провизии; свидетельство о количестве выданных водки и рома; не говоря уже о шканечном журнале и журнале записи приказов и писем. Это было первое мое, вполне ответственное знакомство с судовой документацией, и знакомство это мне было очень не по душе.

Моряк — созерцатель обитает в романах; в морях кочует моряк — практик. Он использует силы природы, а не умиляется красотам. Не богиню Аврору приветствуют пушечные выстрелы, нет, это приказ встречному судну лечь в дрейф...

Даже такому маленькому судну как "Чинук", водоизмещением всего 97 тонн, требовалось удивительно много припасов. Кадки с солониной и маслом; бочки с сухарями и мукой; пронумерованные бочонки с водкой, ромом и порохом (молотый и гранулированный), а также запалы, пыжи, ядра (цепные, цементированные, кассетные, овальные, круглые) и бесчисленное количество всякой всячины... — блоки, тали, одиночные, двойные, ракс-бугели, ординарные, двойные, плоские шкивы и an ets — способные составить целый синодик. А сколько всему этому требуется места в трюме...

При его строительстве больше думали о прочности, нежели о емкости трюма. Излишние шпангоуты, дополнительные бимсы, огромные кницы занимали слишком много места. А нос был так укреплен, что форпика (это помещение в носу, где обычно устраивают кубрик) вообще не было. Именно поэтому нос моего кораблика был слишком тяжел, так что и думать нечего было ставить погонные пушки. Зато было на "Чинуке" нечто отличавшее его от всех других кораблей. Балластом ему служили не камни и не чугун, а целый ряд заполненных водою цистерн. В случае необходимости, перекачивая воду, можно было менять осадку судна. А при посадке на мель команда, не перемещая в трюме груз, с помощью двух помп, могла выкачать всю воду менее чем за час и снявшись с мели, за такое же время, закачать обратно забортной воды. У меня же в цистерны была закачена пресная вода, запас которой, в случае необходимости, мог обеспечить нас на 4 месяца.

(Прошу любезного читателя простить меня за столь подробные описания, не слишком интересные для людей, далеких от моря. Но скучные детали эти в дальнейшем сыграют в нашей судьбе роль немаловажную и даже решающую.)

Эта вода предназначалась экипажу, которому так же требовалось место. На такой скорлупке, как "Чинук", при трех вахтах яблоку упасть негде. Кораблик у меня был славный, но просторным его не назовешь. Трехвахтенная система позволяет нижним чинам время от времени спать всю ночь, меж тем как при двух вахтах не более четырех часов. С другой стороны, при двух вахтах, получается так, что половина экипажа имеет в своем распоряжении все пространство в кубриках, чтобы подвесить там свои койки, пока другая половина работает на палубе. Но и тогда на каждого приходилось не более 14 дюймов, то есть пол аршина, пространства. Вот и представьте себе, как могут устроиться 92 человека на корабле длинной 132 и шириной 26 футов.*(9) Маленькие каюты были только у меня, офицеров — Ивана Зарубина, Якова Истомина и Владимира Плюшкина, да у старшего канонира, плотника и боцмана были свои закутки. Моя каюта была самой большой — 12 футов в длинну, 8 — в ширину и, невероятная роскошь, кормовой иллюминатор, по размеру более напоминающий бойницу.

Вы скажете — каморка привратника? Нет. Редчайшая превилегия в море. Служа на "Палладе" и других кораблях, я, разумеется, мог сколько угодно смотреть в иллюминаторы кают-компании, но при этом никогда не оставался один, всегда ощущая деятельное присутствие сослуживцев. Только на "Чинуке" довелось мне впервые почувствовать капитанское одиночество, явственно ощущавшееся даже за тонкими переборками. И это одиночество было мне по душе.

Мои помощники чувствовали то же. Зарубин — подпоручик корпуса корабельных инженеров и Истомин — тоже подпоручик, но по шкиперской части, были молоды и совсем недавно получили чины. Зато Плюшкин — третий помощник, не был даже офицером и служил на "Палладе" унтер-цейхватером, но числился по флоту уже 20 лет, дольше, чем я и мои помощники вместе.

Прочитав список офицеров "Чинука" можно понять, как не хватало на Тихом океане командиров в ту компанию. И не только офицеров, но и нижних чинов. Менее половины их были с "Паллады", остальные — с компанейских судов, по большей части из евреев. В отличие от наших старослужащих, специально отобранных матросов, это был невзрачный народец, хотя грех жаловаться, моряки не плохие. А то, что военной службы не знали, так боцман их быстро просветил. Ведь боцман Суровцев с "Авроры", прослуживший на флоте не меньше Плюшкина, был настоящим боцманом, точно, как в матросском стихе, нивесть когда написаном.

Грозный боцман по палубе носится,

Хриплый рык его всюду разносится.

Коли брови он хмуро супит,

Значит, скоро линьком отлупит!

Корабельщина наша жила обыденно: в 7 — трель побудки; в 9 — барабан к молитве; Богу отдав Богово, отдавали Нептуну Нептуново; в обед чарочка полагалась; в половине 6-го баловались чайком; два часа спустя ужинали, а там, глядишь, пора в койки. Ей-ей, славно! Но вахты? Но судовые работы? У каждого брали они ежедневно 12 — 14 часов. Ну, да ведь в корабельной размеренности есть известная прелесть. Как говорят — первые 90 лет тяжеленько, а после обыкнешь...

...Первую свою добычу мы встретили утром 29 марта. Слабый ветер не смог разогнать туман, через который тускло проглядывало Солнце. Пробило четыре склянки и тут же засвистала боцманская дудка, подававшая команду "Койки вязать!" Послышался топот десятков моряков, кинувшихся на палубу, чтобы сложить койки в бортовые сетки... Началась утренняя уборка. Марсовые, баковые и шканечные окатывали палубу и драили ее брусками пемзы до тех пор, пока вода не стала похожей на снятое молоко из-за смеси мелких частиц камня и дерева палубы. Подчиненные старшего канонира обхаживали пушки...

Постепенно рассеялся туман и тут впередсмотрящий крикнул.

— Парус! С подветренного борта! Три румба от траверза!

Милях в трех от нас ловил ветер прекрасный клипер. Даже на таком расстоянии он поражал изяществом и стройностью линий. Под массой белоснежных парусов судно походило на царственную морскую птицу, готовую подняться в небо. Даже превосходный компанейский барк выглядел бы рядом, как ухоженная ломовая лошадь.*(10)

Чайный клипер — редкостный, почти недостижимый приз. "Чинук" был превосходный ходок, при хорошем ветре мы могли идти до 16 узлов, но клипер, при том же ветре, сделал бы 18. Его беда и наше счастье, что ветра почти небыло. Просто чудо в этих водах в марте, времени муссонов. Вместо обычных в это время сильных и постоянных NW и W ветров, потягивали легкие порывы. Тяжело осевший, полностью загруженный клипер, пытался поймать парусами эти ускользающие выдохи Эола, но почти не продвигался, "Чинук" же делал 2 узла. Я приказал выкачать воду из носовых цистерн, невероятная расточительность в открытом море, и бриг быстрее заскользил по волнам, хотя добавочных парусов не было поставлено, как будто не проявлял намерения сблизиться с клипером. Со стороны казалось, что американский "купец" спешит по своим коммерческим делам.

Клянусь, в те минуты я совершенно не думал о том, что клипер, идущий в марте курсом на Z несомненно загружен чаем, судя по тоннажу ценою не менее миллиона рублей серебром. Меня привлекало само судно...

Когда до клипера оставалось менее мили ветер стих, и наполненные до этого паруса наши сникли. Однако, еще до того, как окончательно потерять ход, я приказал ставить весла. Их на "Чинуке" было 8 и на каждое приходилось по 5 гребцов. Длинные весла от их усилий опасно гнулись, направляя бриг к добыче. Это была тяжелая, очень тяжелая работа...

На клипере, теперь уже можно было прочитать его имя — "Фучжоу", увидев наш маневр заволновались и выстрелили из пушки. Как бы отвечая на вызов с грота "Чинука" медленно сполз звездно-полосатый и взвился Андреевский флаг. Я не опасался пушек "Фучжоу". Мы подходили со стороны кормы, где их не было и наш бриг, в отличие от клипера, мог маневрировать.

Как оказалось, я ошибался. Канониры "Фучжоу" смогли довернуть половину пушек правого борта и разом выпалили. Над палубой клипера взвились облака дыма. Три ядра с плеском упали за нашей кормой, одно пролетело на уровне стен-краспиц, а последнее пробило фальшборт, разбило кормовую помпу, сломало брюк пушки номер 6 по левому борту и стало с грохотом крутится по палубе, загоняя гребцов на ванты. К счастью никто не был ранен, а следующий их залп оказался безрезультатным.