Повар у моряков оказался парнем что надо, такой вкусный обед нам сварганил, какого мы за всю дорогу не едали, а самое главное добавки не жалел, давал её всем, кто его просил об этом. И вообще на этом корабле мне очень понравилось. Сытно накормили, ничем заниматься не заставляли, спать можно было столько, сколько душе твоей угодно. Поэтому, когда вечером нас высадили на пустынном берегу, где были оборудованы только хиленькие сходни, усталости, от дальней дороги, я абсолютно не чувствовал. Даже, когда нас заставили таскать ящики, с парусника на берег, я не очень расстроился. Знал, сил и на это хватит.

Получилось так, что мы не только сами должны были прибыть в расположение полка, но ещё и привезти с собой груз, состоящий в основном из комплектующих частей для боеприпасов. Груз ценный, спору нет, следовательно его надо охранять в дороге. Вот и поделил наш командир предстоящую ночь между своими младшими унтер офицерами, на равные промежутки времени, а они, соответственно, довели приказ старшего по званию до нас. Нашей тридцатке досталось время с десяти вечера и до часа ночи, поэтому после ужина, состоявшегося на ходу, мы даже не пытались устраиваться на ночлег, а стали растягиваться вдоль огромной колонны. Она, больше чем наполовину, состояла из телег местных жителей, которых привлекли для перевозки солдат и имущества армии. У одного из них мне и удалось узнать долго ли нам придётся добираться до места.

— Завтра к обеду доедем, — авторитетно заявил он, мне. — Вам конечно придётся ещё пешочком потопать, до линии соприкосновения, но до туда недалеко. Километра три, наверное, а может уже дальше или наоборот ближе. Кто же его знает, как оно там, за это время, изменилось.

— А вы сами, далеко от этой линии живёте? — спросил я мужика, возле телеги которого находился мой пост.

— От линии то? — переспросил он.

— Ну да, от неё — ещё раз подтвердил я, свой вопрос.

— Эх ты паря! И откуда вас таких только понабрали? Да здесь кругом эта линия, куда ни глянь. Что в километре от того места, где пули свистят, что в трёх. Людей везде убивают. Не говорили вам, что ли, про это?

— Говорили — соврал я.

— А чего же тогда спрашиваешь?

— Да так, для разговора — ответил я и немного помолчав спросил: — А вы сами турок видели? Нам говорили, что чудные они какие то.

— Видел. Люди, как люди. Язык у них конечно, не приведи господь. А так чего же, такие же, как и мы с тобой. Бояться их не стоит. Я пленных их много перевозил и скажу тебе, они сами нас побаиваются.

— А чего, много у нас пленных? — впервые услышав про них, спросил я возницу.

— Ну не так чтобы, но хватает. Хотя, слышал я, наших у них по более будет. Говорят, даже меняться хотят, но турки пока не соглашаются. Наши то предлагают всех на всех, а тем вроде это не выгодно, вот они и торгуются, как на базаре. Денег им, что ли, ещё надо?

Нормально поспать после караула не получилось, хотя и не холодно было, и место хорошее на телеге досталось. Заснуть не давали наши пленные, которые никак не вылетали из моей головы. Интересно каково это, пленным быть? Бьют, наверное, их там нещадно и есть не дают. Надо было мужика про это спросить, может он чего слышал, а то вдруг тоже попаду туда, так чтобы хотя бы представление иметь, как там себя вести.

Завтрака снова не было, выдали по паре сырых сухарей, по куску сала и всё, сказали позже накормят горячим, а когда это позже, в ужин или вообще завтра, не доложили. Про обед, судя по тому, что сейчас здесь я вижу, лучше и не заикаться, его точно не будет.

В деревне, расположившейся между двух пригорков, куда мы вскорости приехали, царила сплошная неразбериха. Высокие и не очень, чины, бегали от одной палатки к другой, таская с собой какие то бумажки, наш прапорщик, выйдя из самой большой из них, тоже о чём то нервно разговаривал со своими унтерами, а капрал Свистунов только тяжело вздыхал, что говорило о его не совсем хорошем настроении. Нам же ничего не оставалось, как стоять в сторонке и ждать, чем же это всё разрешиться. Похоже не ждали нас здесь, так быстро и про обед, по всей видимости, можно окончательно забыть.

Размышления о том, что нас не ждали, были преждевременными. Ждали нас здесь и даже очень. Это стало понятно из приказа командира полка, не давшего нам не то что пообедать, а даже хотя бы немного отдохнуть, с дороги. Согласно его распоряжения нам было предписано следовать в расположение второй сотни, которая держит оборону в километре отсюда и вроде как помогать ей. Об этом рассказал командир сотни, в своей напутственной речи, краткой, но очень доходчивой.

— Ну что добровольцы! Вот и настал ваш черёд послужить Родине! — такими словами начал свою речь прапорщик, от которых мне почему то сразу стало не весело. — Враг наступает на ваших товарищей и старается выбить их с занимаемых позиций, но этого ему не удастся сделать. Нам приказано остановить его, а затем контратаковать. Не забывайте, чему вас учили и строго выполняйте приказы своих командиров, от этого будет зависеть останетесь ли живы и сможем ли мы, все вместе, выполнить поставленную задачу. Не посрамим!

После таких слов подавленное настроение образовалось не у одного меня. Мои товарищи, так же, как и я, не ожидали, что нам так скоро придётся вступить в бой, где кого то из нас, очень даже запросто, могут лишить жизни. Лица у всех, после услышанного, были серьёзными, как никогда, а взгляд, растерянный и ищущий поддержки, одновременно. Вопросы, которые люди, стоявшие в строю, задавали друг другу, ни у кого не находили ответа. Не было его и у меня, я, как и все остальные не мог поверить, в возможность скорой гибели и пытался выяснить у кого нибудь из соседей по шеренге, что с нами будет дальше. Но даже капрал, уже побывавший под пулями, не мог нам сказать чего нибудь ободряющего, он только отнекивался и делал вид, что спокоен, как и всегда. Резкая, словно выстрел, команда прапорщика, оборвала все разговоры, а следующая, его же, заставила строй повернуться и медленно зашагать по направлению к неизвестности.

Ещё больше, вроде бы хорошо знакомые мне люди, изменились после выхода на рубеж, где оборонялись остатки, сотни прибывшей сюда намного раньше нас. Разговаривать все дружно перестали, друг на друга смотреть тоже, каждый делал вид, что занят чем то своим, от чего создавалось такое впечатления, что мы сейчас не крепкая сотня, а сто не знакомых друг с другом людей. Лично я напрочь забыл о том, чему меня учили, целый месяц, про то, что я рекрут и у меня на попечении аж десять солдат, в голове крутилась только одна мысль, надо быть рядом с капралом, если его в прошлый раз не убило, то и в этот пронесёт. Не знаю, может старый солдат заметил моё подавленное состояние, а может ещё по какой причине, но только через какое то время он сам подошёл ко мне и тихонько сказал:

— Держись рядом. И своим скажи, чтобы ближе были.

Я благодарно кивнул головой и тут же махнул мужикам своего десятка, подав им знак приблизится.

— От капрала не отходим ни на шаг — точно таким же тоном, как только что сказал мне Свистунов, почти прошептал я одному из парней и попросил его передать это остальным.

Он тоже понятливо кивнул и стал оповещать стоящих рядом. Пока он это делал я, немного успокоившись, стал разглядывать то место, куда нас привели. Хотя разглядывать, собственно говоря, было нечего. Вокруг стояли деревья с реденькими кустиками, а за ними прятались незнакомые бойцы, в очень потрёпанной форме и с очень усталыми лицами.

Капрал приказал всем нам оставаться на месте, а сам, с нашим и ещё одним младшим унтером, чужой сотни, ушёл совещаться со старшими начальниками. Сколько нам здесь стоять и чего будет дальше, не известно, а неизвестность штука очень противная, поэтому решил я, что не будет лишним поговорить с кем нибудь из простых добровольцев, уже успевших повоевать, чтобы хотя бы не много прояснить ситуацию.

— Слышь браток, чего здесь у вас произошло? — спросил я солдата, нервно поглядывающего в ту сторону, откуда может появиться враг.

— Чего, произошло? — недобро зыркнув на меня, спросил он и тут же сам ответил: — Да ничего хорошего. Выперли нас с хутора турки, вот и всё.

— А дальше чего? — надеясь услышать от него хоть что то ободряющее, снова спросил я.

— Дальше? А дальше нас, вместе с вами, обратно погонят. Только толка в этом не будет никакого.

— Почему? — не отставал я от него.

— Сам то чего, не понимаешь? Положат нас всех, ещё на подходе, вот почему?

Известие, о возможной скорой кончине, повергло меня в самый настоящий шок. От услышанного я не мог больше ни спрашивать, ещё о чём то, солдата, ни думать о чём либо другом, кроме, как о собственной смерти.

Вернувшиеся командиры сразу же собрали нас и стали раздавать команды. О чём говорил своим добровольцам чужой унтер, не знаю, а вот наш, нам ничего хорошего не сказал.

— Вы пойдёте в первой шеренге. Внимательно смотрите за мной и капралом, как только мы дадим отмашку, сразу же стреляйте, потом становитесь на колено и перезаряжайтесь. В это время вперёд пойдут добровольцы второй сотни, пропустите их и тут же бегите следом. Дальше стреляйте в противника самостоятельно, до тех пор, пока не достигнем окраин хутора. После того, как закрепимся в нём получите дальнейшие распоряжения. Всем, всё ясно?

— Так точно — ответил за всех, рекрут третьего десятка.

— Ну тогда готовьтесь. Начинаем через пятнадцать минут. До этого из леса никому не выходить. Всё, ждите — сказал напоследок унтер и пошёл на правый фланг, где будет стоять третий десяток.

— Бери своих и за мной — скомандовал мне Свистунов, уходя в противоположную сторону.

Не знаю, слова ли младшего унтера на меня подействовали или то с каким спокойствием он их говорил, но после них я успокоился, перестал размышлять о возможном вознесении на небеса и стал думать о более приземлённых вещах, как и в кого буду стрелять, стоит ли целится или лучше так палить в кого попало и куда попало. Потом проверил ещё раз, заряжена ли винтовка, прикинул какой патрон буду брать для перезарядки и несколько раз повторил себе о том, что нужно не забыть отстрелянную гильзу положить обратно в патронташ.

Команда капрала прозвучала буднично, он громко крикнул: — Пошли! — мы за ним и двинулись. Бог его знает, кто как, а я абсолютно спокоен, даже не знаю, с чего бы это.

Когда вышли из леса, я отчего то стал считать свои шаги, не забывая при этом поглядывать на капрала, шедшего на пару метров впереди и немного правее меня. После того, как он махнул рукой, а затем и выстрелил, я поступил точно так же, прицелившись в видневшуюся метрах в двухстах хату с соломенной крышей. Врагов видно не было, а стрелять просто так, в никуда, не захотелось. Сделав выстрел встал на левое колено, как учили, перегнул винтовку, достал из ствола гильзу, засунул её в свободное гнездо, из патронташа достал новый патрон, с пулей, зарядил его и дождавшись, когда мимо пробежала цепь солдат, побежал в след за ними. Но не успел я сделать и пяти шагов, как почувствовал такой ледяной холод в груди, от которого меня просто переломило пополам. Не понимая, что произошло и не в силах стоять на ногах, упал на землю, уткнувшись в неё лицом, думая о том, что смертельно ранен. Одновременно с моим падение, где то совсем рядом, раздался страшный взрыв, который я не видел, но достаточно хорошо ощутил. От него, на меня, налетела горячая воздушная волна и крупные комья стылой земли.

Долго валялся или нет, хватая ртом раскалённый воздух и одновременно с этим пытаясь сообразить, почему ничего не слышу, не знаю. Но когда более-менее пришёл в чувство и осмотрелся, ни бегущих, ни просто стоящих людей, рядом не увидел. Разбираться с тем, почему никого нет поблизости не стал, сейчас мне не до этого, мне бы, перед смертью, найти ту рану, от которой я, вот вот умру. Проделав нехитрый осмотр собственного тела, убедился, нет на нём ни то что бы какой нибудь мало мальской раны, а даже капли крови на одежде не наблюдается. И что тогда это было, отчего у меня в груди вдруг стало так резко холодно, перед тем, как свалился? Не с перепугу же я упал на землю, как подкошенный? Хотя, если посмотреть, чего делается вокруг, то мог и от этого обняться с землёй, бывалые люди рассказывали, что в первом бою и не такое бывает.

Разбираться с тем, что со мной случилось, вот прямо сейчас, думаю не стоит, оставлю это на потом, я всё таки валяюсь в открытом поле, где ещё совсем недавно, достаточно сильно стреляли, а может даже и до сих пор продолжают это делать. Если я не слышу ничего, это совсем не значит, что вокруг совсем ничего не происходит.

Приподнялся на локтях и взглянул на хутор, откуда по нам вели беглую стрельбу. Дома на месте, движения людей, точно так же, как и во время моего краткого забега, не наблюдается. Перевёл взгляд чуть ближе, тоже ничего нет, кроме нагромождения земли, образовавшегося, скорее всего, от взрыва. Странно, может быть наши погнали турок дальше?

Прежде чем делать окончательный вывод, о создавшейся ситуации, решил, что не мешало бы посмотреть, чего происходит сзади и по бокам. Взглянуть назад не успел, сквозь шум в ушах расслышал доносившийся, слева от меня, характерный для пострадавшего, стон. Не долго раздумывая двинулся в ту сторону, раненые в этом месте могут быть только наши, надо помочь попавшему в беду человеку, сам ещё совсем недавно считал себя таковым. Проползти по распаханному взрывами полю сумел всего несколько метров и снова ощутил в груди непонятный холод. По началу не обратил на него особого внимания, был он слабым и больше напоминал свежий ветерок, от которого в таком месте даже приятнее становится. Подумал, что это может быть остаточные явления, от предыдущего приступа, дают о себе знать таким образом. Но ещё через пару метров озноб стал сильнее, а вскоре ледяные иглы буквально пронзили моё тело насквозь. Я был не в состоянии сделать ни единого вдоха, но сумел перевернуться на спину, крутануться на месте и отталкиваясь ногами отполз немного назад, где смог хотя бы как то дышать. Вернулся на место, где застал меня взрыв и там, холод, пронизывающий все мои внутренности, снова исчез.

— Что за хрень? — прошипел я, продолжая дышать, словно рыба, выброшенная на берег. — Может у меня опять помешательство рассудка, на почве непонятного ранения?

Отлежавшись и придя в чувство, но так и не разобравшись с тем, что же со мной происходит, попытался отползти, ну хотя бы назад, даже не разглядев толком, чего там творится. Прополз метра два, всё нормально, ещё два, снова ничего. Что же за ерунда, тогда со мной до этого была? Повернул туда, где слышал стон и снова ощутил внутри холод, правда не такой сильный, как до этого. Остановился и прополз по направлению к лесу ещё метров пять, а потом опять повернул к раненому. Ничего не происходит, ползу себе, как ни в чём не бывало, дальше. И что бы это всё значило?

Раненый был мне не знаком, скорее всего он не из нашей сотни, но разве это что то может изменить, в нашем с ним положении. Ему хреново и причём, как я вижу, очень, а у меня всё слава богу в порядке и я могу ему помочь, поэтому надо срочно хватать парня, и тащить его к своим. Сам я, в таком деле, как оказание помощи раненым, ничего не понимаю, не учили нас этому. Но делать то всё равно чего то надо. Приподнял мужика, кое как закинул его себе на спину, взял в одну руку его оружие, в другую своё и пополз в сторону леса. Метров десять всё было нормально, но потом, когда свернул вправо, пытаясь обогнуть препятствии, в виде здоровенной кочки, снова ощутил ледяной холод в груди. Пришлось задом пятится и обходить бугорок слева, потому что только с этой стороны на моё состояние не оказывалось никакого воздействия.