Книга 1: Пробуждение

Но этого было не избежать. Они прошли по дорожке ко входной двери, которая оказалась открыта. Внутри дом буквально сиял от света.

Войдя в гостиную, Елена увидела десяток лиц, которые мгновенно к ней повернулись. Она вдруг представила, как эффектно должна выглядеть, стоя в дверях в черном бархатном плаще до самого пола рядом со Стефаном Сальваторе. А затем тетя Джуди испустила радостный крик и подбежала обнять любимую племянницу.

— Елена! Ах, слава богу, с тобой все хорошо. Но где ты была? И почему не позвонила? Неужели ты не понимаешь, что нам всем пришлось пережить?

Елена озадаченно огляделась. Она ничего не понимала.

— Мы просто рады, что ты вернулась, — вставил Роберт.

— Мы были в пансионате, у Стефана, — медленно сообщила Елена. — Тетя Джудит, это Стефан Сальваторе. Он снимает там комнату. И он привез меня домой.

— Благодарю вас, — сказала тетя Джудит Стефану поверх плеча Елены. Затем, внимательно оглядев Елену, она неподдельно удивилась: — Но твое платье, твои волосы... Что случилось?

— Так ты не знаешь? Значит, Тайлер ничего вам не рассказал? Но тогда почему здесь полиция? — Елена инстинктивно пододвинулась к Стефану и почувствовала, как он тоже к ней приближается, желая ее защитить.

— Полиция здесь потому, что сегодня вечером на кладбище было совершено нападение на Викки Беннетт, — вмешался Мэтт. Они с Бонни и Мередит стояли рядом с тетей Джудит и Робертом, явно испытывая облегчение, некоторую неловкость и нешуточную усталость. — Мы нашли ее два, может, три часа тому назад и с тех пор искали тебя.

— Нападение? — изумленно переспросила Елена. — Но кто на нее напал?

— Никто не знает, — ответила Мередит.

— Может статься, здесь вовсе не о чем беспокоиться, — успокоительно произнес Роберт. — Доктор сказал, что она пила спиртное, а потом очень сильно чего-то испугалась. Так что все это может оказаться просто игрой ее воображения.

— Царапины на шее у Викки вовсе не воображаемые, — заметил Мэтт вежливо, но настойчиво.

— Какие царапины? О чем ты говоришь? — потребовала ответа Елена, переводя взгляд с одного лица на другое.

— Сейчас я тебе все расскажу, — вмешалась Мередит, после чего коротко описала, где и в каком виде они нашли Викки. — Она все говорила, что не знает где была, говорила, что осталась наедине с Диком, когда все это случилось. А когда мы привезли ее сюда, доктор сказал, что ни к каким определенным выводам он прийти не может. Никаких повреждений, кроме тех царапин, обнаружено не было, а их вполне могла нанести кошка.

— Так вы говорите, что никаких других отметин на ней не было? — с внезапной резкостью спросил Стефан.

Он заговорил впервые с тех пор, как вошел в дом, и Елена внимательно на него посмотрела, удивленная его тоном.

— Она будет жить? — резко спросил он.

— Доктор сказал, что ничего страшного с ней не стряслось, — ответил Мэтт. — Никто даже не предполагал, что она может умереть.

Стефан энергично кивнул и повернулся к Елене.

— Я должен идти, — холодно сказал он. — Ты теперь в полной безопасности.

Елена поймала его за руку, когда он от нее отвернулся.

— Конечно, я в полной безопасности — согласилась она. — Благодаря тебе.

— Да, — опять кивнул Стефан, однако его зеленые глаза ничего не выражали.

Тусклые, они словно смотрели на Елену из-за незримого щита.

— Позвони мне завтра, — Елена сжала его руку, пытаясь вложить все свои чувства в любящий взгляд.

Она от всей души желала, чтобы Стефан ее понял.

Стефан без всякого выражения опустил взгляд на их руки, затем снова поднял его на Елену. И наконец, удостоил ее слабого рукопожатия.

— Хорошо, Елена, — прошептал юноша, глядя Елене прямо в глаза.

И направился к двери.

Елена перевела дух и повернулась к остальным. Тетя Джудит по-прежнему пребывала в замешательстве и разглядывала порванное платье Елены под бархатным плащом.

— Елена, — начала она, — так что же все-таки случилось? — И глаза тети Джудит обратились к двери, в которую только что вышел Стефан.

Сдавленный смех вырвался из горла Елены, однако она быстро справилась с ним.

— Нет, это не Стефан, — объяснила Елена. — Наоборот, Стефан меня спас. — Она опустила глаза, а затем подняла их на полицейского офицера за спиной у тети Джудит. — Это Тайлер. Тайлер Смоллвуд...

Глава 9

Нет, она не была реинкарнацией Катрины. Направляя машину обратно к пансионату в лавандовой предрассветной тиши, Стефан напряженно об этом думал.

Собственно, он так ей и сказал, но только теперь Стефану стало ясно, как долго он к этому выводу шел. Неделями ощущая каждый вздох Елены, он скрупулезно констатировал каждое различие.

Волосы ее были чуть светлее, чем у Катрины, а брови и ресницы, наоборот, темнее. У Катрины они были почти серебристыми. Ростом Елена была заметно выше Катрины. Она также двигалась с большей непринужденностью — девочки этого века куда лучше владели своим телом.

Даже глаза Елены, те самые глаза, что так поразили Стефана в самый первый день, оказались на самом деле несколько другими. Глаза Катрины обычно бывали либо расширены от детского удивления, либо опущены долу, как подобало добропорядочной девушке пятнадцатого столетия. Но глаза Елены смело встречали любой взгляд, смотрели прямо и бестрепетно. А порой они, что было бы совершенно неслыханно для Катрины, сужались от вызова или решимости.

По грации, красоте и чистой притягательности эти две девушки были схожи. Но там, где Катрина казалась белым и пушистым котенком, Елена представала белоснежной тигрицей.

Проезжая кленовую рощу, Стефан сжимался от воспоминания, которое внезапно возникло у него в голове. Сознательно он не стал бы об этом думать, нипочем не позволил бы себе... но образы уже разворачивались перед ним. Ему казалось, словно перед его глазами раскрылся красочный журнал, и Стефану не оставалось ничего другого, кроме как беспомощно смотреть картинки, складывающиеся в сюжет из его прошлого.

В тот день Катрина была в белом платье, сквозь прорези на рукавах которого выглядывала тонкая полотняная сорочка. На шее Катрины сверкало золотое ожерелье с жемчугами, а в ушах — крошечные жемчужные сережки.

Девушка была в необычайном восторге от этого нового платья, которое специально для нее заказал ее отец.

Вертясь перед Стефаном, Катрина приподнимала длинную полу платья, показывая юноше нижнюю юбку желтой парчи.

— Вот видишь, там даже вышиты мои инициалы. Это папа постарался. Ах, майн либер папа... — Тут Катрина умолкла и перестала кружиться, медленно опуская изящные руки. — Но что случилось, Стефан? Ты даже не улыбнешься.

А он и не пытался. Вид Катрины, подобной какому-то эфирному созданию в этом золотисто-белом наряде, причинял ему невыносимую физическую боль. Стефан даже не мог себе представить, как он станет жить дальше, если потеряет ее.

Пальцы юноши судорожно сомкнулись на прохладной рукояти меча.

— Помилуй, Катрина, как я могу улыбаться, как я могу быть счастлив, когда...

— Когда что?

— Когда я вижу, как ты смотришь на Дамона. — Итак, слово было сказано. Стефан мучительно продолжил: — Пока он не вернулся домой, мы с тобой каждый день были вместе. Наши отцы были этому рады и даже поговаривали о брачных планах. Но теперь дни стали короче, лето почти прошло — и ты проводишь с Дамоном столько же времени, сколько со мной. Отец разрешает ему здесь оставаться только потому, что ты об этом просишь. Но почему ты об этом просишь, Катрина? Я думал, ты неравнодушна ко мне.

В ее голубых глазах читалось смятение:

— Я очень к тебе неравнодушна, Стефан! Знал бы ты, как!

— Тогда зачем ходатайствовать за Дамона перед моим отцом? Если бы не ты, он бы давно выбросил Дамона на улицу...

— И это, вне всякого сомнения, очень порадовало бы тебя, младший братец. — Голос от двери звучал ровно и надменно, но, когда Стефан обернулся, он увидел, что глаза Дамона буквально пламенеют гневом.

— Ах, нет, это неправда, — с чувством промолвила Катрина. — Стефан не желает тебе зла.

Губы Дамона изогнулись в самодовольной ухмылке, и он искоса бросил взгляд на Стефана, подходя к Катрине.

— Очень может быть, что желает, — сказал он девушке, и его голос слегка смягчился. — Но мой брат прав, по меньшей мере, в одном. Дни становятся короче, и скоро твой отец покинет Флоренцию. И заберет тебя с собой — если только у тебя не найдется веской причины остаться.

"Если только у тебя не будет мужа, чтобы остаться с ним".

Эти слова не были произнесены, но все явственно их услышали. Барон слишком любил свою дочь, чтобы выдавать ее замуж против воли. В конечном счете, это должно было стать решением Катрины. Выбором Катрины.

Теперь, когда животрепещущая тема была оглашена, Стефан не смог смолчать.

— Катрина знает, что она в любом случае должна будет скоро покинуть своего отца... — начал он, выставляя напоказ свое тайное знание, но брат его перебил.

— Ну да, прежде чем старик начнет кое о чем догадываться, — небрежно бросил Дамон. — Даже самые любящие отцы порой не на шутку задумываются, когда их дочери выходят из дома только по ночам.

Гнев и боль захлестнули Стефана. Значит, такова была правда — Дамон все знал. Итак, Катрина поделилась секретом с его братом.

— Зачем ты рассказала ему, Катрина? Зачем? Что ты в нем нашла? Ведь этот человек не заботится ни о чем, кроме собственного удовольствия! Как он сможет сделать тебя счастливой, когда он думает только о себе?

— А как этот мальчик может сделать тебя счастливой, когда он ничего не знает о жизни? — вмешался Дамон, и его презрительный голос сделался острым как бритва, — Как он сможет тебя защитить, если сам никогда не сталкивался лицом к лицу с реальностью? Он прожил свою жизнь среди книг и картин, так позволь ему там и остаться!

Катрина горестно качала головой, голубые самоцветы ее глаз затуманились слезами.

— Вы оба ничего не понимаете, — начала она. — Вы думаете, что я могу выйти замуж и устроить свою жизнь подобно любой другой флорентийской девушке. Но мне не удастся вести жизнь обычной замужней дамы. Как я смогу держать домашнее хозяйство и заправлять слугами, которые станут следить за каждым моим шагом? Как я смогу постоянно жить в одном месте, где люди со временем увидят, что годы надо мной не властны? Обычная жизнь для меня невозможна.

Катрина поглубже вздохнула и посмотрела на братьев по очереди.

— Тот, кто решит стать моим супругом, должен будет отказаться от жизни под солнечным светом, — прошептала она. — Он должен будет выбрать жизнь под луной, в часы Тьмы.

— Тогда ты должна выбрать того, кто не боится Теней, — сказал Дамон, и Стефан удивился внутренней энергии в его голосе. Он еще никогда не слышал, чтобы его брат говорил с такой серьезностью, почти не рисуясь. — Катрина, ты только посмотри на моего брата. Разве он способен отказаться от солнечного света? Он слишком привязан к обыденному: к друзьям, к отцу, к своему долгу в отношении Флоренции. Тьма его просто уничтожит.

— Лжец! — воскликнул Стефан, тоже вспыхивая гневом, — Я так же силен, как ты, братец, и я ничего не страшусь ни в Тени, ни под солнцем. Я люблю Катрину гораздо сильнее, чем друзей или членов семьи...

— ...или твоего долга. Достаточно ли ты ее любишь, чтобы отказаться еще и от этого?

— Да! — с вызовом кивнул Стефан. — Достаточно, чтобы отказаться от всего на свете!

Саркастически усмехнувшись, Дамон повернулся к Катрине.

— Похоже на то, — сказал он, — что выбор всецело за тобой. Здесь два соискателя твоей руки. Подумай, на чье предложение ты согласишься.

Катрина медленно склонила золотистую головку. Затем она подняла голубые глаза на братьев:

— Дайте мне подумать до воскресенья. А пока что не донимайте меня вопросами.

Стефан неохотно кивнул.

— Значит, в воскресенье? — спросил Дамон.

— Да, в воскресенье вечером, уже в сумерки, я сделаю свой выбор.

Сумерки, глубокая фиолетовая тьма...

Бархатные оттенки ночи уже рассеялись вокруг Стефана, и он пришел в себя. Никаких сумерек. Вокруг разгорался рассвет, щедро даривший краски светлеющему небу. Погруженный в свои мысли, юноша доехал до самой опушки леса.

Дальше к северо-западу виднелся Плетеный мост и кладбище. Новые воспоминания заставили пульс Стефана отчаянно участиться.

Тогда он сказал Дамону, что готов отказаться от всего ради Катрины. Именно так он и поступил. Стефан отказался от всех претензий на солнечный свет и стал ради нее порождением Тьмы. Стал охотником, обреченным вечно гоняться за самим собой, вором, похищающим жизнь, чтобы наполнить свои вены.

И, очень даже возможно, убийцей. Хотя нет. Они сказали, что Викки умереть не должна. Зато следующая жертва Стефана вполне может покинуть этот мир. Самым худшим в этом последнем нападении было то, что Стефан ровным счетом ничего о нем не помнил. Он помнил только слабость, всеподавляющую потребность. Еще помнил, как проковылял через дверной проход в церковь, но больше ничего. Стефан пришел в себя, лишь когда крики Елены зазвенели у него в ушах. Тогда он просто бросился к ней, не подумав о том, что произошло чуть ранее.

Елена... На мгновение Стефан ощутил прилив чистой радости и благоговения, забывая обо всем остальном. Елена, теплая как солнечный свет, нежная как раннее утро, но словно со стальным стержнем внутри, который невозможно сломать. Она была как огонь, горящий во льду, как острое лезвие серебряного кинжала.

Но было ли у Стефана право любить ее? Само его чувство к Елене ставило ее под угрозу. Что, если в следующий раз, когда потребность овладеет им, Елена окажется в непосредственной близости и покажется ему всего лишь живым сосудом, полным теплой, обновляющейся крови?

"Я умру, прежде чем ее коснусь, — подумал Стефан, давая себе зарок. — Я умру от жажды, прежде чем вскрою ее вены. Клянусь, Елена никогда не узнает даже малую толику моей тайны. Она никогда не откажется от солнечного света ради меня".

Небо впереди уже светлело. Но прежде чем уехать, Стефан послал призыв, полный всей имевшейся у него Силы и стоящей за ней боли, в попытке найти другую Силу, которая могла оказаться поблизости. Он надеялся найти подтверждение другой версии произошедшего в церкви.

Но он не дождался ни единого намека на ответ. Кладбище своим молчанием словно насмехалось над ним.

* * *

Елена проснулась, когда солнце уже вовсю светило в окно. И сразу же почувствовала себя так, словно только что выздоровела после долгого гриппа или, словно это было утро Рождества.

Мысли смешались, когда Елена села на кровати.

Охх. У нее все болело. Но они со Стефаном... они же ничего такого не делали. Этот пьяный подонок Тайлер... Впрочем, Тайлер уже не имел никакого значения.

Ничто не имело значения, кроме любви Стефана к ней.