Генри, ты - Охотник!

Он доходит до гостиницы перед самым ужином и видит, что А-Соль всё так же читает какой-то роман, сидя за стойкой. Вообще-то обычно никто не обращает внимания, что эльфийка смотрит не на журнал регистрации, а нижу, под стол, на лежащую на коленях книгу. Почему никого не интересует вопрос того, что такое можно всё время читать в журнале полном всего лишь имён постояльцев — отдельный вопрос. А-Соль внимание Генри было приятным, она благосклонно с ним общалась и улыбалась на его неловкие комплименты.

— А-Соль, — Блэк выдал самую лучшую улыбку на которую был способен, подходя к девушке. На его руках копошила лапами Асмодея. Она умным взглядом оглядывала помещение, то и дело то пытаясь вывернуться с рук Генри, то замирая, словно была не живой собакой, а плюшевой игрушкой. Эльфийка с интересом подняла голову и улыбнулась, увидев собаку, — Эм, А-Соль, это, конечно, наверное, неожиданно, — Генри постарался продолжить улыбаться, — Но я хотел бы узнать, можно ли тут держать животных.

А-Соль несколько удивлённо моргнула, нахмурила брови, но встретившись взглядом с тёмными умными глазами цверга снова улыбнулась и вздохнула:

— Если она будет ходить в туалет не в номере.

— Конечно! — От возможной перспективы не воспитанности пса Генри мысленно передёрнулся и сморщился, не сдержав эмоции.

Увидев выражение его лица А-Соль заливисто рассмеялась и махнула рукой, после чего Генри улыбнувшись уже с благодарностью прижал Асмодею к груди, та возмущено заворчала и закопошила лапами показывая не довольство.

Стоящий на краю острова маяк не менялся, в отличие от того, как выглядела дорога, которая к нему вела. Сегодняшним утром это была самая обычная просёлочная дорога с глубокими ямами полными воды, утром был сильный дождь. Немо стояла на крыльце маяка и смотрела на лагуну, голубая прозрачная вода искрилась под прямыми лучами, вышедшего из-за туч Солнца. Немо замерла в восхищении: над волнами летали чайки, вода блестела золотом, где-то вдали стояли столпы света, там, в грозу, умер кто-то значимый для мира, и теперь его душа возносилась в свет. Немо любила эти моменты, любила наблюдать за тем, как медленно этот свет начинает таять, снизу, когда душа достигает какой-то отметины на пути.

Рядом, на поребрик, идущий вокруг клумбы перед маяком, приземлилась серебристая чайка. Немо не обратила на него внимания, она продолжала смотреть за границу лагуны, вдаль, пока последний столп света не растаял, после этого она вздохнула и перевела растерянный взгляд на чайку:

— Джонатан. Давно тебя не было.

— Решил взять не большой перерыв в обучении других полёту.

Немо кивнула и вежливо добавила:

— У тебя всё ещё есть те, кого нужно учить?

— Всегда.

— Приятно слышать, — снова кивнула Немо, прикрывая на мгновение глаза.

Она мягко вздохнула и прикрыла дверь маяка. Чайка наклонила голову. Если бы у него было лицо способное выражать эмоции, то сейчас оно отражало бы его удивление. Но чайки не имеют мимики, поэтому он только наклоняет голову:

— Ты куда-то уходишь?

Немо растерянно кивнула, наконец, обратив внимание и на дорогу от маяка. Для всех других это конечно была Дорога К Маяку, но не для Немо, она ведь жила на маяке и соответственно собиралась идти по дороге От Маяка. Размытая дорога, даже не дорога, а две колеи. Немо бы сказала — от часто проезжающих колесниц, с широкими странными колёсами, существа более современные назвали бы их автомобилями. Немо не была современной, она вообще не помнила что такое время.

Она повернулась к Джонатану и ответила на его вопрос, словно не было продолжительного молчания, и тот прозвучал только сейчас. Чайка, впрочем, не торопился и терпеливо ждал ответ:

— В Библиотеку.

— Осталось ещё что-то тобой не прочитанное в какой-то из библиотек?

— Нет, я говорю о Библиотеке.

— А, — понятливо произнёс чайка, он мог бы кивнуть, если бы был не чайкой, но он ею был и кивать не умел. Поэтому приходилось издавать разные звуки, — Ты говоришь о Библиотеке.

— Да, о ней.

— И зачем же тебе туда?

— Смотрительница.

Чайка сделал вид что понял — не стал ничего спрашивать. К его счастью Немо продолжила:

— У неё есть мои тайны.

— Будь осторожней, — напутствовал её чайка, когда Немо пошла вперёд по дороге от маяка к городу под ним. Не оборачиваясь, она ответила:

— Обязательно, Джонатан.

Пенелопа лежит и смотрит в потолок, рассматривает переливы дерева и естественные узоры. Она всё же нашла вай-фай и смогла выяснить, что автобусы до Суойя ходят сугубо по выходным и по праздникам. До субботы ещё больше половины недели и Пенни с ужасом думала о том, что её дорогой брат, который даже не знает о существовании Тайной Игры, находится в городе, где на сотню хорошо, если есть хотя бы один человек. И он совершенно не знает Законов и Правил.

Пенелопа плюёт на вещи и на автобус и перебирает рюкзак, она планирует с утра выйти на трассу и добираться до Суойя автостопом и пешком. Так она останется без вещей, на барсука, каким бы большим и умным он ни был — так просто рюкзак не наденешь. Пенни перебирает свои вещи, перекладывает их и в сторону убирает то, что не так уж и ценно. Если не повезёт — она оставит их прямо где-нибудь на трассе.

Пенелопа не ожидает, что снова столкнётся с парнем, которого напугала полуоборотом вчера, она и не вспоминает о нём, до того момента, как видит во второй раз. Они сталкиваются просто на улице, налетают друг на друга, Пенелопа вообще-то спешит, хочет скорее добраться до трассы, у неё брат в опасности. Она задевает парня плечом, и не обратила бы на это никакого внимания, если бы вслед её не прозвучало:

— Это она! Наставник! Наставник, это демоница!

Пенни дёрнулась в сторону, когда её ухватили за локоть, она отшатнулась, вырывая рукав джинсовки разворачиваясь. Тот самый ранее напуганный парень стоял перед ней, а рядом с ним был высокий мужчина, с аккуратной козлиной бородкой и тонкими усами, он выглядел так, словно был французским кардиналом времён Людовика тринадцатого. На нём даже ряса была — красная, шапочки только не хватало. Пенелопа одарила их улыбкой пойманного в западню сумасшедшего, чего парень испугался сильней, чем её вчерашнего полуоборота. Пенни оскалилась больше и, развернувшись, побежала вперёд. Что она помнила с детства, так это то, что Инквизиторы никогда не ходят только лишь по двое, тем более, с учениками. Пенни бежала вперёд, не глядя по сторонам и не разбирая дороги, почти паря над землёй. Она огибала идущих по своим делам людей, некоторые обращали на неё внимание и смотрели вслед, но быстро переключались на собственные дела и шли дальше.

Пенелопа затормозила на очередном повороте, по инерции едва не улетев на проезжую часть, её спас дорожный знак, за который она ухватилась. Тонкий металл прогнулся под её прикосновением, но выдержал, какой-то проходящий мимо мужчина в синей парке, замер, широко распахнув глаза. Он стоял глядя вслед Пенни некоторое время, хмурясь, пока бежавшие следом за ней Инквизиторы, в числе семи человек, не проскочили следом. Мужчина шагнул в сторону, словно случайно сталкиваясь с одним из них, с женщиной средних лет, с морщинами на лице и серым взглядом. Он поймал её, не давая улететь на проезжую часть, и слабо улыбнулся ободряюще. Инквизиторша нахмурившись кивнула, в знак благодарности, и поспешила следом за своими коллегами.

Мужчина остался стоять на перекрёстке. Какое-то время он просто смотрел вслед бегущим, а потом опустил взгляд на стянутый у женщины кошелёк. Хмыкнув? он раскрыл его и просмотрел содержимое. Вместо снимка семьи или любимого кота — чёрный герб Великой Инквизиции.

Бег по городу окончился для Пенни в тупике, она влетела в узкий проход, свернула за угол и врезалась в железную сетку перегораживающую проход. Пенни подёргала её, оглядываясь и, вздохнув, повернулась к вбегающим в закоулок Инквизиторам. Те остановились в нескольких метрах от неё, смотрели настороженно. Пенни лихо улыбнулась им и сбросила с плеч рюкзак, наконец-то про него вспомнив. Инквизиторы расползлись на всю ширину прохода, не отрывая от Пенни настороженных взглядов.

Когда кто-то из инквизиторов первый вынул оружие, длинный клинок, до этого скрытый под рясой, Пенни, оскалившись, сделала шаг назад. Клыки и когти были встречены суровыми серьёзными лицами и отсутствием другой реакции, кроме выхваченного оружия. Первым в её сторону ринулся всё тот же мальчишка-ученик. Пенелопа отступила в сторону, уклоняясь от тонкого лезвия клинка инквизиторского и нанося удар в грудную клетку. Толстые крепкие когти вспороли с лёгкостью кожу, проходя дальше, ломая рёбра. Пенелопа оскалилась шире, отскакивая сразу в сторону и давая парню упасть. Человек никогда не сравнится по скорости с хищным зверем. Пенни крутнулась на месте, прыгая в сторону, мужчина, до этого названный парнем наставником, бросился к нему, пока остальные пятеро инквизиторов строем сужали кольцо вокруг Пенелопы. Оборотница готовилась дорого продать свою жизнь, прихватив нескольких Инквизиторов с собой, или хотя бы покалечив их.

Единственная, среди Инквизиторов, женщина держалась немного дальше, в её руках был складной арбалет, чьё наличие портило шансы Пенелопы и потому не приносило ей радости. Пенни скалилась в полуобороте, издавая рычащие звуки. Когда в неё полетела первая стрела — полностью обратилась в мощного крупного барсука. Кто-то из Инквизиторов от неожиданности шарахнулся в сторону, давая Пенни возможность проскочить между ними. Инквизиторша попыталась перегородить ей путь. Пенелопа, оттолкнувшись от земли, прыгнула на неё, четырьмя когтистыми лапами впиваясь в тело женщины и полосуя кожу и одежду, ломая грудную клетку и роняя Инквизиторшу на землю. И всё же, какой бы сильной Пенелопа не была в зверином облике — она одна, а Инквизиторов — два труп и пятеро взрослых и злых тренированных гончих. Пенни думает, что можно попробовать сбежать, но её личность всё равно раскрыта, в рюкзаке человеческие документы и вещи.

Пенелопа разворачивается клыкастой мордой к Инквизиторам, медленно пятится, попой упирается в собственный рюкзак, пытается отопнуть его лапой. Она бы совершила прыжок на следующего Инквизитора. И может быть, он бы успел выставить перед собой клинок, или её бы пристрелили в полёте, или, возможно, что Пенни разодрала бы когтями и его грудную клетку тоже.

Земля под лапами Пенни покрылась льдом, который мощным толстым потоком вырос между Пенелопой и Инквизиторами:

— Вечно вы, оборотни, оставляете всюду свои следы.

Пенни босыми ногами стояла на тонком льду и поджимала пальцы, припрыгивая на месте и старясь скорее вынуть из рюкзака одежду. Главным (и с точки зрения Пенни единственным) недостатком оборотничества было уничтожение одежды. Если не снять с себя перед превращением одежду (на что обычно нет ни у кого времени), то она будет уничтожена и хорошо, если ткань превратится в лоскуты которые не будут мешать. Пенни после обратного оборота была почти голой. По сравнению с собственной звериной ипостасью она была мелочью, хотя и фигуристой. Инквизиторы, за стеной льда, не успокаивались и долбили ногами и оружием барьер. Мужчина, его вырастивший, сложив руки на груди, следил за ним, совершенно равнодушно относясь к полуобнажённой блондинке в лоскутах ткани. Его голубые глаза больше внимания уделяли внимания трещащей стене льда, чем девушке, которая искала во что переодеться. Если бы кто-то сейчас заглянул в этот проулок, то был бы весьма поражён открывшейся сцене, в которой самым занимательным была бы конечно не одевающаяся блондинка с большой грудью, а глыба льда в разгар лета. В полуобнажённых блондинках не было ничего особенного, это же крупный город, здесь полно рекламы.

Пенелопа с некоторым трудом засунула себя в очередные короткие шорты, не утруждаясь поиском нижнего белья. В её руках была короткая плотная футболка, когда она развернулась к своему помощнику, представляясь:

— Пенни.

— Лен.

— Отлично, — хлопнула в ладоши Пенелопа, отворачиваясь и ища рубашку, — Раз знакомство закончено, а я оделась, то предлагаю сваливать. Этот твой лёд ещё долго продержится?

Треск становился отчётливо сильней и Лен качнул головой:

— Понятия не имею.

В ответ на его слова Пенелопа весело фыркнула и, подхватив свой рюкзак, забросила его на спину.

— Тогда предлагаю валить отсюда быстрей!

— Какая досада, что в этом городе нет Троп.

Пенелопа запинается во время его ироничных слов и бьёт себя ладонью по лбу:

— Ну, какая же я дура.

Они идут дальше, и Лен не спрашивает её ни о чём, ему и не интересно, в общем-то, что именно вызвало эту реакцию у спасённой девушки. Она приводит его к той гостинице, где остановилась сама и, через его плечо, читает имя. У него аккуратный подчерк, с гладкими краями, выверенный. Имя легко прочесть — Леонард Роджерс.

========== 9. ==========

Не смотря на ту уверенность, с которой Эльза разговаривала со своими подчинёнными, она не была и на сотую долю уверена в том, сможет ли то, за что взялась. Она просто думала, что должна справиться, потому что так надо.

Это утро началось так же, как и прошлые до этого: Эльза поднялась раньше близнецов и отправилась варить кофе. Она кутается в старый свитер, который велик даже ей, и сонно ставит турку на плиту. И повторяет свой ритуал. Наливает в турку воды, насыпает туда кофе и немного перца. Немного ждёт и доливает молока. Она тихо напевает себе под нос что-то мелодичное, хотя по её виду и расовой принадлежности сложно предположить, что она имеет слух или голос.

Эльза разливает кофе по чашкам и оборачивается, чтобы мягко улыбнуться стоящей в дверях Шарлотте. На той нет ещё макияжа, она сонно зевает, чешет мягкий живот и улыбается в ответ. Её длинные вьющиеся волосы не расчёсаны, на ней мягкие свободные штаны и футболка, одинакового оттенка малинового, с чёрным кружевом. Эльза улыбается ещё шире и не может оторвать глаза от вошедшей. Шарлотта замирает ненадолго в дверях, и её длинные изящные пальцы тянутся к чашке с кофе:

— Спасибо, моя божественная.

Шарлотта садиться с ногами на подоконник, по-турецки скрещивает нои и вдыхает аромат кофе. Внизу хлопает дверь и обе женщины смотрят в сторону двери, оторвавшись друг от друга. Эльза хмурится, смотрит на время на своих часах, принюхивается к воздуху, тянет в себя запахи и расслабляется. Шарлотта глядя, а неё так же расслабляется. Через несколько минут в дверях появляется Лилит, как всегда, больше раздетая, чем одетая. Длинна её юбки заканчивается чуть ниже талии, а длинная футболка из сетки не скрывает ничего. Алое с чёрным кружевное бельё выглядит настолько пошло, что Лилит можно принять за представительницу одной из самых древних профессий. Нельзя, впрочем, упустить ту деталь, что любая, даже самая древняя, профессия может быть для кого-то хобби.

Эльза закатила глаза, когда Лилит, встретившись взглядами с Шарлоттой — расплылась в улыбке и протянула вампирше руку:

— Лилит.

— Шалотта, и если ты продолжишь, то она, — Марк кивнула на Эльзу, — Сломает тебе все кости.