| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Авиаконструктор Яковлев, в своей книге "Цель жизни" напишет: '... из-за нарушения заводской технологии на многих самолетах переданных в строевые части начал отслаиваться перкаль на крыльях и фюзеляже самолетов. Часто виной летных происшествий становился двигатель самолета. Например, самый распространенный на истребителях двигатель М-105П (пушечный) не добирал мощности, часто выбрасывал масло в самый не подходящий для летчика момент, забрызгивая весь самолет маслом от кока до хвоста, лишая летчика видимости. Приказ 200 по ВВС КА от 5 октября 1942г запрещал летчикам поднимать обороты двигателя выше 2400 об/мин, хотя прирост мощности наблюдался как раз при оборотах 2550-2700'.
Заседание сессии Военной коллегии Верховного суда СССР на которой было рассмотрено авиационное дело состоялось 10 мая 1946г. ...И приговорила:
1/ ШАХУРИНА Алексея Ивановича по совокупности совершенных им преступлений, на основании ст.128 а и 193-17 п. "а" УК РСФСР к лишению свободы сроком на СЕМЬ лет;
2/ РЕПИНА Александра Константиновича... на ШЕСТЬ лет;
3/ НОВИКОВА Александра Александровича... на ПЯТЬ лет;
4/ ШИМАНОВА Николая Сергеевича... на ЧЕТЫРЕ года;
5/СЕЛЕЗНЕВА Николая Павловича... на ТРИ года;
6/ БУДНИКОВА Александра Викторовича и
7/ ГРИГОРЬЯН Гамлета Мкртычевича по совокупности преступлений... к лишению
свободы сроком на ДВА
года каждого.
Возбудить ходатайство перед Президиумом Верховного Совета СССР:
1/ о лишении НОВИКОВА А.А. воинского звания Главного Маршала Авиации и звания дважды Героя Советского Союза.
2/ ШАХУРИНА А.И. — звания Героя Социалистического Труда и
3/ о лишении всех правительственных наград /орденов и медалей/
ШАХУРИНА,НОВИКОВА, РЕПИНА, ШИМАНОВА, СЕЛЕЗНЕВА, БУДНИКОВА и ГРИГОРЬЯН.
Возбудить ходатайство перед Советом Министров СССР о лишении воинских званий...
Ввиду того, что действиями осужденных причинен большой материальный ущерб государству, наложить арест на имущество лично принадлежащее осужденным, в целях обеспечения возможности возмещения ущерба.
Приговор окончательный и кассационному обжалованию не подлежит. * Прочел я это... и как говорится без комментариев. Им даже стандартную десятку не дали. Гебня. А то, что у станков голодные бабы с детишками стояли и никак они не могли сравняться с профессиональными рабочими. Это ничего? Вообще у меня возникает куча разных вопросов, и они разрывают мне мозг. Не — 'кто виноват?' и 'что делать?'. Других.
А следствие по делу бывшего маршала авиации Худякова, продолжалось, если не ошибаюсь — полтора года.
В апреле 1950 г. Военная Коллегия Верховного суда СССР вынесла приговор по его делу. Приговорили его "за обман партии и нанесенный ущерб военной мощи СССР в период военных действий" согласно статей 58-1 и 193 УК РСФСР — к Высшей мере социальной защиты и конфискации лично ему принадлежащего имущества...* — Адамович !
Обернувшись, я увидел, что из глубины коридора ко мне спешит наш замполит Виктор Игнатьевич, пожилой дядька лет сорока.
— ...?
— Ты у нас коммунист, но постоянных поручений не имеешь.
— И?
— Завтра после развода, в 'Красном уголке' проведешь политинформацию!
Последнее прозвучало начальственно-угрожающе. И в интонации чувствовалась готовность 'давить' на сознательность.
— Вах... — я собрал кисть в щепоть и с восточно-базарным акцентом ответил: — Я должэн извлечь жэмчужины фактов из раковины повсэдневности... — Чего-о... — опешил от моей восточной цветистости замполит.
— Да не вопрос... проведу.
Замполит с облегчением всучил мне несколько свернутых в трубочку газет. Он видимо считал, что я, как и подавляющее большинство начну перечислять, почему именно мне и именно в это время 'ну никак невозможно провести политинформацию'. — Значит так: передовицу 'Правды' прочтешь. Я там отчеркнул нужные места. И потом озвучишь по международному положению. Там тоже заголовки обведены. Сохраняя невозмутимый вид, я стоял и соображал. Вот перенесло меня. И что?
Методы политработы нисколько не изменились.
'Прочитаешь' — понимаешь ли. А что у нас в отделении есть неграмотные? Или что — газеты не достать? Вон на дежурствах народ и 'Правду', и 'Известия', и 'Комсомолку' от передовицы до погоды перечитает. И вот в рабочее время ему устраивают ещё и громкую читку.
Не, я не спорю. Коржубаев и ещё пара наших 'интеллектуалов' от сохи, несколько минут послушают. А потом, как и большинство присутствующих потратят эти полчаса на здоровый дрём. Некоторые даже с похрапыванием. Оставшееся меньшинство будет по-тихому 'окучивать' рабочие вопросы.
А 'нагруженный', оттренировав навык первоклассника, под конец очень громким голосом отбарабанит: 'Вопросы есть? Нет! Конец политинформации!'... и прервет сладкую негу.
Сколько я с этим в своё время боролся. Особо с прапорами. Эти 'бойцы идеологического фронта' усовершенствовали методику. Вызывали 'молодого' и заставляли читать. Сами естественно дремали.
Хотите политинформацию? 'Их есть у меня!'. Посмотрим, как вам понравится нестандартный подход, старой сволочи — замполита.
На следующий день, перед началом политинформации, ко мне вывешивающему карту мира (ну не могу я без неё — рефлекс) быстрым шагом занятого человека подскочил Виктор Игнатьевич:
— Ну что готов?
Не обратив внимания на мое пожатие плечами, тут же продолжил:
— А карта тебе зачем?
Я удивленный даже не знал, что и ответить на столь идиотский вопрос. Но ответ и не требовался:
— Сейчас подойдет Степан Илларионович — и начинайте. А я побегу у меня тут ещё дел много.
Правильно. Начальник типа недостаточно идеологизирован. Его надо просвещать... да и явка без него резко упадет, а замполит уже все это знает. Ему можно и 'работать'.
После обыденного: 'Садитесь!', — майора Высного я начал:
— Доброе утро, товарищи! Какие есть вопросы?
Народ, приготовившийся без удовольствия вздремнуть, на столь нестандартное начало в недоумении приподнял головы — соображая о чем это я. Молчание длилось с полминуты, а потом кто-то, то ли пошутил, то ли вправду вопрос решил задать не в 'курилке':
— Когда карточки отменят?
Ироничные смешки перекрыл мой машинальный ответ:
— В сорок седьмом...
Майор Высный повернувшийся на голос, что бы приструнить 'шутника' резко
развернулся в мою сторону. Его прищуренный взгляд очень оценивающе уперся в меня. Ферфлюхте доннер!!! Я стоял за фанерной трибункой и 'держал паузу'. Мысли неслись в несколько потоков. От сожаления, что — 'вырвалось лишнее!', до — 'как выкрутится?!'.
Нет, этот вопрос не был запретным. О том, что карточки хотелось бы отменить — говорили все. Но скажем так 'приватно' унд 'келейно'. Вслух было непринято. И тут такой моментальный уверенный ответ. Это не только удивляло. Слова вызывали скрытую надежду 'может кто-то знает, да по определенным причинам нам не говорят'.
Вот я стоял и очень, очень быстро соображал.
Что карточки отменят в сорок седьмом, я знал от родителей. Как-то запомнились
из детства, задержались в памяти эта дата. Слова родителей о 'хорошем Сталине и о снижении цен каждый год' — вместо повышения, очень часто звучали в нашем доме. Это было и во время застоя, и во времена 'перестройки'. 'Сталин — уже в сорок седьмом отменил карточки...'. Наверно после их слов и отношения у меня всегда было к Иосифу Виссарионовичу двойственное отношение. Что мы там учили, потом — не помнилось вглухую. А вот детские воспоминания были живы. — А почему не в этом?! Почему только в следующем? — опередил желающего задать вопрос майора, мой подчиненный правдолюб — Веня Сташов. — 'Почему не в этом?'. Это просто. Ну вот Веня смотри — у нас жара. Может быть засуха — значит маленький урожай. Демобилизация вовсю идет — трудоспособное мужское население только-только возвратилось и возвращается домой. Нет у нас пока нужной нам позарез сельхозтехники. Что мобилизовано, что уничтожено, что уже просто не починить. Вот представьте себе, завод ударно производит танки. Фронту их нужны десятки тысяч. И тут команда 'Стоп'. И что дальше? А дальше команда: 'Даешь трактор!'. Но технологическая цепочка... построена под танк. (Черт, у меня чуть не вырвалось — 'заточена'. Несколько раз ляпнешь непривычное слово — и ты на карандаше. На фиг на фиг. МГБ — меня подождет.)
И я продолжил:
— И чтобы ее перестроить — нужно время.
Город — забит заводами. Меня поняли очень хорошо. Страшно хотелось добавить, что команду: 'Танки — стоп!' дадут совсем нескоро. 'Верхи' пока боятся возможной войны с бывшими союзниками.
— Нужны хорошие семена, удобрения. Что бы их сделать нужно время.
И это люди понимали. Деревню и землю горожане первого поколения ещё не забыли. Ничего 'нового' конечно не говорилось. Но 'слово' — сказанное с трибуны, значительно весомее того же 'слова' — шепотом или где-то на кухне Хотел было добавить, что карточки у нас отменят раньше всех воевавших стран. Даже раньше сравнительно мало пострадавшей Англии. Но побоялся нарваться на "'А откуда вы это знаете?"'.
Народ в комнате оживился. Что-то вполголоса обсуждали, кто-то узнал, что он — тупой, среди оперов раздался жизнерадостный ржач. Степан Илларионович построжел лицом. Он предпочитал чинную атмосферу.
Дав народу минуту расслабиться, я повысил голос:
— Для отмены карточек необходимо решить ещё один вопрос, который нас касается напрямую.
Слушатели меня 'зауважали'. Шум сразу стих.
— Отмена карточек — это, прежде всего экономическая проблема. Вот скажите, сколько стоит хлеб?
— Три сорок — за кило!
— Это пайковой, а на барахолке и сотню просят...
— Да в рыло таким торгашам! Полтинника хватит!
— В коммерческом — полтинник! На барахолке и не найдешь по столько. Под сотню будет...
Начался гвалт. Снова зашумели собравшиеся.
— Тихо, товарищи — тихо... — я вновь прибавил в голосе.
— Сколько стоил хлеб до войны?
Народ задумался молча. Давно это было 'до войны'. С тех пор прошла целая жизнь. Забылись цены, вкус, цвет. Помнилось только то, что тогда было 'хорошо'. — Вот видите, на этом простом примере проявилась общая проблема. Отмена распределительной системы должна возродить роль денег. — И на каком уровне нужно установить цены? — я обвел зал глазами. — На карточном? На коммерческом? На уровне рынка?
Тишина снова умерла под валом мнений высказанных эмоционально и вслух.
— Конечно пайковом!
— Да если по рыночным, что там той зарплаты?!
— Ты представляешь, заходишь в магазин, а там белый хлеб... — сколько хошь... и масло...
— Да-а... Свежего пшеничного, да с маслом...
— И сахар, чтоб вволю...
Большинство в зале — обычные, молодые парни. Им элементарно мало пайковой еды.
Да всем тут мало. И один только намек пустил их мысли по привычному руслу. Старшее и среднее поколение обменивалось мнениями значительно тише и менее эмоционально. Вновь возвращаясь к воспоминаниям 'докарточных' проблем. С высоты жизненного опыта, пытаясь оценить какими могут быть цены реально. — Если цены, — я повысил голос, — будут карточными, то, сколько понадобиться государству ресурсов?
— Если по коммерческим... — то не хватит зарплаты! — тут же раздался голос Свитнева, вечно всем недовольного постового из Нового города. — Я уже не говорю про рыночные...
В дверях возникла фигура замполита Виктора Игнатьевича. Или ему УЖЕ сообщили о нестандартном прохождении 'обычного мероприятия' или он сам услышав шум и пришел узнать, что происходит. Замполит несколько недоуменно смотрел, то на меня, то на чрезмерно оживленных политинформируемых. — А теперь мне бы хотелось сказать о том, что касается непосредственно нас — работников правоохранительных органов. Какие задачи перед нами стоят... Взгляд начальника засветился... и это была отнюдь не доброжелательность. 'Задачи' здесь имеет право ставить только он! А тут не пойми кто, не пойми где — почти 'ставит задачи'. Только вот мне на его мнение пох. Мне он в словесных баталиях никак не конкурент. Меня правильно говорить — четыре года профессионально учили. Да плюс опыт многолетний. А людей... людей надо реально знакомить с обстановкой. Давать понимание — что и как. А не тупые лозунги им из газет пережёвывать.
— Задачи это не простые. Это борьба с нетрудовым элементом. Если завтра отменят карточки, то у них на руках денег... — я запнулся, подбирая сравнение, — ну очень много. Мы можем получить новых 'нэпманов'. Этим спекулянтам, грабителям, ворам... — лес надо лобзиком валить, а не на улицах свой бандитский форс показывать. Не надо им людей злить... Сейчас — период массовой демобилизации. Некоторые могут начать и самосуд устраивать. Что нам, жителям первого в мире социалистического государства — совсем не к лицу. Начальники 'обменялись' выражениями лиц. Майор Высный — расслабился, идеологическая накачка не его дело, зато Виктор Игнатьевич похоже почуял во мне конкурента. А это для него не есть гут. Эти сраные подковерные игры, я, ох как хорошо помню. Ну, да ладно... Если что то в них можно и вдвоем поиграть... Объявив конец политинформации, я шел к выходу. И вдруг в общем гомоне проскочило '... белая кошка'.
Выходит, кто-то ещё помнит о той стычке с бандюками.
*Использовались материалы Волкова А. А. — "Бунт маршалов — мятеж генералов".
http://artofwar.ru/w/wolkow_a_a/text_0090.shtml
Глава 17.
Похлебал щец из крапивы — счастье, поел салата из корешков одуванчика — удача, чаек из смородинового листа — везенье... А все остальное — судьба.
Если я скажу, что все время хотелось 'тупо жрать!' — то совру не сильно много. И именно — жрать, а не есть. Организм требовал. Это чувство проходило, пока что 'красной строкой', через все — чего я касался. А поскольку в силу положения мне приходилось видеть, как живут некоторые... (это я про 'ОсобТорг' и распределители). Да и знания мои с чувствами — никуда не делись, то вот стало это меня сильно раздражать. Нет, я не завистливый человек, но... хотелось бы действительно — декларируемого равноправия. Как-то так. Оказывается — вот оно как. В смысле 'КАК' начинается переустройство мира — из злости, зависти и голода. Чего я точно не хотел делать — это ловчить! Не хотел и все тут. Добыть, захватить, отнять... — ЭТО может быть. Но становиться таким же как эти — не, не мое. Знаю я, куда это заводит. Не успеешь оглянуться и станешь таким же.
Стал я потихоньку смотреть что тут и как. Посмотрел я и на страшилку — МГБ. Да-а... долбоё...ээ... идиоты ещё те. Преданные — да, исполнительные — да, упертые — тоже. А в остальном — ТУПЫЕ ИДИОТЫ. Служаки. И хорошо и плохо. Но идиоты они в плане профессионализма. Охранять, заполнять бумаги — лучше и не надо. А вот ловить... это по политическим признакам и доносам. И ДОПРОСАМ. Допросы — это их конек. Поймать на несоответствии, хитро задать вопрос... вывернуть твои слова наизнанку... — это их. А следственные мероприятия... — сие, несколько не по их части. Уголовку — это наши опера расследуют. Убийство троицы гопников — пока было 'глухарьком'. 'Висяк' короче. Несмотря на 'контроль' со стороны МГБ. Контроль заключался в периодических звонках — 'Какие подвижки?' и крики на тему — 'Вы там ни ху... ничего не делаете...!' и 'Мы ждем результат!'. При этом уровне техники и знаний, чтобы поймать кого-то пограмотнее — нужно быть Эйнштейном. А таких вокруг — я не наблюдал. Ну или просто преступнику тупо 'подставиться' — на свидетелях или уликах. (Что большинство с энтузиазмом и делало). Урки — изрядно романтизированные телевидением, эти вообще тупые... И понты их корявые, и они сами. Блатная романтика.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
