Гексаграмма

История 4. Ланьфан. Очарованный дворец

В тот день, который для Ала и Мэй прошел познавательно, а для Зампано и Джерсо — поучительно, император Лин из клана Яо, с утра заседал с представителям кланов. Дело это было таким муторным, а представители кланов — такими настойчивыми, что Лин вернулся в свои покои совершенно бледным с лица. И, застав там аж двух наложниц, немедленно выгнал их вон.

— Кто распорядился? — возмущался император. — Всех посажу! Сначала эти меня имели, а теперь еще и вы!

Наложницы в скуднейших одеяниях с визгами и писками высыпали в коридор. Ланьфан, которая наблюдала за всем этим из своего личного кабинета по соседству с императорскими покоями, только устало потерла лоб.

Значит, малой кровью не отделаешься.

Конечно, ей не нравилось, когда ее господин развлекался с чужими женщинами. Что тут может нравиться? Но Ланьфан знала: мужчинам нужно сбрасывать негативную энергию, которую только женщина может правильно принять и переработать. Так что, как глава личной охраны и тайной службы императора, она считала своим долгом вовремя представить правильных девушек. То, что сейчас этот проверенный временем способ не сработал, означало: Лин настолько не в духе, что потребует своих ближайших советников — ее, Вернье, двоюродного деда Яньцина и, может быть, еще кого-нибудь. И вот тут уж негативная энергия похлещет так, что только успевай поворачиваться.

Но нет, сработал наихудший вариант: доверенный слуга прибежал, кланяясь, и сообщил, что император требует в свои покои только ее и ее одну.

"Лишь бы не потребовал снова идти с ним в город в простой одежде, — тоскливо думала Ланьфан, отвешивая перед запертыми дверями земной поклон, как того требовал этикет. — Будет с последними бродягами пьянствовать и пипу мучить, а у него ни слуха, ни голоса..."

Поклон закончен; Ланьфан легким движением раздвинула перегородку и скользнула в знакомые ей покои.

Господин, наверное, ожидал, что она уже вошла — Ланьфан любила входить незаметно и прятаться где-нибудь в углу, так что он не всегда мог ее видеть — поэтому уже вещал задумчивым тоном, расхаживая туда-сюда:

— Что может быть смешнее старика, у которого голова шатается туда-сюда, как у фарфорового болванчика! А ведь смеет еще рассуждать о делах государственных. Когда я думаю, сколько на таких, как эти главы клана, переводится каждый год хорошего риса, я... — тут Лин вдруг остановился и хлопнул кулаком по ладони. — Нет! Не в них дело! А во мне! Каким же занудой я стал с ними, Ланьфан! Ведь уже полчаса, кажется, болтаю. Разве раньше за мной такое водилось? Тебе не надоело слушать?

— Нет, что вы, мой господин, — не кривя душой, заметила Ланьфан, поскольку за последние пять минут утомиться просто не успела; к тому же, ей нравился звук голоса господина. — Осмелюсь только спросить, чем они так вывели вас из себя?

— А. Тот же вопрос о единой системе налогообложения. Все мнутся. Будь у меня войско побольше, я бы прижал их...

А вот этот голос Ланьфан совсем уже не нравился. Холодно и резко сейчас говорил Лин, почти как его отец; Ланьфан видела прежнего императора лишь один раз — совсем старым, на смертном одре — и все же его ледяной взгляд и голос, в котором звучала сталь, производили сильное впечатление.

— Вы готовы развязать гражданскую войну? — тихо спросила Ланьфан.

— Нет, — Лин словно опомнился. И тут же жестко закончил. — Пока еще нет. Но Ланьфан! Мне нужна власть, настоящая власть — я не хочу быть наседкой над кучкой выживших из ума стариков! А они еще к тому же напоминают мне, что именно они помогли свергнуть императора, и подступают к горлу, чтобы я поделился секретом бессмертия.

— Но у вас есть план, — напомнила Ланьфан.

— Да, да. У меня есть план, у меня есть Мэй, и колесо судьбы послушно моей руке — все так! Но, во имя Яньвана, если бы этот Союз Цилиня попросту...

За тонкой тростниковой дверью послышался дрожащий голос доверенного слуги:

— Мой господин небесный владыка... Господин гость-с-запада просит вашей аудиенции! — редкие дворцовые слуги могли правильно выговорить имя "Альфонс Элрик".

— Так проси его! — раздраженно крикнул Лин. — Сколько раз сказано: этого пускать всегда!

— Осмелюсь с вашего разрешения, он, в некотором роде, уже...

Дверь распахнулась. На пороге стоял Альфонс Элрик собственной персоной, но в диком виде: в потрепанной накидке горца нахарра, с царапиной на щеке и грязный, как будто пробирался по подземным катакомбам.

— Что с тобой? — удивился Лин.

— Чего? — Ал провел рукой по щеке и удивленно уставился на перепачканные в крови пальцы. — Это твоя стража ретивая очень... Слушай, Лин! Я придумал, как быть с Союзом Цилиня! Как победить их, не побеждая... или как их обмануть!

— Как? — Лин нахмурился.

— Мы возьмем их на живца!

— На живца? — Лин глядел удивленно. — В каком смысле?

— Смотри, — Альфонс уселся к столу. — Ты мне что говорил? Что тебе надоело терпеть произвол кланов, которые управляют своими территориями, не считаясь с тобой, так?

— Ну да, — господин нахмурился.

— И для этого ты собираешься возродить старую систему чиновничества с новыми модификациями?

— Да, — кивнул Лин, — но чиновничество — неверное слово. Я хочу систему служащих, которая бы включали и армию. Мне понравились кое-какие особенности аместрийской организации.

— Так почему бы тебе и не создать для Союза Цилиня еще одну, параллельную систему? Тоже что-то вроде союза, как государственные алхимики, только под твоим контролем?

На лице Лина, до этого выжидательным, отразилось легкое разочарование.

— Да, я думал об этом. Не получится: зачем им эта структура, когда у них уже есть своя? В Аместрис алхимики разобщены, их легко привлечь деньгами, знаниями, привилегиями... В Сине же они уже едины, деньги и привилегии у них есть и так.

— У старших, — Альфонс мотнул головой. — У старших есть. А у низов? Ну, допустим, самые низы тебе тоже не нужны, а как насчет тех, кто в середине? Кто видит, как всем заправляют могущественные косные старики — пусть даже их собственные деды, прадеды, отцы... А у них самих никакого влияния нет?

— Понимаю, о чем ты говоришь, — господин Ланьфан кивнул. — Ланьфан и Вернье уже с этим работают. Перетянуть Цилиня на нашу сторону не за рог, так сказать, а за его длинную шею... Но пока результаты мизерные.

— Мизерные результаты — потому что нет приманки, — кивнул Альфонс. — В конце концов, эти люди — алхимики. Больше всего они уважают знания. Они могут опасаться, что, перейдя на твою сторону, не получат часть секретов своего Союза... Уверен, многое им старики передают на смертном одре! И если у нас не будет каких-то равновесных секретов...

— Ты хочешь поставить на кон философский камень? — удивленно спросил Лин. — Снова? Разве не вы с братом меня убеждали, что чем меньше людей знает про него, тем лучше?

— Не припомню такого разговора, — удивленно сказал Альфонс. — Может быть, это Эдвард один тебе такое говорил? Но я согласен, философский камень лучше лишний раз не светить.

— Тогда что еще мы можем использовать как приманку?

— Меня.

Император приподнял брови. А Ланьфан подумала, что Альфонс и Эдвард и в самом деле похожи больше, чем кажется на первый взгляд: она-то считала, что самонадеянный из них как раз старший...

— А что? Представь: золотоглазый алхимик-с-запада, последний потомок прямой ксеркской линии, вернувшийся из мертвых... Они могут подозревать, что я владею совершенно сногсшибательными сведениями, тайнами жизни и смерти, что я знаю ответ на все загадки природы!

— Или будут подозревать, если мы им подскажем... — сказала Ланьфан: эта мысль так увлекла ее, что она нечаянно высказала вслух то, что думала. Тут же спохватившись, девушка поклонилась: — Прошу прощения, что вклинилась в разговор.

Лин и Альфонс удивленно обернулись. Но Альфонс тут же просиял:

— Точно! Вот, Лин, Ланьфан уже поняла!

Лицо господина в первый момент вытянулось, а потом... он хлопнул себя по колену и расхохотался.

— Вот умора! Во имя Яньвана... Альфонс Элрик, когда ты успел стать таким хитрецом?.. Вот это... однако... а ведь они купятся, еще как купятся, если мы затолкаем эту байку им в глотки! Но как ты додумался?

Альфонс слабо улыбнулся. Судя по его виду, до него только теперь дошла вся смелость идеи. Однако он вкратце обрисовал встречу с нахарра, а еще рассказал о случае в землях триады, когда построил мост через ущелья.

— То был чистой воды экспромт, — пояснил Альфонс, — но оно произвело очень большое впечатление... И там был этот человек из союза Цилиня, дядя Лунань, некто Нивэй, не знаю фамилии...

— В союзе Цилиня нет фамилий, — уточнила Ланьфан.

— А, ну вот тем более... Похоже, он впечатлился. Можно попытаться на него выйти.

— Триады — позор моего царства, — нахмурился император. — Преступные группы, которые властвуют собственными землями! Одно утешает: не я их развел... Хотя кто знает: если мне удастся наладить контакт с кем-то из "голов дракона", может быть, они смогут послужить мне лучше этих кланов?..

Он бросил короткий, острый взгляд на Альфонса. Алхимик даже поежился, а Ланьфан с одобрением подумала, что царственностью ее господин не уступит владыкам прошлого.

— Вот это даже не проси! Нет у меня к ним подходов, и все! Больше я не собираюсь к ним возвращаться! — возмутился аместриец.

— Осмелюсь заметить, мой господин, — произнесла Ланьфан, — есть еще та женщина, про которую я вам рассказывала... специалистка по взрывам...

— Ладно, — Лин хлопнул себя по бедрам. — Альфонс, расскажи, что из себя представляет этот Нивэй? Как он тебе показался?.. Ланьфан, а ты потом попроси Вернье мне разыскать на него отчет.

Ланьфан кивнула.

Альфонс коротко описал Нивэя: рассказал, что человек этот показался ему очень проницательным, нестандартно мыслящим (один он пошел на контакт с триадами!), достаточно беспринципным, чтобы интриговать с помощью своей собственной смертельно больной племянницы и достаточно при этом осторожным, чтобы не совать голову в петлю...

— При этом он не так молод, — закончил Альфонс, — и, вполне возможно, если он еще не во главе Союза, значит, ему не дают стать во главе... Что если удастся собрать компанию таких, как он? Почти самых влиятельных лиц?

— Неплохо задумано, — кивнул господин. — Ну что ж, Ланьфан, тогда вы с Вернье займитесь именно этим: соберите воедино весь материал, который у вас есть на этих "почти" главных в Союзе... Да, попроси ко мне Мэй и доверенных писарей: нужно набросать, как я вижу этот новый императорский союз... Альфонс, я бы хотел, чтобы ты тоже в этом поучаствовал. Если это не противоречит твоим планам.

— Каким планам, — вздохнул Альфонс, — я пока даже до твоей библиотеки не добрался, и алкестрию изучать не начал!

— Ну, моя библиотека к твоим услугам в любое время, — пожал плечами Лин, — так же, как моя личная учительница алкестрии. Только вот закончится эта чехарда... Мне же еще надо ублажать этих дряхлых старцев из враждующих кланов, чтоб ты знал.

— Да я ничего, — Альфонс вымученно улыбнулся. — Я думаю, пока мы будем изучать Союз Цилиня, я узнаю о синской алкестрии достаточно, чтобы наметить план исследований.

— Да, кстати! — Лин поднял руку. — Я, конечно, в алхимии мало что понимаю, да и в алкестрии тоже... Чтобы доказать старейшинам Сина, что философский камень действует, Мэй увеличивала свою панду. Но, боюсь, с людьми Цилиня этот фокус не пройдет: им нужно что-нибудь... более интересное. У тебя есть наготове какой-нибудь подходящий фокус?.. Например, если бы ты мог оживить какие-нибудь доспехи...

— Эй, я не собираюсь прикреплять ничью душу к неодушевленным предметам! — в негодовании воскликнул Альфонс.

Император только рассмеялся.

— Да, усмирить землетрясение тоже пойдет, — сказал он, чрезвычайно довольный собственным сомнительным остроумием. — Только, боюсь, по заказу я его тебе не устрою. Тут, в Шэнъяне, они не так уж часто случаются.

— Я раздобуду тебе фокус, — кивнул Альфонс. — У меня есть кое-какие идеи по этому поводу.

— Нахарра? — поинтересовалась Ланьфан.

Альфонс с улыбкой кивнул ей.

— Да, постарайся наладить с ними контакт, — серьезно произнес Лин. — Меня крайне интересует, считают ли они себя моими подданными.

"Мой господин любит повелевать всем, что видит, — подумала Ланьфан, — или заключать союз. Именно это и делает его господином, которому я принадлежу душой и телом". Мысль несла в себе оттенок горечи: если бы Ланьфан действительно принадлежала ему, по-настоящему, без остатка!..

Она отогнала эту мысль. Она — это она. Телохранитель. Защитник. Не наложница, не та, кого защищают; не та, кто видит сладкие сны в объятиях своего господина.

— Если ты отправишься к нахарра, мне понадобится обеспечить тебе там охрану, — Ланьфан обратилась к Альфонсу самым деловым тоном. — А они живут тесными анклавами... это может быть непросто.

— Я просто возьму с собой Мэй, — улыбнулся ей алхимик. — Вместе мы с ней — хорошая команда.

История 5. Мэй. Дом Тысячи змей

Мэй нервничала: Альфонсу даже казалось, что от ее дрожи раскачивается палантин.

— Знаешь, у меня не очень любят чужеземцев, — сказала она извиняющимся тоном.

— Вести себя поскромнее? — понимающе поинтересовался Альфонс.

— Нет, что ты! Наоборот, как можно высокомернее! Но это если кого-то встретишь. Я постараюсь, чтобы нам никто по дороге не попался.

Особняк клана Чань помещался на одной из боковых улиц Шэнъяна. Как и все подобные особняки, он представлял собой огромное подворье, где уже ворота подавляли своей внушительностью. Врата алхимии выглядели не так страшно в сравнении с ними.

Но Альфонс достаточно пробыл в Сине, чтобы понимать: особняк Чань был и скромнее, и ниже многих своих собратьев. Более того, фасад сверкал такой свежей краской и такой новенькой позолотой, что можно было биться об заклад: все это было добавлено совсем недавно.

Совсем неуместно позолота смотрелась на двух огромных змеях, украшавших створки ворот. Альфонс решил, что им бы больше пошел цвет окислившейся бронзы.

— Да, — подтвердила Мэй его догадку насчет отделки, — это мой дядя Сыма распорядился... Я надеюсь, мы его сегодня не встретим. Он уехал в наши основные владения, в провинцию Сыннянь, проверяет крестьян... — на лице Мэй на миг мелькнуло отражение ее эмоций по поводу того, как именно ее дядя проверяет крестьян. — Правда, бабушка Юэ дома.

Они поднялись по расписному крыльцу, также украшенному змеями, прошли мимо стражника в традиционном наряде — тот выглядел совсем стариком, но стоял прямо — и оказались во внутреннем дворе. Альфонс озирался с любопытством: ему по-прежнему были интересны все выверты синской архитектуры, особенно древние. Однако первым бросилось в глаза обилие змей. Змеи были повсюду: обвивали квадратные колонны, разевали пасти с окончания перил... Самые разные: крайне реалистичные, словно сошедшие из детской книжки, стилизованные почти до неузнаваемости... Змеиные пасти, змеиные изгибающиеся тела, змеиные зубы...

— Мэй, почему змеи?

— Это древний символ алкестрии, — ответила Мэй с некоторым недоумением. — Да ведь твой брат носил змею на плаще... и у тебя тоже была нарисована!

— Но зачем столько?

— Это также древний символ клана Чань. Наш особняк называется "Дом Тысячи змей". Ты не знал?

Мэй не дала ему оглядеться: прямым маршрутом она сразу же потащила Альфонса через весь двор, потом через выдержанный в блеклых зеленых тонах коридор, потом раздвинула перегородки с изображенным на них бамбуковым лесом, и Альфонс... попал в комнатный бамбуковый лес.

Молодому алхимику потребовалось несколько секунд, чтобы понять: это просто комната с высаженными в ней бамбуковыми деревьями, и даже не слишком большая. Но через нее тек самый настоящий ручей, а падающий с потолка свет создавал ощущение дня в бамбуковой роще. Кроме того, створки двери напротив входной выходили на террасу, за которой во внутреннем дворе тоже рос бамбук... Если бы не несколько досок террасы, впечатление, что своевольная природа просто хлынула внутрь человеческого жилья, было бы полным.

А еще эта комната казалась новой и какой-то молодой в отличие от остального дворца.

— Сяомэй! — позвала Мэй взволнованно. — Смотри, кто пришел к тебе в гости? Узнаешь?

Из-за бамбуковых стволов раздалось глухое ворчание, нечто среднее между бурчанием в животе и рыком. Потом, переваливаясь, на свет вышла огромная панда.

В холке она была чуть выше ротвейлера, но общими габаритами превосходила любую круглую собаку. При полностью шарообразной форме и скучающих глазках природа снабдила зверя огромными, хоть и плоскими зубами — цапнет, мало не покажется. В общем, медведь и медведь.

Альфонс не попятился только потому, что прирос к полу.

— Это — Сяомэй? — тихо спросил он.

Мэй, однако, не ответила. Она уже бросилась обниматься с пандой, которая нежно погрызла один из шариков волос девочки, потом поваляла ее лапой по земле, потом потерлась носом о ее плечо... короче говоря, все-таки было ясно, что это Сяомэй.

— Но как? — удивленно воскликнул Альфонс.

Панда насторожилась и повернула к нему голову.

— А, — Мэй погрустнела. — Когда нужно было продемонстрировать действие философского камня старейшинам кланов, нужно же было выбрать, на ком... И я вспомнила, что Сяомэй всегда хотела быть большой. Вот и попробовала. Я думала осторожненько, только немного ее увеличить... Но стоило начать, и она вот как выросла!

— И ты поэтому ее не берешь? — спросил Альфонс. — Потому что она слишком большая, чтобы сидеть у тебя на плече?

— Нет, с ней гулять стало даже еще удобнее! Я только надеваю ошейник с цепочкой, чтобы люди не пугались. Но Сяомэй у меня умненькая, и теперь, когда она большая, никого не кусает. Просто... в общем, тут есть императорский парк рядом... Недалеко от Очарованного дворца. По-вашему, заповедник, только туда могут только те заходить, кому император лично разрешит... Так вот, там живут императорские панды.

— Прямо императорские?

— Прямо императорские.

— И чем они отличаются от обычных?

— Ничем не отличаются, конечно.

— Ну и при чем тут они?

— Сяомэй нашла там себе пару, сейчас ждет маленьких, вот при чем! — сердито сказала Мэй. — Поэтому я ей тут все устроила, чтобы было удобнее!

И тут Сяомэй, которая довольно давно нюхала воздух в сторону Альфонса, не выдержала. Вперевалку подойдя к молодому алхимику, она плюхнулась рядом с ним на попу и потерлась носом о его бедро.

— Надо же! — восхитился Альфонс, машинально почесывая панду за ухом, будто кошку. — Она меня узнала!

— Конечно, — с гордостью подтвердила Мэй. — Сяомэй у меня очень умненькая!

В этот момент дверь бамбуковой комнаты распахнулась, и в дверях появился слуга в голубом халате, столь же древний, как и стражник на входе. Альфонсу даже показалось, что это его близнец или тот же самый старик, просто в другой одежде.

Старик низко поклонился и скороговоркой произнес:

— Светлая госпожа Юэ с визитом к уважаемой внучке и заморскому гостю.

У Мэй даже лицо вытянулось, а побледнела она так, будто ее окунули в чан с белой краской. Альфонс посмотрел на девочку с тревогой.

Через порог быстрым шагом переступила высокая статная женщина лет шестидесяти. Седеющие волосы были убраны на затылке и слегка припудрены, лицо набелено, но не слишком. Она была одета в узорчатый, хотя, по некоторым признакам, не новый халат, руки убраны в рукава. Женщина коротко поклонилась.

Альфонс ответил на поклон, не будучи уверен, следует ли ему кланяться ниже или меньше; он никак не мог разобраться в этих статусных синских поклонах, которые еще менялись в зависимости от пола собеседника. Воистину, химические преобразования были гораздо легче и логичнее!

— Мои приветствия гостю с той стороны пустыни, — произнесла женщина. — Мы очень рады видеть у себя дома того, кого принимает сам император. Я разрываюсь от стыда, что в отсутствии моего сына вам не было оказано надлежащего приема под этой крышей. Осмелюсь ли предложить вам поучаствовать в нашей скромной трапезе?

Альфонс скосил глаза на Мэй. Она стояла с совершенно каменным лицом, и он мог бы поклясться, что, под длинными рукавами желтого халата кулаки девочки были сжаты. Ей, несомненно, очень не хотелось, чтобы Альфонс принимал это приглашение и вообще разговаривал с ее бабкой. Но поделать она ничего не могла, и Альфонс тоже не представлял, как вежливо отклонить приглашение в такой ситуации.

Поэтому он только сказал:

— Это я почту за честь отобедать в столь древнем и славном доме, — и этим почти полностью исчерпал свое знание синских церемониальных фраз.