Рукопись из Тибета.

Спустя еще час, оставив "Рено" на стоянке у мотеля, а в номере свой дорожный гардероб с документами на имя служащего советского консульства Никиты Волобуева, я шлепал ластами по песку к ласкового шипящему пеной, ультрамарину моря.

Плечи оттягивал акваланг, из шезлонгов под пляжными зонтами, на дайвера сонно взирали принимающие солнечные ванны туристы.

Забредя в воду по грудь, я включился в аппарат, послал последнее "прости" родному консульству и погрузился в таинственный мир глубин. Где нет общественного устройства, политики и социальных различий.

Средиземное море значительно отличалось от Черного. Вода в нем была более теплой и прозрачной, а живой и растительный мир гораздо богаче.

Помимо уже знакомых мне пород рыб, тут и там возникали неизвестные, отельными особями, а то и стаями; внизу колыхались поля самых разнообразных водорослей, меж которых там и сям, проглядывались окаменелости кораллов.

Отплыв метров на пятьдесят от берега и пуская пузыри, я осмотрелся, выбирая нужный курс, после чего, работая ластами, заскользил в подсвеченной солнцем воде, вдоль побережья.

Вынырнув почти в нужном месте, сделал необходимую поправку на девиацию*, вновь погрузился и хорошо провентилировал легкие.

После этого, задержав дыхание, стащил с себя акваланг, зарыл его в песок под группой актиний, навалив сверху обломок известняка, а потом, всплыл к бликам света на поверхность.

До рощи с кипарисами оставалось метров двадцать пять, и я их неспешно проплыл брасом*.

Выйдя на берег, отряхнулся (кругом было тихо), прошел к знакомым валунам и, усевшись на один, немного обсох под легким бризом. После этого, взглянув на наручные часы-амфибию, извлек свой пакет, облачился в летний костюм и шляпу со штиблетами, а потом, щелкнув зажигалкой, закурил. После морской прогулки -непередаваемое удовольствие.

Чуть позже, с видом праздношатающегося, засунув руки в карманы белых штанов и насвистывая, я вышел из тени деревьев на солнце, пошагав к недалекой, с проносившимися автомобилями дороге.

Там вскоре поймал такси, за рулем которого сидел жизнерадостный араб, которому я коротко бросил, — в Ла Моль, приятель!

— Слушаюсь, месье, — блеснул он белоснежными зубами.

Аэропорт жил своей обычной жизнью.

На бетонной полосе взлетали и приземлялись самолеты, в прохладном, с кондиционерами, зале ожидания неспешно передвигались или сидели в креслах представители самых разных наций; томный девичий голос под сводом, на двух языках вещал о времени регистрации и отправления рейсов.

Поскольку до моего оставалось полтора часа, я по привычке обошел аэропорт, наблюдая за обстановкой. Ничего настораживающего не наблюдалось. Служащие в голубой униформе привычно занимались своими делами, изредка возникавшие французские ажаны* тоже подозрений не внушали.

Регистрация пассажиров у стоек и досмотр багажа выглядели простой формальностью.

Время глобального террора было впереди, мир находился в относительном равновесии и покое.

Дабы не привлекать к себе внимания отсутствием личных вещей, я прошелся по многочисленным магазинчикам зала ожидания, где купил фирменный "дипломат", куда поместил приобретенные здесь же электробритву, укомплектованный всем необходимым несессер, а также шорты, сандалии и футболку.

После этого у меня осталось две тысячи франков, которые в Бутане составляли целое состояние.

Удовлетворившись покупками, я почувствовал голод и решил подкрепиться. Для чего вознесся эскалатором на второй этаж, зайдя в один из ресторанов.

Здесь тоже царили прохлада и покой, немногочисленные посетители тихо звякали приборами.

Усевшись за свободный столик, откуда открывался вид на взлетную полосу с синевшими вдали горами, опушенными перистыми облаками, я, неспешно просмотрев меню, подозвал официанта.

— Зеленый салат с сыром, филе-миньон с грибами, миндальное пирожное и кофе, — сделал ему заказ.

— К филе у нас отличное бургундское, урожая 1965-го, — наклонился ко мне усатый гарсон*. — Рекомендую.

— Хорошо. Несите бутылку.

Салат оказался выше всяких похвал, мясо жестковатым, а вино на уровне.

Когда официант, унеся посуду, доставив горячий кофе с эклером, в теле расплылась приятная истома.

Я снова закурил и, прихлебывая, обжигающий "бурбон"*, предался мечтам о Бутане.

Все, что можно было узнать об этой стране, почерпнул в справочниках.

Там значилось, что это маленькое буддийское монархическое государство, расположенное в Гималаях, между Индией и Китаем. На протяжении многих столетий мир не ведал о существовании этой крошечной экзотической страны с населением всего лишь семьсот тысяч человек.

Именно поэтому границы Бутана до сих пор окутаны пеленой загадочности и местного колорита, несколько непривычного для современного европейского жителя.

Затерянное высоко в горах государство Бутан — это последнее оставшееся буддийское королевство. Здесь царит конституционная монархия, а возглавляет страну Джигме Сингье Вангчук из древней династии. Имидж Бутана в первую очередь формирует глубокая приверженность местного народа своим культурным традициям.

Страна не стремится избирать современный путь развития цивилизации, к примеру, о телевидении там узнали только к концу века.

Но при этом в ней живут поистине счастливые люди.

Тибетские хроники XVIII века сохранили множество имен этого загадочного государства, среди них: Спрятавшаяся Святая Страна, Южная Долина Целебных Трав, Лотосовый Сад Богов.

Современники же выделяют две наиболее популярные версии: Бху-Утан — "горная страна", либо Бхот-Ант— "юг Тибета". При этом сами бутанцы всегда называли свое государство Друк Юл, что в переводе означает "Страна Дракона-Громовержца" (вероятно, это связано с сильными грозами, которые случаются в данной местности довольно часто).

Археологические раскопки свидетельствуют о том, что цивилизация на территории Бутана зародилась в глубокой древности — примерно во втором тысячелетии до нашей эры. Однако сведений об истории государства до наших веков практически не дошло.

Известно, что первыми европейцами, посетившими страну, были португальцы. На дипломатический "контакт" с другими государствами королевство вышло лишь в конце XVIII века.

Несмотря на то, что Бутан считается "страной третьего мира", народ его здравствует и процветает, а связано это с тем, что экономическое развитие страны измеряется не "внутренним валовым продуктом", а "валовым национальным счастьем".

Это единица измерения качества жизни бутанцев, которая включает в себя прежде всего сохранность морально-нравственных ценностей.

Придумал ее четвертый король Бутана в 1972 году, он был убежден: "счастье народа важнее процента ВВП". Кстати сказать, "валовое национальное счастье" в стране планируется заранее, на пять лет вперед, при этом прогресс осуществляется крайне медленно, дабы не разрушить культурные и семейные ценности, приверженность буддизму и первозданность природы.

Первое, что отличает страну — это чистота. На каждом шагу стоят урны. Местные жители очень обеспокоены экологией своей страны, поэтому даже в самом бедном районе королевства нет мусора, в отличие, например, от соседствующих Индии или Непала.

Еще одна колоритная особенность — это здания, внешне напоминающие малахитовые шкатулки.

В 70-х годах действующий монарх издал указ о том, что все сооружения (начиная от жилых домов и заканчивая аэропортом) должны быть расписаны традиционными орнаментами. С тех пор так и повелось.

Восемьдесят процентов населения Бутана — это сельские жители, поэтому жизненный уклад здесь деревенский. Жилые дома все однотипные, имеют по три этажа: на первом располагается хлев, на втором — кухня, спальня и молельная, а на третьем — чердак для сушки сена и хранения ненужного хлама.

В каждом жилище повсюду развешаны портреты короля и его супруги, жители Бутана искренне любят и почитают их всем сердцем. На крыше дома обязательно должен развеваться традиционный флаг — хатаги (это полотна белой ткани с молитвами).

Все бутанцы в обязательном порядке придерживаются национального дресс-кода, на местном языке он называется Дриглам Намжа. Мужчины должны носить гхо (тяжелый халат длиной до колен, подвязанный поясом), а женщины — блузки, поверх которых накидывается прямоугольный кусок ткани (кира).

В городе Паро располагается один из важнейших буддийских объектов в мире — монастырь Такцанг ("гнездо тигра"), построенный на скале высотой более одного километра. Это самый известный памятник Бутана.

Еще одна не менее привлекательная реликвия королевства — Курджей Лхакханг — храм, возведенный вокруг пещеры с отпечатком тела буддийского гуру Ринпоче на стене. Он находится в городе Джакар.

Путешествующий по Бутану заметит также на территории всей страны большое изобилие дзонгов (древних крепостей), которые сегодня служат резиденциями гражданской и монастырской администрации каждого района.

Природа в Бутане поражает своим великолепием. Здесь насчитывается девятнадцать горных вершин высотой более семи километров, среди них священная гора Джомолхари и высочайшая точка КоролевстваБутан — гора Кула-Кангри.

Климатические условия разнятся в зависимости от того, в какой части страны вы находитесь: от теплых и влажных джунглей на юге (на границе с Индией), до вечных ледников на севере (на границе с Тибетом).

В западной, центральной и восточной частях погода скорее напоминает европейскую. С каждым годом все больше и больше туристов открывают для себя экзотические красоты Бутана. Однако приезжих по-прежнему здесь немного.

— Да, — думал я. — В этой сказочной стране можно будет почерпнуть немало полезного и немного попрорицать. А затем отправиться в Тибет, где заняться этим по полной программе.

Столь радужные размышления прервало очередное сообщение, донесшееся из динамиков — начиналась регистрация на Тхимпху.

Я расплатился с официантом, дав ему щедрые чаевые, на что тот довольно осклабился "мерси", после чего взял свой дипломат, спустился вниз и направился к стойке регистрации.

Там уже находились несколько десятков пассажиров, у которых поочередно проверяли паспорта с билетами две миловидные девицы с ногами от плеч и в коротких мини юбках

Процесс занял не более пятнадцати минут, далее последовал таможенный досмотр — поверхностный и формальный, вслед за чем всех пригласили к выходу на взлетную полосу, у которого вылетавших ждали два яркой окраски автобуса.

Ведомые сопровождающей мы погрузились в них, гармошки дверей бесшумно закрылись, и транспортные средства мягко покатили один за другим по серому бетону.

Спустя непродолжительное время они встали у белоснежного "Конкорда", хвостовое оперение которого было расцвечено колерами французского национального флага.

К описываемому времени это был один из лучших воздушных лайнеров, используемых на дальних магистралях, с крейсерской скоростью более двух тысяч километров в час и дальностью полета сверх семи тысяч.

У борта лайнера уже стоял трап, мы выгрузились, и посадка началась.

Кукольного вида стюардесса, взглянув на мой билет, кивнула изящной головкой с прической "а — ля гарсон", предлагая войти в салон, после чего я ступил на борт воздушного судна.

Оно впечатляло размерами и комфортом.

Пассажирский отсек с двумя рядами кресел, увенчанных белоснежными чехлами, терялся вдали, все было отделано хромом и пластиком, под ногами пружинила ковровая дорожка.

Мое место оказалось в средней части самолета, крайним справа у иллюминатора. Я сунул дипломат в ячейку ручной клади у подволока*, после чего уютно расположился в кресле.

Соседом сбоку оказался высокий, средних лет латинос*, с орлиным профилем и в темных очках, угнездивший на коленях футляр со скрипкой.

— Буэнас тардес, амиго*, — улыбнулся он, перехватив мой взгляд. — После чего добавил на французском, — я музыкант, лечу в Бутан на гастроли.

— Похвально,— кивнул я. — Желаю удачи. И тоже изобразил улыбку.

Вскоре посадка закончилась, трап укатил в сторону, а стюардессы совершили предполетный ритуал. Одинаковый во всех авиакомпаниях мира.

Далее на переборках зажглись таблички "но смокинг", послышался свист запускаемых турбин — лайнер плавно покатил к месту старта.

Там он на минуту встал (свист моторов перешел в рев), чуть задрожал корпусом и стал набирать разбег, все убыстряясь.

Еще несколько секунд — под крылом поплыла взлетная полоса, потом зелень рощ, которые сменила бескрайняя синева моря...

Турбины умиротворяющее гудели, стюардессы, мило улыбаясь и играя бедрами, развозили на тележках напитки с сувенирами, в салоне царили спокойствие и благодушие.

Я посетил приятно пахнущий фиалками туалет "Конкорда", где воспользовался писсуаром, а когда одна из стюардесс оказалась рядом, попросил у нее коньяк. Который стал смаковать, рассматривая воздушное пространство.

За иллюминатором плыл воздушный океан, а под ним расстилалась бесконечность облаков, принимающих самые фантастические очертания. Воздушные замки сменялись человечьими профилями голов, те превращались в диковинных зверей с птицами и так далее.

Коньяк приятно расслаблял, оторвавшись от созерцания мироздания я зевнул, поставил пустой бокал на откинутый перед собой столик и уснул. Под гул турбин и убаюкивающий свист вентиляции.

Мне снился сказочный Бутан, и я в золотой одежде ламы, проповедующий пастве небывалое.

Тысячи людей с благоговением внимали, в перерывах я изрекал мантры*, состояние было близкое к оргазму.

Потом кто-то из верующих громко заорал: "Всем сидеть! Не двигаться! Это угон!".

Видения исчезли.

На сиденье сбоку от меня лежал открытый футляр скрипки, а рядом, в проходе, высился латинос, потрясая в руке куцым израильским "Узи"* с торчащим из рукоятки магазином.

У открытой двери кабины пилотов, направив туда браунинг, что-то орал второй, араб в белом балахоне, а в хвостовой части, демонстрируя в руке гранату, скалился третий — здоровенный негр. У меня по коже пошли мурашки.

— Ни х.. себе, — прошептали губы, а мозг стал лихорадочно соображать, что делать.

— Сиди тихо не рыпайся, — тут же дал внутри совет чекист. — Как в таких случаях учили.

— И запоминай их приметы, что б потом дать показания властям, — добавил прокурор. — Это важно.

— Не, лучше дай бандиту рядом в лоб, — возбудился шахтер.— Что делают, суки!

— А потом вырви ствол и с "Варягом" вперед! — призвал моряк.

Внутри все смешалось в противоречиях.

Как результат, Готье попытался вскочить и тут же получил от латиноса удар сионистской железякой по голове. Там вспыхнуло и погасло.

Глава 4. На берегах Ориноко.

Когда я открыл глаза, чувствуя сильнейшую ломоту в затылке, лайнер, воя турбинами, тянул над бескрайним лесным морем с артериями рек внизу, которые стремительно приближались.

В салоне царили хаос и вопли перепуганных людей, сверху на головы рушился багаж из открывшихся ячеек.

Еще через несколько секунд, заваливаясь набок, "Конкорд" стал задевать правой плоскостью верхушки деревьев (я сжался), потом его тряхнуло, и самолет на глазах стал разваливаться на части.