— Без молока, сахара и вредных вкусовых добавок, — мрачно похвасталась я, и Констант все-таки рассмеялся и щедро плюхнул мне в тарелку кленовый сироп.

— Оладьи не отдам, они остыли, — объявил он и вгрызся в них с таким аппетитом, что я немедленно усомнилась в его словах и бесцеремонно полезла с проверкой.

Не соврал.

— Разве устав Самаджа позволяет объедать дорогих гостей? — насмешливо прокомментировал Констант и в отместку стащил полную ложку овсянки. Обжегся, но все равно посматривал с торжеством.

— Только если они от этого в восторге, — бездумно призналась я — и замерла, ошарашенная собственной реакцией.

Констант ведь веселился не натужно, пытаясь скрыть собственный страх, как я ожидала, а совершенно искренне, без задней мысли; боялся он ровно до того момента, как я пришла — и начала беседу с подколки. Причем боялся не меня и даже не одержимого, а...

Того, что что-то резко изменится? Что я стану его избегать?

На обычное влечение это уже не тянуло.

А мне почему-то безумно хотелось быть с ним открытой и прямолинейной, как с Чирикло, что только усугубляло и без того идиотскую ситуацию.

Мы знакомы всего неделю. Он помолвлен и служит людям, втянувшим моего отца в смертельно опасную аферу и бросившим его в критический момент. Я принадлежу Самаджу и одержима лисой, а единственное, что мне нужно от ирейцев, — это помощь в поисках Чирикло.

Со своими порывами определенно следовало совладать, но...

В глазах женщины на его рисунках жило что-то такое же темное, тяжелое и невыносимое, как и у него самого. Что-то он увидел во мне?..

— Ломри? — Констант окликал тихо, но в пустом зале его голос звучал, как низкий, нарастающий рокот высокой безжалостной волны. Рука была такой горячей, что от прикосновения я невольно вздрогнула. На манжете его рубашки по-прежнему темнело чайное пятнышко; под глазами залегли усталые тени.

— Помните, вы обещали, что не позволите себе ничего лишнего?

— Разумеется, — выдохнул он.

Но рука, накрывающая мою ладонь, будто стала тяжелее. Кажется, у меня на физиономии излишне отчетливо значилось, что я сама хочу, чтобы он взял свои слова назад, а вовсе не напоминаю о данном обещании.

— Кража овсянки — это уже лишнее, — строго объявила я и осторожно отняла руку, чтобы отпить из чашки горький зеленый чай.

— А кража моих эксклюзивных оладий?! — неискренне возмутился он.

— А я вам ничего такого не обещала, — брякнула я и прикусила язык.

Констант тут же подался вперед, но, заметив мою реакцию, тоже застыл.

Пауза получилась бы неловкой, если бы мы, будто сговорившись, не рассматривали друг друга — жадно, словно силясь впитать взглядом то, чего нельзя коснуться руками.

...у него темно-каштановые волосы до плеч, собранные в хвост; они жесткие даже на вид и упрямо пытаются выбиться на волю, но кожаный шнурок стянут слишком туго.

...на подбородке и щеках лежит тень щетины, и у меня зудят кончики пальцев — так хочется ощутить, как она покалывает кожу.

...он всегда немного хмурится, а надбровные дуги чуть высоковаты, и между ними пролегает ранняя морщинка; эта впадинка будто создана для того, чтобы прижиматься к ней губами.

...шея массивная и совершенно не соответствует тейнарским канонам красоты, но, полуприкрытая мягким воротником дорогой рубашки, смотрится вполне гармонично; должно быть, потому, что сюртука на нем нет, и под белой тканью видно, как напряженно бугрятся мышцы плеч — тоже совершенно не соответствующие ни общепринятой моде Альянса на точеных, изящных людей, ни даже должности обычного секретаря.

Обычного ли? Рубашка чертовски дорогая...

И верхняя пуговица расстегнута. Смуглая кожа контрастировала с белой тканью рубашки так притягательно, что я едва сдержалась, чтобы не добраться до следующей пуговицы, чтобы посмотреть — он такой загорелый весь, целиком? Или все же есть там, под одеждой...

Я сглотнула и наконец обратила внимание на то, что сижу, неприлично подавшись вперед, а ворот капари разошелся будто бы сам собой. Констант замер моим зеркальным отражением.

Помолвлен, черт подери, Хикари, он помолвлен, имей совесть! Если уж у него ее нет...

Некоторое время ушло на то, чтобы прогнать мысль о том, что в нашем-то веке в Альянсе помолвка значит не так уж много и ее легко разорвать, и выровнять дыхание.

— Я собираюсь сегодня погадать, — сказала я — и просчиталась: голос сел.

Черт! Он ведь просто сидел... и смотрел. Даже руки коснуться не пытался.

— Погадать? — переспросил Констант и тоже быстро замолчал.

Пришлось снова сглотнуть, прежде чем говорить.

— Одержимый может заглядывать за тории, — уже вполне нормальным, ровным голосом сообщила я. — Он никогда не ошибается в гаданиях. По уму, следовало сделать это сразу же, как только Чирикло пропал, но...

— Вам придется его снова выпустить? — догадался Констант.

Я покаянно кивнула.

В его позе что-то неуловимо изменилось — будто он только что узнал, что сидит на мине нажимного действия.

— Ваш учитель знает?

— Разумеется, — ответила я. — О-ками-сама Кео собирался предупредить вас сразу, как только лорд асессор и Сестра вернутся с... прогулки. Будет лучше, если вы покинете Самадж на время. Когда одержимый смотрит за арку, он... — я осеклась и передернула плечами. — Кео тоже уйдет, и особняк запрут.

— А ключ проглотят? — иронично уточнил Констант.

Я нервно усмехнулась, и он все-таки решился:

— У меня сложилось впечатление, что одержимый, хоть и пытается вам угодить, не вполне понимает, что может вам повредить, — осторожно сказал не в меру проницательный секретарь королевского асессора и выжидательно замолчал.

— Не понимает, — вынужденно подтвердила я. — Поэтому я и собираюсь гадать днем, когда могу проследить за ним. Не беспокойтесь, господин Эмбер. У меня достаточно опыта.

Он прищурил невыносимо темные глаза и промолчал, и что-то такое было в его облике, что я поняла: даже если он послушно покинет Самадж со всеми остальными, убедить его держаться в стороне не выйдет.

...А овсянка так и остыла.

Глава 16. Один в один

Что я прочно усвоила за последние годы, так это простую истину: чем дольше и тверже говоришь себе: "Нет!" — тем громче, безрассуднее и отчаяннее прозвучит твое "Да!", когда ты, наконец, сорвешься.

А сорвешься непременно.

Работало и с крупными покупками, и с диетами, и с желанием убежать.

И с лисой.

Поэтому одержимого я выпускала — недалеко и ненадолго — и сама рисовала тории на мышах и крысах, которых неизменно притаскивало чучело. Но для него это было лишь еще одно "нет", и всякий раз, когда нужно было погадать, оно отрывалось по полной.

Я не сомневалась, что неугомонный лорд асессор и его бесконечно любопытная супруга загорятся желанием посмотреть, как лисица выглядывает за тории, и мысленно приготовила с десяток доводов, почему им следует забыть эту дурную идею, и даже припомнила, куда можно прогуляться во Флат-Плейсе, чтобы не заскучать, — и в очередной раз ошиблась.

Уговоры не пригодились. Я даже поздороваться и то не успела, — не то что предупредить их о своих планах.

— Мы возвращаемся в Нальму, — сходу заявил лорд асессор, звучно шарахнув дверью столовой. Сила удара была такой, что створка отскочила от стены, но он не глядя подставил под нее предплечье, отправив обратно, и она с жалобным скрипом вернулась и еще долго покачивалась на петлях. Взъерошенный Рино стоял на пороге, явно не собираясь тратить время на церемонии, и на дверь внимания не обращал.

За спиной носорога маячила Сестра, и на ней лица не было.

Константу хватило одного взгляда, чтобы разом посереть и вскочить на ноги.

— Что случилось?

Рино ответил переливчатой тирадой на родном языке. Я улавливала только отдельные слова и предлоги, но смысл поняла быстро.

Лорд асессор изволили ругаться на подчиненных. Многоэтажно, виртуозно и художественно, и в этой его многословности мне почудилась настоящая паника.

— Что случилось? — повторил Констант, невольно выдавая, что подобным образом лорд асессор с подчиненными общался регулярно, но столь истеричные интонации для него в новинку.

Рино запнулся на середине фразы и несколько секунд не дышал. А потом со свистом втянул в себя воздух и неожиданно ровным голосом ответил:

— Принцессу Кейли нашли мертвой в ее покоях.

Кажется, я позорно охнула.

А Констант мгновенно превратился в образцового ирейца, будто сошедшего со страниц учебника по этикету, — восково-невыразительное лицо, идеальная осанка, слегка напряженная поза. Только сюртука и не хватало.

— Ты остаешься, — продолжил лорд асессор. — Есть подозрение, что дело об артефакте связано с происшествием. Справишься?

Секретарь бросил короткий взгляд на меня. Вряд ли зрелище бледной ками без капли традиционного макияжа было хоть сколько-нибудь воодушевляющим, но он почему-то решительно кивнул.

— Отлично, — кивнул асессор и от души шарахнул об пол маячок, немедленно разлетевшийся на сотни осколков. — Я на связи. Пойдем скорее!

Последняя реплика адресовалась Сестре, которая коротко кивнула и решительно пошла в портал следом за мужем.

Мы с Константом остались вдвоем в пустой столовой. Секретарь королевского асессора выдохнул и звучно рухнул на стул, уставившись перед собой. Я нервно сглотнула.

— Господин Эмбер, возможно, сейчас это не самая уместная просьба, но я считаю ее крайне важной для следствия. Вы очень обяжете меня, если спросите у лорда асессора, не было ли на теле принцессы знака тории.

Констант молча выставил передо мной напряженную ладонь. Я покорно опустила глаза.

Овсянка в тарелке теперь выглядела крайне неаппетитно, невзирая на сироп.

— Я спрошу вечером, леди Хикари, — заговорил секретарь через пару минут. — Сейчас нельзя отвлекать ни лорда асессора, ни Сестру. Они наверняка собирались идти напрямую к третьему принцу, пока Его Высочество не сделал что-нибудь... опрометчивое. Он очень привязан к жене. Был.

— Тогда лучше завтра, — вырвалось у меня прежде, чем включились мозги.

Констант с недоумением повернул голову, и пришлось пояснить:

— Мой... мой отец сопровождал Его Высочество несколько дней, когда он готовился к разводу со своей первой женой, — с трудом выдерживая собственный ровный тон, сказала я. — Говорил, что принц каждый вечер напивался так, что наутро приходилось вызывать целителей. Вряд ли Его Высочество изменил своим привычкам.

Лицо секретаря напоминало восковую маску.

Он тоже помнил, что моего отца арестовали прямо перед разводом августейшей четы, но был слишком хорошо воспитан, чтобы акцентировать на этом внимание, раз уж я не стала.

— Поверьте, леди Хикари, рядом с Сестрой все изменяют привычкам, — сказал он вместо этого. — Особенно вредным.

Я сконфуженно кивнула, не став спорить, хотя до прихода Сестры у принца уж точно было время, чтобы сохранить верность.

Лучше бы поспорила: пока я молчала, Констант думал. Много. И приходил к каким-то болезненно парадоксальным выводам.

— Леди Хикари, что будет, если на мне нарисовать тории?

Я открыла рот, чтобы во всех кровавых подробностях расписать последствия такого идиотизма... и закрыла, задумавшись.

— Не знаю. Фигура под аркой — знак принесенной жертвы, символ перехода между нашим миром и потусторонним. Когда я рисую ее на мышах или овцах, одержимый приходит, чтобы их съесть. Скорее всего, с любым другим человеком он поступит так же.

— Но не со мной? — наивно уточнил Констант.

— О, чудесная вера, что что-то плохое может случиться только с другими, — я улыбнулась одними губами. — Не знаю, господин Эмбер. Я не допускаю полного слияния сознаний с тех пор, как одержимый напал на Кео, и не улавливаю всех его стремлений. Возможно, лисица вас не съест. Но вы зачем-то нужны ей, и я не уверена, что вас не ждет участь куда худшая.

— Вот как? — задумчиво прищурился секретарь.

А у меня в животе будто свернулся ледяной змеиный ком.

— Не вздумайте.

Я собиралась потребовать, но получился какой-то тихий, чрезвычайно жалобный шепот. Закаленный чужими мольбами секретарь королевского асессора и ухом не повел.

— Скажите, леди Хикари, то намерение, которое вы ощущаете в одержимом по отношению ко мне, — оно похоже на то, что лисица испытывала к Чирикло? — спросил Констант каким-то совершенно другим, охрипшим и пьяным, но по-прежнему вибрирующе низким голосом.

Я на мгновение замерла, покорно прислушиваясь. Этажом выше чучело сыто потянулось на пуфике и снова расслабилось, свесив хвост и мечтательно облизываясь, хотя на самом деле его почти трясло от нетерпения.

— Да, — удивленно ответила я. — Один в один.

Констант слегка качнулся, неосознанно подавшись всем корпусом ближе ко мне, и белозубо улыбнулся. Кончики ушей у него покраснели — явно не от смущения, а от крайней степени самодовольства.

Я покраснела куда равномернее, осознав, к чему он клонит.

Чирикло — ваандарар, смешливый, громкий и свободный, как все его племя. Констант — благовоспитанный, высокопоставленный, ядовитый ирейец, безупречный служащий, на которого требовательный асессор не боится оставлять важнейшие для королевской семьи дела.

Единственное общее, что было между ними, — мое желание. Я хотела обоих, но не могла получить ни одного. Но если для Чирикло у меня всегда наготове была маска боевой подруги, с которой ваандарар в конце концов смирился, — то с Константом номер не прошел, и излишней тактичностью он заморачиваться не собирался.

— Одержимый всегда стремится выполнить ваши желания, — констатировал секретарь. Улыбка стала шире.

Я надавила себе пальцами на переносицу.

Помолвлен, Хикари. Он тоже помолвлен. Но отпираться от очевидного, наверное, глупо. Мы же взрослые люди?

— Господин Эмбер, я сомневаюсь, что следствие продвинется, если одержимый выполнит это мое желание. Понимаю, вам нужно отвлечься от трагедии, но жертвовать собственным телом ради эксперимента — явный перебор. Вы же не надеетесь, что одержимый попользуется и вернет его вам в целости и сохранности?

Кажется, на этот раз я все-таки до него достучалась. Секретарь слегка смутился и даже выпрямился, а уши у него теперь алели целиком. Но разум, похоже, пребывал в длительной отключке.

— Позвольте мне остаться в Самадже на время гадания, — попросил он. — Я должен кое-что проверить. Обещаю, что не совершу ничего необдуманного и сплету вокруг себя все щиты, какие только знаю.

— Вы представляете, что сказал бы лорд асессор, если бы узнал о том, что человек, которому он доверил тейнарскую часть расследования, настойчиво игнорирует элементарные правила техники безопасности? — устало поинтересовалась я.

— Представляю, — охотно кивнул Констант и накрыл ладонью мою руку. — Дословно. Но о некоторых моих догадках ему не стоит знать раньше времени. Не так ли? — его пальцы бережно перевернули мою ладонь и нарисовали гипнотический, обжигающе горячий круг на запястье.

Мне оставалось только вознести хвалу изобретателям капари, под которым не было видно, как хозяйка покрывается мурашками с ног до головы.