Атоммаш Книга 1. Пришелец.

— Так я не солдат. Гражданский. Про субординацию не знаю. Вчера Вы мне о порядке прибытия в часть не рассказывали.

— Эх, не служил ты, сразу видно, гражданский шпак. Ничего, вот пройдёшь сборы, научишся. Как там, "маркони" научил?

— Илья сообразительный, схватывает на лету. И пойду я, у меня смена на велозаводе...

— А почему не на велосипеде? Мы ж тебе его подарили, чтобы ты ноги не бил! Пешком что ли дошёл?

— Ага. Я увы, вчера гвозь шиной "поймал". Сейчас голову ломаю, как заклеить.

— Эх ты! Новую вещь спортил! Ладно, иди Бронштейн. Командир вытащил из под стола бумаги и стал их демонстративно просматривать.

Отойдя на пару километров от лагеря кавалеристов, Макаров вдруг так безудержно захохотал, что заставил общее тело остановиться. Окончив веселиться, он вдруг погрустневшим голосом сказал опешившиму Бронштейну:

— Вот видишь, Митя, какие люди бывают? И ТЫ с ними коммунизм строить хочешь? Понимаешь теперь смысл поговорки "когда хохол родился, еврей заплакал"?

Всю дорогу до дома Бронштейн молчал.

Во дворе дома Матвей встретил брата, который ничтоже сумнящееся хотел ехать в горсовет на велосипеде.

— Исидор, отдай велосипед, и задержись, разговор есть.

Исидор отдал велосипед без лишних слов, и сказал:

— Говори, быстрее. Мне нужно в горсовет успеть.

— Значит так, на велосипеде мы ездить не будем, — произнёс Бронштейн, поднимая двухколёсное транспортное средство по лестнице. У меня его вчера чуть не украли.

— Я следить буду!

— Не уследишь! — жёстко ответил Матвей.

— Что на тебя Митя нашло? — обиделся Исидор.

— Вечером поговорим. Иди на работу, не опаздывай.

В квартире Бронштейн занёс велосипед в комнату, и протерев колёса от засохшей грязи, поставил его по центру "верх ногами". Затем полез в чулан, за ключами.

— Кстати, Бронштейн, откуда у тебя велосипедные ключи дома? Или раньше у вас был велик?

— Был, да сплыл лет пять назад.

— А что случилось?

Некоторое время Бронштейн молчал.

— Давняя история, — наконец ответил он. Я, научившись ездить на отцовском велосипеде, возвращался из дома в деревеньку, где мы снимали комнату во время революции — так было безопаснее, у дачников ничего не было, и в захолустном местечке бандиты почти не появлялись. Так вот, еду я на велосипеде, и вдруг бац — налетел на бревно, лежащее поперек дороги. Очки потерял...

— И оказалось, что бревно подложила местная гопота, чтобы ссадить тебя с велосипеда?

— Нет, бревно лежало там случайно, никто на меня тогда не напал. Просто я раздавил задним колесом велосипеда очки, и пришлось ехать вслепую. Ну и свернул не туда. А там — действительно были грабители. Дали мне по голове так, что я сознание потерял, и украли велосипед, часть одежды и ботинки.

— Тебе повезло, что тебя оглушили. Могли и убить, по революционному-то беспределу.

— Угу, — согласился Бронштейн. Я когда в себя пришёл, от того, что меня дёргали за ногу, услышал:

— Жидок-то как, готов? Может, добавить для надёжности?

— Готов.

— Я и не рыпался, дождался, когда грабители уйдут, и побежал в одних подштаниках домой.

— А почему гопники тебе нижнее бельё оставили? Трупаки в гражданскую обчищали догола.

Матвей смутился и, выждав немного, признался:

— У меня в бессознательном состоянии мышцы расслабились... Не стали грабители подштаники забирать, побрезговали. А рубаху нательную забрали. Я подштаники в канаве, где чистая вода была, помыл, сырые одел и домой побежал...

Закончив смеяться, Макаров ободрил Бронштейна:

— Вот видишь, прошёл по лезвию ножа. Всё, что не калечит и не убивает, делает нас крепче.

Глава 18. Теория ДВС.

Быстро раскидав велосипед на части, благо что сборка его была отменная и гайки откручивались после не очень сильного нажима на ключ легко, Матвей собрал мелочёвку в пустую бутылку с широким горлом которую спрятал в чулане, а крупные части велосипеда поставил у стены. Затем разбортовал колёса, сняв покрышки и вытащив камеры. Пощупав гладкую резину камер, Макаров удивлённо заметил:

— Смотри-ка, а камеры-то, не чёрные, а белые!

— А что тут такого? — удивился Бронштейн. Самые качественные камеры как раз белые, из бразильского каучука.

— Удивительно просто, в моё время камеры были, как правило, чёрные.

Ниппель на камере оказался, как заметил Макаров, "старого типа" — сам ниппельный механизм представлял из себя фигурную трубочку из латуни, запаянную с одного конца, с двумя отверстиями в трубке около пайки, закрытыми ниппельной резинкой. Колпачки, накручивающиеся на ниппель были на цепочках, закреплённых на расположенных рядом с отверстием соска спицах.

Всё было очень качественно обработано. Никаких заусенцев, острых граней. Подшипники колёс и каретки педального вала были без сепараторов. Фактически это были просто металлические шарики, свободно крутящиеся в подшипниковых пазах, в количестве, достаточном для заполнения кольцевого паза. Втулка задней оси оказалась до боли знакомой Макарову конструкции — "торпедо". Лишь несколько большие размеры отличали её от тех, что стояли на велосипедах времён детства пришельца.

Накачав спущенные во время разборки камеры при помощи насоса, Матвей вложил их в покрышки и также спрятал в чулан.

— Кататься на велосипеде пока не будем. Думаю, что вел в разобранном виде можно будет забрать в Питер, когда ты туда поедешь завоёвывать Олимп столичной науки. Там соберём. По крайней мере, там не будет людей, что гарантированно попытаются спереть его у тебя, — подвёл итог Макаров. И нужно бы противоугонный замок для велосипеда собрать, раз мы к заводскому оборудованию доступ получили.

Пообедав, Матвей направился на велозавод.

— Здравствуй! — немного раздражённым тоном встретил его Семён. Опаздываешь!

— Разве? — удивился Матвей. У нас занятия после шести часов.

— Всё равно, мог бы прийти после обеда, а ты на час опоздал! — не успокаивался секретарь. У ребят затруднения возникли...

Пройдя в цех, Матвей увидел группу рабочих, стоявших вокруг монтажного стола, на котором лежали детали небольшого, Макаров опознал велосипедный двигатель, мотора.

— Привет трудовому классу! — попривествовал собравшихся Матвей.

— Здорово, — отозвался бригадир, руководивший группой. Спасибо тебе за вчерашнюю "сортировку". Удачно получилось — знания рабочих в твоих группах дополняют друг друга, так что мы сегодня десять генераторов собрали.

— Я так понял, у вас возникли какие-то затруднения?

— Да вот исчерпали мы запас мощных бензиновых моторов от мотоциклеток. Есть дюжина велосипедных моторчиков "Фафнир". Но... Слабые они. Всего одна лошадь мощности по паспорту. Для генераторов мало, у нас требуют чтобы мы выпускали генераторы минимум на четыре лошадиные силы. И это электрической мощи. Вот, думаем, как соединить четыре таких мотора в один многоцилиндровый...

— А что за моторы? Четырёхтактные или двухтактные?

— Двухтактные.

— Какой объём?

— Чуть меньше полулитра.

— Хех, движок-то для своего литража слабоват. С пятидесяти кубиков, почти вдесятеро меньшего объёма вполне можно пяток лошадей в номинальном режиме снять!

— С пятидесяти?!! Врёшь! Рабочие, сгрудившиеся вокруг стола, возбуждённо загомонили.

— Не может этого быть!

— Ребята, а почему вы так решили? — задал коварный вопрос Макаров. Вроде, кроме меня, тут спецов по моторам нет?

Из группы вышел молодой мужчина лет тридцати, и ответил:

— Теорию я может и не знаю, как ты, но с движками дело имел. Где это видано, с такого крохи получить больше лошадиной силы? Движки под десять лошадей, что мы собирали, они больше литра объёмом!

— Вот, а тут полулитровый — и всего ОДНА лошадь! Непорядок! Если в литровом, как ты говоришь, десяток лошадей! — отреагировал Макаров.

Завязался спор, "авторитет" в моторах не хотел уступать, ссылаясь на свой опыт.

Положил конец спору Семён, своим авторитетом комсомольского вожака он пресёк бесполезную болтовню, предложив Матвею осветить теорию ДВС на запланированной на сегодня лекции.

Бронштейн и Макаров внимательно осматривали части разложенного на столе моторчика на предмет его "щадящей" форсировки. Поскольку других мощных двигателей не осталось, решили потратить рабочую смену на доскональное ознакомление с имеющимися в запасе моторчиками.

— Семён, а какая форма управления у вас на заводе? — внезапно оторвавшись от рассматривания хитровымудренного карбюратора, спросил Макаров. Сей шедевр немецкого творчества, позволявший "Фафниру" работать на керосине, содержал в себе... фитиль, который нужно было поджигать для подогрева топлива и поступающего в карбюратор воздуха. Что обеспечивало уверенный пуск моторчика даже в суровую русскую зиму.

— Какая-какая, рабочая! — сварливо отозвался тот. И ты, Матвей, уже третий день у нас работаешь, а этот вопрос только сейчас задать додумался.

— Рабочая это как? Рабочий коллектив собственник предприятия? Или принимает участие в управлении?

Из последующих реплик Семёна прояснилось, что форма собственности — государственная, т. е. государство, а точнее, местные власти, снабжают завод сырьём и расходниками, а также обеспечивает заказами. Зато управление осуществляется рабочим советом, проводимом раз в неделю. На котором определяют текущий план, назначают управляющих и мастеров. Раз в полгода производятся выборы директора.

Судя по довольно сильному бардаку, царящему на заводе, такое управление больше дезорганизовывало производство, нежели обратное. Хотя было много и положительных моментов.

— Вот гляжу я на этот завод, Митя, — внезапно обратился к Бронштейну Макаров. И вижу множество преспектив, из которых, увы, реализуется самая непритязательная, "каквсегдайская". Нет у ребят знаний, как заставить завод работать в их интересах, и защитить их. Поэтому, судя по тому, что я читал о вашем времени, где-то через полгода начнут наводить "порядок", что выразится в назначении директората "сверху", и ввод на заводе армейских порядков, скорее всего.

— А разве это плохо?

— Ты пока, Митя, в политике величина фантомно отличная от нуля, хотя уже знаешь чуть-чуть больше остальных простых граждан. Я вот, с высоты своих знаний, вижу, что наиболее вероятное развитие дальнейших событий на заводе — провал не то что в госкапитализм, а даже скорее в "госфеодализм". Армейские порядки по своей природе как раз феодализм и порождают, как продукт своего закономерного развития. А оно нам надо?

— Может с ребятами на эту тему поговорить?

— Дурачёк! Ты что, не видешь, что у них в головах лозуг на лозунге и лозунгом погоняет. Это пока неплохо, — они пытаются "вмять" жизнь в свои идеалы, а жизнь — сопротивляется. Понимания происходящего у них нет, теория Маркса-Ленина о подобных вещах хранит "партизанское" молчание. Сообрази на раз, как они воспримут твои разглагольствования? Как контру!

— Что же делать? Ребята то-ведь, прогрессивные. Многие за дело всерьёз, а не для галочки болеют! Как их просветить-то?

— Вопрос непростой. Но вспомни, КЕМ ты тут назначен. С другой стороны, напрямую агитировать нельзя — шаблоны в головах аудитории "сдетонируют" правоверным марксистским негодованием.

— А что, теория Маркса совсем не годится?

— Как говорил Винни-Пух, не то чтобы совсем. Просто она подменяет действительно научное изучение данных вопросов политикой, а то и хуже — религией! В результате, марксизм перестаёт быть наукой и превращается... превращается в очередную разновидность "опиума для народа". Марксизм же ведь, Митя, если сравнивать его развитие с развитием мирового научного знания, это даже не теория Ньютона, что говорить об Энштейне, а теория Аристотеля в лучшем случае, с его "осьминогими мухами" и движением только под действием силы. Вот например, рассмотрим диалектику...

— А что с ней не так?

— А то, что научность начинается только тогда, когда в существующее "философское течение" приходит математика. Что есть диалектика с точки зрения математики?

— Любопытно. Я как-то в таком ключе над марксистской теорией не задумывался...

— А что ты читал у марксистов?

— "Капитал" Маркса, "Диалектику Природы" Энгельса, его же работу "Анти-Дьюринг", читал работы Гегеля.

— Ну так вот, Бронштейн, тебе задание: — выразить математическим языком все основные принципы диамата! Не бойся, математика хотя и высшая, но довольно простая.

Некоторое время Бронштейн задумчиво вертел в руках цилидр мотора. Затем мысленно произнёс:

— Если смотреть с вершин ТВОЕГО знания, Макаров, с вершины теории нелинейных систем, симметрий и прочего, то диалектика, например, её принцип единства и борьбы противоположностей, хорошо перелагается на язык симметрий. Простейшая симметрия нечто-антинечто. Которые возникают вместе...

— Матвей, чего ты копаешься? — недовольно окликнул задумавшегося Митю бригадир. Давай начинай занятия! Ребята бумаги и чернила раздобыли, так что будем дельные твои мысли конспектировать.

— Итак, ребята, начнём. Совсем просто в поднятых сегодня вопросах разобраться не получиться, ибо теория ДВС до сих пор не создана...

— Например, диктовал "сгенерированную" Макаровым лекцию Бронштейн, цикл "идеального теплового двигателя" Карно, который занял прочное место в теории ДВС, на самом деле худо-бедно описывает работу паровых машин и двигателя Стирлинга. Последний действительно, обладает неизменным по составу рабочим телом, которое расширяется в цилиндрах и повторно используется в каждом рабочем цикле в идеале. Неизменное по составу рабочее тело и его рециркуляция — обязательное условие для двигателя Карно. Для описания же работы ДВС рассуждения Карно... не пригодны! И вот почему...

На лицах пары работников, что успели поучиться до революции в высших учебных заведениях Киева, где преподавали термодинамику, появилось недоумение.

Почему ДВС нельзя описывать в рамках догмы Карно? Давайте разберёмся — продолжил Матвей.

— Во-первых, рабочее тело в ДВС не используется при работе двигателя повторно, а выбрасывается в окружающую среду. С точки зрения полноценной термодинамики это чрезвычайно важная особенность, качественно меняющая картину работы двигателя! В частности, возможна ситуация, когда двигатель будет вырабатывать больше механической энергии, чем выделилось при взаимодействии топлива и окислителя! За счёт превращения части тепла исходного тепла окислителя и топлива в полезную работу. Это на первый взгляд противоречит классической термодинамике, созданной трудами Карно. Но если взглянуть на проблему шире, то становится ясно, что противоречия-то как раз нет! Второе начало термодинамики — неубывание энтропии, в данном случае выполняется. Просто те, кто загипнотизирован "циклом Карно", как единственной возможной реализации идеального теплового двигателя, не замечают, что в ДВС, где состав рабочего тела меняется, и оно выбрасывается после осуществления рабочего хода, возникают принципиально иные возможности, которые в двигателе Карно не рассматриваются.

Проиллюстрируем их. Рассмотрим тепловую машину, которая может работать... без холодильника!