— Когда Вы в последний раз встречались с Феликсом Старопалатовым? — Терпеливо повторил он.
Я задумался. Честно говоря, было отчего. Феликса я не видел со школы. То есть, на выпускном вечере в последний раз, и было это так давно, что и вспоминать страшно. Наклонившись, поднял салфетку, положил её на стол, взял другую.
— Не знаю. — Честно ответил я.
— Постарайтесь вспомнить.
— Да не знаю я! В выпускной год. Может на выпускном. Точно не помню.
— А позже?
— Нет. — Твёрдо ответил я.
— Как давно Вы знакомы с Алимовым Альбертом Дмитриевичем?
— Представления не имею кто это такой.
— То есть, Вы хотите сказать, что не знаете этого человека.
— Понятия не имею.
— Хорошо. Допустим. — Согласился он, и задал следующий вопрос: — А с Вениамином Салычевым и Валентином Мамонтовым давно встречались?
— Не помню. Может двадцать лет, а может восемнадцать лет тому назад. — Злорадно усмехнулся я. — Если Вы хотите что-то узнать, то спрашивайте напрямую. Я ведь действительно не видел своих одноклассников много лет. Очень много лет.
— А хотели бы увидеть?
Я даже немного растерялся от такого вопроса.
"Оно было бы заманчиво, — думал я, шлифуя ногти, — но вот вопрос, о чём бы мы беседовали? Ну, разве что поинтересовались судьбами друг друга. А потом? А потом пустота. Никаких общих интересов. Кстати, те же тихоня и башмак вряд ли бы стали откровенничать. Они и в школе-то были очень скрытными. Но ими этот странный субъект не интересовался".
— Не знаю. Вряд ли.
— Почему?
— Не знаю. У каждого из нас своя жизнь, свои интересы, свои пристрастия. Детство закончилось. Завершился определённый период жизни, продолжения не требующий.
— Но, хотя бы простое любопытство?
— Зачем? Мне кажется, что так будет лучше хотя бы потому, что в памяти мы останемся прежними. Случись сейчас что-нибудь сомневаюсь я, чтобы кто-то из бывших моих одноклассников поспешил бы ко мне на помощь.
— А Вы бы поспешили?
Я опять задумался, потом ответил:
— Скорее всего, да.
— Так почему же Вы так плохо думаете о своих друзьях?
— Я не думаю плохо, я не хотел бы этого.
— То есть, разочароваться в своих друзьях спустя много лет?
— И это тоже.
— Значит, есть ещё нечто?
— Возможно. Но это уже личное.
— Ладно. Вы переписываетесь?
-Нет.
— Следует ли мне понимать Вас так, что Вы не знаете, где они в данный момент находятся?
— Разумеется.
— У Вас есть фотографии друзей? Хотя бы школьные?
— Нет. — Соврал я, глазом не моргнув.
— Позвольте не поверить.
— Позволяю.
— Тогда можно ли на них взглянуть?
— Я же сказал, у меня нет никаких фотографий. Даже мамы с папой. Не держу.
— Почему?
— Вера у меня такая. Нельзя хранить зримый облик людей.
— Вы мусульманин?
— Нет.
— А у меня несколько иные сведения относительно Ваших верований.
— По-моему, я с Вами не делился своими взглядами на веру. Я лишь сказал, что одной из черт моей веры есть запрет хранения фотографий.
— Вы философ?
— С чего Вы взяли?!
— Да так. Больно Вы философствовать любите.
— Можно ли мне в свою очередь задать Вам хоть один вопрос?
— Пожалуйста. Но я не гарантирую ответ.
— И на том спасибо. Хоть не соврёте. — Усмехнулся я. — Коль Вы интересуетесь моими школьными друзьями, я делаю вывод, что все они сейчас находятся в этом городе?
— Нет.
— Тогда мне не понятна Ваша заинтересованность. Неужто все они что-то натворили?
— Вы думаете, что Ваши друзья могут натворить нечто?
— Я не думаю, я предполагаю.
— Не стройте ненужных гипотез. Всё равно Вы не угадаете.
— Ясное дело, не угадаю. Вы же у нас спец агент.
— Не совсем так. Скорее контрразведчик.
— Не хило! За мной контрразведка гоняется?
— Нет. Не за Вами. Но и не за Вашими друзьями, как Вы сейчас подумали.
— Ну, ну!.. Сделаю вид, что поверил Вам.
— А Вам ничего не остаётся. — В кармане его пиджака звякнул телефон. — Всё. Вам пора. Машина ждёт у входа.
— А как же обещание подвезти лично? — Съязвил я.
— мы уложились во времени. Вам вызвали такси...
— За Ваш счёт или за счёт гостиницы?
— За Ваш.
— Извините, но так мы не договаривались. Если бы не Ваши дурацкие расспросы, я б городским транспортом добрался, при этом сэкономил. Вы вгоняете меня в незапланированные расходы.
Он поморщился, вытащил телефон и куда-то позвонил. Быстро переговорив, сообщил, что машину они оплатят, раз уж я такой скряга. Я промолчал. Не люблю органов, тем более таких...
Глава 6
— Любовь, любовь!.. А что подразумевается под этим понятием? Обыкновенное сексуальное влечение.
— Секс — естественный биологический поток жизненной энергии и самое низкое её применение. Это естественно, потому что жизнь не может существовать без секса, и самое низкое, потому что это фундамент, а не пик.
— Хм... Нечто подобное я уже где-то слыхал?..
Когда секс становится тотальностью, вся жизнь тратится попусту. Это всё равно что заложить фундамент и продолжать закладывать его, не строя дом.
— Ну и ну!!! Где ты этого нахваталась?
Мы отдыхали после очередной серии безумств. Неделя командировки пролетела быстро, но если рассматривать её с другой точки зрения, то тянулась она бесконечно.
— Книги умные читать надо. — Посоветовала Маша.
— Оно и видно. Шпаришь, как по-писанному.
— Просто это моя дипломная тема. Точнее, работа.
— Ты?! Диплом?! О любви?! Как же тебя угараздило попасть в аналитический отдел? — Удивился я.
— Очень просто. Я по образованию философ.
— И что? На философском факультете обучают анализу? Логике и тому подобное?! — Не поверил я.
— Философия — ключ ко всем наукам на земле.
— Ну, ну. И что же в таком случае секс, по-вашему?
— Это ступени божественной лестницы.
— Нечто похожее на лестницу Парнаса?
— Да нет. Это совсем другое.
— Угу!.. Это что-то из изотерики?.. Где-то я об этом читал.— Я подумал, потом спросил: — Как можно сублимировать секс и сделать его духовным? Возможно ли использовать секс, любовь, как трамплин к высшим ступеням сознания?
— А ты где этого нахватался?
— Книжки умные надо читать. — Отпарировал я.
— Ну-ну!.. Сам напросился. — Она устроилась поудобнее, и заговорила: — Секс — лишь возможность для высшей трансформации жизненной энергии. Пока он есть, это хорошо. Но когда секс становится всем, оказывается единственным выходом жизненной энергии, он разрушителен. Секс может быть лишь средством, но не целью.
— Кто бы сомневался?!—
Средства имеют значение лишь тогда, когда достигаются цели. Если человек злоупотребляет средствами, вся цель разрушается. Когда секс становится центром жизни, тогда средства превращаются в цель. Секс создаёт биологическую основу существования и продолжения жизни. Он лишь средство, и он не должен становиться целью.
— Значит любви нет и никогда не было. Был лишь секс. Правильно ли я понял?
— "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится".
— Это, что? Цитата?
— Да. — Просто ответила она.
— Ого! Как ты такую прорву информации в голове держишь?
— Память тренирую с детства.
— Зачем?
— Ты, наверное, заметил, что я не красавица?
— Ты знаешь... Не заметил. — искренне признался я.
— Ну, так я тебе об этом сообщаю. — Не поверила Маша. — Мальчики из моего класса не обращали на меня никакого внимания. Как они говорили: "И подержаться не за что", имея ввиду, что у меня грудь маленькая.
Я невольно перевёл взгляд на её грудь. Красивая, не большая грудь. Маленькой её не назовёшь, но и громадиной тоже. Очень аккуратненькая, резная, я бы сказал. Осторожно протянул руку и дотронулся до соска. Он тут же затвердел.
— Ты не ответила.
— Мне ничего не оставалось, как убивать время чтением книг, и мечтать в уголке. — Сделала вид, будто не слышит, Маша.
— А как же душа?
— Ой, о чём ты говоришь?! О какой душе думают подростки?! Им бы девчонку голую... Да за сиськи подёргать. Да полапать кое-где. На большее они не способны.
— Да. Конечно. Но это ведь касается не только подростков. В большинстве своём взрослые люди подобны малолеткам. Увидят обнажённую женщину и слюни пускают. Согласен.
— Что такое обнажённость? Всякий тут же представит себе обнажённую натуру. Но ведь всё не так просто. Есть ещё и такое понятие, как обнажённость души. Обнажённое тело представляет собой либо объект для обожания, вожделения и так далее. Не всякий видит эту красоту, но всякий жаждит заполучить её в собственность на некоторое время. Владеть красотой тела очень тяжело, если вообще возможно.
— Ясное дело. Всякой женщине красота нужна лишь для завлечения самца, так называемого мужчины. Выбор этот всегда неверный. Но женщины продолжают пользоваться этим методом, не делая никаких выводов. — Откомментировал я.
— А вот обнажённая душа — это субстанция высшего порядка. — Продолжала объяснять девушка. — Обнажённую душу видят единицы. И им от этого не лучше чем обнажившему её. Поэтому мы продолжаем обсуждать обнажённость тела, не представляя себе, что такое обнажить душу?..
— В таком случае, объясни мне, что такое любовь?
— Разве это нуждается в объяснении?
— Как минимум.
— Странно слышать такие речи от тебя.
— Ты сначала объясни, что такое любовь? А потом подумаем, странно или не странно!..
— Тебе по Соловьёву, по Бердяеву или Платону?
— А как хочешь.
— Пожалуйста, — она пожала плечами. — Платон говорит, что любовью называется жажда целостности и стремление к ней. Соловьёв утверждает обратное: "Любовь для человека — пока то же, что разум для животного, то есть только неопределённая возможность". Бердяев с ним почти соглашается, с небольшим отклонением: "Любовь — вне человеческого рода, она не нужна ему, перспективе его продолжения. Ведь, любовь — нездешний цветок, гибнущий в среде этого мира".
— Какие умные речи?! А проще нельзя?
— Можно и проще, — согласилась Маша. — Платон придерживается легенды, по которой когда-то бог обиделся на живущих и разрубил их на две половинки. Вот они и ходят по свету, в поисках друг друга. Кстати, мне эта теория ближе всего. Владимир Сергеевич не придаёт большого значения любви духовной, он, можно сказать, её отвергает, утверждая, что человек такое же животное, как и любое на земле. Человеку достаточно размножаться.
— Вот тут я с ним полностью согласен.
— Николай Александрович говорит, что и размножаться ему внутри рода не стоит. Это природный инстинкт, заложенный во всё живое.
— Ну, это слишком вольная трактовка. — Не согласился я.
— Ты попросил проще, я и ответила.
— Вот и выходит, что понятия любви не существует. Отсюда можно сделать вывод, что любви как таковой нет и никогда не было.
— А ты циник.
— С чего ты взяла?
— Любви нет!.. Это не звёзды, это дырки в картонке для местного планетария. — Горько улыбнулась девушка.
— Я не говорю, что не будет, возможно, будет, но лишь тогда, когда люди смогут понять, что это такое.
— Можно подумать, ты никогда не влюблялся.
— Ну, может быть это и можно назвать таким словом. Хотя на самом деле это обыкновенное желание владеть той или иной самкой.
Щёки Маши вспыхнули.
— Ты не обижайся, — сказал я примерительно. — Это ведь правда. Любой мужик предназначен природой для осеменения женщин, то есть для продолжения рода. Его можно назвать самцом. Однако мы этого не делаем. Мы одеваем красивые одежды на природные явления. Нас коробит от точных медицинских определений. К тому же в человеческом обществе существует всё же разница между самцом и мужчиной. Она очень тонка, и тем не менее, она существует. Самцами принято называть тех, кому безразлично с кем переспать, и как. Если у таких и существуют некие критерии выбора, так столь низменны, что нормальный человек и разницы-то не заметит.
— Какая топорная трактовка!.. Это пошло.
— Я не пошляк. Я говорю, что есть. Людям свойственно воротить нос от неприятных запахов, стараться не слышать неприличных звуков, отводить взгляд от нескромных сцен.
— Это правило поведения культурного человека?
— Это не правила поведения культурного человека, это по-другому называется.
— я думаю, что за подобные словеса толпа современных эстетов с огромным удовольствием разорвёт такого пророка...
— Я не пророк. Я лишь констатирую факты. Занимаюсь, так сказатьть, анализом.
Она взглянула мне в глаза. Потом заговорила негромко, не отводя взгляда:
— Божественная Любовь — это тонкая нить платонической любви, сильнейшая преданность и величайшая привязанность к богу. Это спонтанное излияние любви к своему Возлюбленному — чистая, бескорыстная и ничем незапятнанная любовь. Это любовь ради любви. Здесь нет сделки или ожидания чего-либо взамен. Это ощущение неописуемо. Чтобы понять это, его нужно испытать. Любовь — это священная, высочайшая эмоция с возвышенными чувствами, которая соединяет преданных с богом.
— Если честно... Религиозные диспуты на эту тему меня совсем не впечатляют.
Маша проигнорировала мою поправку, и продолжила, как ни в чём не бывало:
