Город Эйч

— Не думаю, что девушка причинит почтальону вред. Может она просто спешит спасти мир?

— Ага, торопится на битву Добра со Злом, и наш бравый почтальон оказался замешанным в дела вселенской важности!

— И если он не успеет, наступит конец света.

— Беги, Рони, беги!

— Десять баксов на почтальона! Рони, я верю в тебя!

Они посмотрели друг на друга и расхохотались.

Красная тойота припарковалась возле аккуратненького деревенского домика. Ничего общего с загородными коттеджами, именно добротный бревенчатый дом.

— Ну, конец света или нет, а генеральной уборки это не отменяет!

Алан открыл багажник.

— Я возьму инструменты, а ты — продукты. Два пакета на заднем сиденье.

— Что это здесь? Красное вино?

— Если освободишь террасу от палой листвы — ароматный глинтвейн в награду!

— Алан, с каких это пор ты готовишь глинтвейн?!

— Ты не представляешь, сколько появляется свободного времени, когда отказываешься от адюльтеров!

— Вышиваешь крестиком?

— Ха-ха.

Вика стояла на террасе, вдыхала лесной воздух и открыто рассматривала лоснящийся от пота торс Алана. Он рубил дрова на заднем дворе. Метла в ее руках уже сделала свое дело и возле ступенек высилась аккуратная кучка палой листвы, веток и песка, накопившихся за зиму.

— Эй, детка, я требую свой глинтвейн!

Алан помахал ей рукой, набрал дров и пошел к дому.

— Будет. А еще огонь в камине и потрясающий ужин... если ты его приготовишь!

— Ни за что! Я — гость, ты — хозяин, ты — хозяин, я — гость, ферштейн?

— Что ж, баранина с луком шалот тебя устроит?

— Ого! Так все сложно с личной жизнью?!

— Я — примерный муж. Законный секс три раза в неделю.

Алан исчез в глубине дома. Вика хмыкнула ему вслед:

— Звучит так же заманчиво, как общественные работы в неоплачиваемый отпуск.

— Ничего ты не понимаешь, распутная женщина! — донеслось из комнат.

— Ха-ха!

Алан снова вышел на террасу. Уже в футболке. Он поднял голову и посмотрел на два железных кольца вбитых в потолок. Вика проследила за его взглядом. Он повернулся к ней. Вика:

— Думаешь, пора?

Алан внимательно посмотрел на голубое весеннее небо, вдохнул запах жимолости, послюнил палец и проверил направление ветра.

— Думаю, можно! — и он направился к гаражу.

Вика смотрела, как Алан крепил качели.

— Ты ведь так и не вернул мне эту книгу. Я подозреваю, что нарочно!

— Да.

— "Да, не вернул", или "да, нарочно"?

— Просто, да.

Огонь в камине рождает причудливые видения, глинтвейн горячит кровь и румянит щеки. Разговор о былом уютно укутывает мозг, а клетчатый плед — тело. Вике всегда было легко с Аланом, как и четыре года назад они говорили на одном языке и смеялись в унисон.

Вика проснулась. В комнате она была одна, из окна лился яркий свет — судя по всему уже около одиннадцати. Распахнулась дверь, широкий силуэт Алана темнел в прямоугольнике светлой двери.

— Доброе утро!

— Ух!

— Да уж, глинтвейн — сильная штука.

Вика оглядела себя:

— Полностью одета. Мы не...

— Нет.

Алан подошел ближе, он улыбался:

— А что?

Вика подмигнула ему:

— Я поспорила с собой на двадцать долларов, — наиграно вздохнула. — Проиграла себе двадцатку!

Алан долго и молча смотрел на нее. Потом вытащил из кармана двадцать долларов и положил на стол.

— Ты выиграла.

Наклонившись, он поцеловал ее.

Спустя час, они лежали улыбаясь и разглядывая друг друга. Потом смотрели друг другу в глаза, все так же молча и улыбаясь. Потом заговорили. Одновременно.

— Я разведусь...

— Я верну кольцо...

Персиковая косточка

Один брат медитировал, представляя себя косточкой от персика. И вот однажды он не вышел к обеду. И на другой день тоже. Когда братья пришли к нему в келью то увидели, что между его старых деревянных сандалий лежит персиковая косточка.

— По-моему ерунда какая-то, — рука отложила в сторону книгу в потертой обложке и легла на подлокотник роскошного кресла. Другая рука неторопливо вынула сигару изо рта и стряхнула пепел прямо на ботинки стоящего напротив.

— Да, дон Сидо.

— И это то, из-за чего погиб этот человек? Из-за книжки с какими-то идиотскими сказками? — пухлая рука с двумя крупными перстнями неодобрительно качнулась из стороны в сторону. Человек стоящий перед доном только склонил голову. Он знал, что ничего хорошего это ему не сулит.

— Ты меня разочаровал, Браконьер.

— Но, дон Сидо... — Браконьер попытался возразить, сказать, что ошибки нет и это именно та книга, которая... Рука снова поднялась в воздух и повисла тишина. Рука небрежно махнула пальцами от себя. Браконьер поклонился и вышел.

— Чушь какая-то... — пробормотал дон Сидо, снова раскрывая книгу — белиберда... медитация на образы... что за ... — он перевернул страницу и уставился на силуэт собаки, нарисованный на черном фоне кроваво-красным.

— Где дон Сидо, ублюдки?

— Не знаем, дон Анто... он все время был тут и ...

— Да что ты говоришь?! — взбешенный дон Анто приблизил свое лицо к говорящему и схватил его за воротник — Да на хрена нам такая охрана, если мимо тебя не только вытащили дона Сидо, но еще и подкинули какую-то блохастую дворнягу?! — палец дона Анто ткнул в скулящего пса, который запутался в теплом халате дона Сидо.

— У вас есть час, вы слышите, один час на то, чтобы найти дона Сидо, где бы он сейчас не был! Если не найдете, я на вас Снарка натравлю! Ясно?!

— Да, дон.

— И выкиньте эту собаку отсюда!

— Да, дон.

— Обо всем приходится думать самому... — проворчал дон Анто, опускаясь в кресло и потирая переносицу большим и указательным пальцами. Как не вовремя пропал этот Сидо! Теперь придется срочно переизбирать нового дона, придется менять всю пирамиду сверху донизу, а ведь у него есть только сорок человек пехоты и три лейтенанта, если начнется война, то придется туго, Снарк воевать не пойдет, он своенравен и ... тут что-то потянуло его за штанину. Он опустил взгляд и увидел пса, который пытался вытащить его из кресла.

— Я же сказал — уберите отсюда эту чертову псину.

— Да, дон. — собаку вышвырнули наружу и ее визг затих где-то внизу. Что-то мешало дону сидеть. Когда он встал, то увидел книгу в потертой обложке. Дон Анто раскрыл ее.

— Что за глупые сказки... — проворчал он, перевертывая страницу. В глаза бросилось кроваво-красное изображение крысы на черном фоне.

Он заворожено уставился на него.

Крыса повернула голову.

Далеко за городом, на пустыре между двумя районами остановился микроавтобус с надписью "Санитарная служба города". Из него вышел мужчина, волоча за собой на поводке упирающуюся собаку. Он привязал ее к металлическому штырю, торчащему из груди пустыря словно пика, а потом сел перед ней на корточки. Они долго смотрели друг другу в глаза и собака рычала от бессильной злости. Потом человек встал и вынул из-под сиденья дробовик. Собака заскулила.

— Пришла пора расплачиваться, дон... — сказал человек и вскинул ружье. Прогремел выстрел. Человек подошел и плюнул на то, что осталось от головы дворняги. Сверху закапал теплый дождь.

— Это ведь твоя работа? — спросил Морж у Плотника одним теплым весенним утром. По городу бегали мальчишки с пачками газет и извещали о том, что Синдикат лишился главы, а на столе стояли выпитые бутылки из-под дешевого пива.

— Нет.

— Нет?

— Не моя. Только книга. А это все санитар. — Плотник прищурился на яркий солнечный свет и оглушительно чихнул.

— Санитар?

— Ну да. Дон не слишком хорошо обошелся с его семьей когда-то... Вот он и решил отомстить. И потом — это же его работа. Отлавливать собак. И убивать бешеных.

— Убивать бешеных собак... — усмехнулся Морж, откидываясь на спинку стула.

— Он просто сделал свою работу, дружище. — Плотник налил себе выпить и покачал головой — и никогда еще он не был так доволен своей работой.

— В этом городе еще полно бешеных псов, — заметил Морж.

— Крыс. Лягушек. Тараканов.... паразитов. — кивнул Плотник.

— Обожаю, когда люди занимаются любимым делом. — сказал Морж и поковырял пальцем в ухе. Внимательно посмотрел на вынутый палец и добавил: — А что, может еще по одной?

Теплая вещь

Утренняя чашка кофе как всегда помогла ему.

Что-то неясное, чуть слышное, что-то приснившееся или пригрезившееся в утренней дремоте растаяло как дым.

Пух!

И нет.

Он помыл чашку, посмотрел на свою фотографию в рамке над столом — утренний бриз, солнце, море и он. Почему-то на этой фотографии он стоял, сместившись влево, словно рядом с ним кто-то должен был стоять, кто-то, кого он обнимал, кто-то, кто просто стоял бы рядом. Он хмыкнул глядя на фото. Утренние фантазии холостяка. Просто он отошел в сторону, чтобы в объектив поместилось и море. И волны. И все. Сердце защемило. Он покрутил головой, удивляясь. У него никогда не было такого чувства, так почему же... черт, это же просто сон, просто мавь... как там у Шекспира? Он открыл шкафчик и стал одеваться, мурлыча себе под нос.

Просто сны... и я не ошибался в них ни разу. — он повернулся в зеркалу и улыбнулся: — О, это королевы Мэв проказы...

По ночам она на шестерне пылинок цугом ездит... — он натянул штаны и принялся за ботинки: — вдоль по носам у нас...

— Она пересекает мозг влюбленных... — кобура, пистолет, запасная обойма:

— Которым снится нежность... — проверить затвор, магазин в рукоять, щелчок...

— Усы судей, которым снятся взятки... с разбега бросится за воротник солдату которому приснятся... — нож плавно входит в ножны на щиколотке: — сражения, испанские ножи...

— Под нею стонут девушки во сне заранее готовясь к материнству... — теперь любимый свитер, часы, перчатки... внизу уже стоит автомобиль, уже трезвонит тревожной трелью служебный телефон.

— Все это — Мэв! — он протянул руку и поднял телефонную трубку. День начался.

— Третья Парковая, дом два, — сказал Алекс, ныряя в машину. Видения и сны полностью растаяли в коричневой жиже кофеина.

— Понял, шеф. — Перкинс протянул руку в боевой перчатке под панель приборов и щелкнул языком, сделав вид, что включил счетчик. Тяжелый бронированный автомобиль рванул с места, блеснув глянцевым отблеском на гербе полицейского управления города.

— Внимание! — сказал Алекс, повернувшись внутрь салона: — Это просто проверка сведений. Обычный обыск. Попросили нас, потому что есть одно нехорошее подозрение... В общем так — официально это приказ полицейского департамента, поэтому никакого тяжелого оружия и автоматических винтовок. Однако, несмотря ни на что держите ушки на макушке. Все делать внимательно и без суеты. Ясно? — шестеро мужчин в унисон кивнули головами.

— Особенно касается тебя, Блажек. Никакого гранатомета. И никакой пальбы по площади!

— Это огонь на подавление, сэр. — буркнул капрал Блажек, отставляя в сторону свое любимое оружие.

— Вот-вот. Никакого огня на подавление. Это, черт возьми не армейская операция и не эсбэшная. Это просто полицейская акция. Понятно? — Алекс еще раз дождался дружного кивка и наконец повернулся в кресле.

— Извините, шеф. — сказал Перкинс: — можно задать вопрос, сэр?

— Валяй.

— У вас свитер под бронежилетом, сэр, непохоже, что он стандартный.

— Да, это мой старый свитер. Он у меня еще с ... черт, даже и не помню, с каких времен.

— А... понимаю. Вот как у моей бабушки была трубка, сэр, так вы не поверите...

— Перкинс, помолчи...

— Хорошо босс. — Перкинс обиженно замолчал. Алекс смотрел на приближающийся особняк с ветхим крыльцом, место назначения. Ребята высыпали из бронированного фургона, рассыпаясь по двойкам и поднимая оружие. Охота началась.

Спустя полчаса Алекс сидел на ветхом крыльце и курил сигарету. Дым поднимался вверх синими кольцами, а он следил за ними, пока они не пропадали в синеве неба. Перед ним остановилась полицейская машина оттуда вышел детектив Виктор Честный, откуда-то сбоку выпрыгнул здоровенный пес и сел рядом, наклонив лобастую голову.

— Инспектор. — сказал Алекс, вынув сигарету из рта: — Вовремя. Мои ребятки только что уехали к вам в участок. Увезли этого клоуна.

— Что вы обнаружили? — спросил Виктор. Собака внимательно наблюдала за ними.

— Ничего. Зеро. Ноль. Дырку от бублика. От мертвого осла уши.

— Совсем?

— Совсем. Вы думали, что он Грендель, так? Он псих, это правда. Пальнул с перепугу. Но это конституционное право наших граждан — палить во все, что нарушает границы их частной собственности. А ордера у нас не было, так что любой судья его оправдает и выпустит. — Алекс затянулся и выпустил новые кольца дыма.

— У тебя есть потери?

— Нет. Если не считать моего старого свитера. Ты представляешь, картечь разорвала все на хрен. А на мне — ну хоть бы царапина.

— В рубашке родился. Черт! Мне бы хотя бы зацепочку.

— Извини, Виктор. Ни наркотиков, ни порнографии, ни незарегистрированного оружия. — Алекс покачал головой.

— Вот черт, — сказал детектив третьего класса Честный. И взглянул на собаку. Собака отвела взгляд в сторону.

— Свитер жалко, — сказал Алекс в пространство: — я к нему уже привык.

Ночью по улицам города мелькает тень. Тень скользит по переулкам, тень возникает и исчезает, и только в пятне лунного света можно увидеть вытянутую мордочку молодой лисицы. Вот она опустила голову и принялась что-то разнюхивать в лунном свете. Прямо перед ней, на пыльной мостовой высветилась линия, покрытая значками и рунами. Лисица попятилась. Она знала эти знаки. И если бы она была здравомыслящей лисицей, то давно взяла бы ноги в руки и рванула отсюда так быстро, как только могла. Но любопытство, извечное лисье любопытство...

Она взяла след и потрусила вдоль линии, помахивая своим пышным хвостом. Вскоре она увидела женщину, женщину, которая стояла на коленях и плакала, спрятав лицо в своих ладонях. Она стояла у самой линии, линия светилась и гудела от напряжения. Лисица припала к земле и попятилась.

— Прошу прощения, — сказала она, прижимаясь нижней челюстью к мостовой: — что нарушила ваше уединение, Повелительница Мэв. Я сейчас же уйду.

— Не... не уходи, — сказала женщина, всхлипывая: — постой, сестра. Мне так плохо сегодня.

— Хорошо, — сказала лисица: — я побуду с вами, столько, сколько вы захотите. — она осторожно подошла к ней и уселась рядом.

— Спасибо, — сказала женщина. Она вытерла слезы и села прямо.

— Сегодня полная луна. — сказала лиса: — ночь вашей силы. Не дело проливать слезы в такую ночь. И если у вас есть враги, то это они должны плакать в такие ночи...

— У меня нет врагов, сестра. Просто так устроен свет.

— Прошу извинить мне мое любопытство, Повелительница, вы можете прогнать глупую лисицу взашей, но что за история заставляет вас сидеть на пыльной мостовой и выть подобно волку в полнолуние?

— Это старая история, сестра. Старая как мир, — сказала женщина и посмотрела за линию: — просто я здесь, а мое сердце — там. За этой линией.