Записки судового врача: Отголоски прошлого

— Снял бы ты его оттуда, — проговорил Ларри, подходя к Красотке Эльзе и кивая в сторону реи. — Все, что наверху, — это твоя территория. А мальчишка бездельничает там... Ладно, дурака валяет, а если упадет или свалит кому что на голову? Потом проблем не оберешься.

— Да он какой-то чокнутый, как и его папаша. За него я отвечать не могу, — заметил Элоиз. Он затаил некоторую обиду на виртуозного акробата с тех самых пор, как тот умудрился обозвать его "старым", хотя мастер всего лет на десять старше мальчишки...пусть и не такой ловкий. После этого они решили выяснить отношения в небольшом тренировочном поединке, в ходе которого выяснилось, что фехтует Армин тоже лучше... После этого Эльзе оставалось делать то, что и положено всякой уважающей себя красотке после того, как она случайно встретила на балу девицу в более шикарном платье, — дуться. — Знаешь, какими были его первые слова, адресованные мне? Он подошел ко мне такой, глаза вытаращил, уставился, как рыба на сковородку, с минуту помолчал, а потом выдал: "Скажи, а ты мужчина или женщина?". Причем, по-моему, сказано это было на полном серьезе...или чувство юмора у него такое странное. Но у них там на корабле все точно головой стукнутые.

— О, друг мой, не тебе судить о том, кто в нашей команде насколько поврежден умом... Это моя парафия. И, скажу тебе по секрету, я тут каждому могу написать диагнозов как минимум на страницу, а в совокупности они составят одну толстенную книгу.

— Даже на меня?

— Тебе там будет посвящена целая глава.

— О, спасибо, дружище! Я никогда не сомневался в том, меня ты любишь больше других!..

Из таких вот милых, почти что по-семейному уютных сцен можно было сделать вывод, что путешествие было вполне успешным, а каждого члена экспедиции так и переполняли дружеские чувства, сплачивающие их славный коллектив. Намечался очередной обычный, ничем не примечательный день...если бы капризной погоде не стало угодно испортиться окончательно. Серое, дождливое небо уже два дня не радовало своим видом, с него то и дело срывались одиночные капли, но сегодня шторм все-таки назрел. Одним из основных тревожных знаков стал попугай, который залетел в капитанскую каюту (а он был далеко не дурак, абы где прятаться не станет) и наотрез отказывался даже клюв за дверь показывать... Ну, как сказать, шторм... На самом деле непогода оказалась не слишком лютой, такой могла испугаться только трусливая мокрая птица, но даже слабым штормом нельзя было пренебрегать.

Капитан Гайде лично стояла у штурвала, отдавая команды, а ветер норовил сорвать с нее шляпу и трепал тяжелые от моросящего дождя кудри. Барт Ламберт в это же время в одиночку нарочно или ненароком стремился создать на верхней палубе хаос, на каждый капитанский приказ утверждая, что он на ее месте поступил бы совсем не так.

— Ветер не такой уж и крепкий, а ты используешь его не на полную силу! — окликнул он Шивиллу, перекрикивая шум волн. — Я бы на твоем месте принял на три-четыре румба левее...

— Заткнись, Ламберт! Не учи меня управлять кораблем! — огрызнулась девушка.

— Попрошу вас, мадам... Я, по-моему, все еще Капитан Ламберт.

— "Капитан"? — с насмешкой в голосе переспросила рыжая и демонстративно посмотрела сначала направо, потом налево, а затем в упор на Барта. — А где же твой корабль, кэп, а то что-то я его не вижу? — и добавила уже серьезно: — На моем судне никто, кроме меня, не смеет называться капитаном. И впредь не позволяй себе такой наглости.

— Ну что ты, Шейла... Капитан Гайде? Разве ж это звучит?.. — поймав на себе негодующий взгляд зеленых глаз, он поспешно продолжил: — То ли дело "адмирал"! Блистательная адмирал Гайде и твоя собственная флотилия из двух прекрасных кораблей, — он махнул рукой в сторону двигавшегося в кильватере "Трехмачтового", — "Сколопендра" — великолепный флагман, а мне позволь быть скромным капитаном под твоим командованием, мадам адмирал...

Варфоломео мог еще долго упражняться в красноречии, прильнув к трапу капитанского мостика, не обращая внимания на возмущение Шивиллы, но от любезной беседы их отвлекло чрезвычайное происшествие. Одну из пушек, расположенных на верхней палубе, сорвало с привязных тросов. Несколько сот килограммов чугуна, еще и поставленного на подвижный лафет, не подчиняющиеся ни ругани боцмана, ни крикам капитанши, никакой другой силе, кроме как инерции, — довольно опасная штука, способная произвести определенные разрушения... Вот и сейчас этот сюрприз на колесах в такт движению "Сколопендры" покатился по накренившейся палубе, заставляя работавших матросов броситься врассыпную, и тяжело ударился о противоположный фальшборт. И все было бы ничего, если бы орудие не зацепило по пути одного наименее расторопного трудягу, сбив того с ног и, похоже, ощутимо примяв. Невезучий матрос сперва впал от происшедшего в такой ступор, что молчал целую минуту, и все уж было испугались, не случилось ли чего совсем ужасного. Но когда над палубой, наконец, разнесся вполне оправданный и ожидаемый душевный мат, можно было вздохнуть с облегчением — значит, мужик жив и хорошо соображает, раз способен на ходу создавать такие замысловатые лексические конструкции.

Судовой врач с помощью еще одного добровольца, который собирался убить одновременно двух зайцев — и другу помочь, и от работы ненадолго увильнуть, незамедлительно доставили пострадавшего в лазарет. Там в ходе осмотра Траинен диагностировал у последнего сильный ушиб правой голени, возможно, трещину в кости, но, к счастью, не перелом. Это он сделал как доктор, а как второй помощник капитана он выдворил неожиданно заботливого и участливого товарища обратно на верхнюю палубу, так как там сейчас очень нужны были рабочие руки для ликвидации, так сказать, последствий. И второй матрос как раз успел к началу разгоравшегося представления, которое Ларри вынужден был пропустить по долгу службы...

— ...итить твою налево через фор-брам-рей! Кто занимался штормовым креплением пушек?! Я спрашиваю, кто??? Да я вам эту пушку засуну... — орала капитан Гайде, обещая сотворить со злополучной пушкой и проштрафившимся матросом истинные чудеса эротически-фантастического характера.

— Капитан, — заговорил взбежавший на мостик боцман, — сегодня за крепление пушек отвечал Армин... — мужчина слегка замялся, но вряд ли он хотел выгородить паренька, скорее просто сам чувствовал долю своей вины в том, что приставил непроверенного новичка к такой работе.

— Да, пушки крепил я, — подтвердил юноша, уже стоявший внизу с виновато опущенной головой, — прости, Шивилла.

— Ар-рмин! — рявкнула рыжекудрая. — Что за раздолбайство, мать твою в гробу! Во-первых, это на суше, дома, в портовых кабаках я тебе "Шивилла", а на моем корабле — "капитан Гайде" и "мадам"! И это сейчас не только тебя касается... — она покосилась на некоторых личностей, убедившись, что они также внимают ее словам. — Мне начхать на то, что капитан Пратт позволяет тебе на "Трехмачтовом", хоть на брудершафт с ним пить, но на "Сколопендре" соблюдаются мои правила. Я тебе не мать, не сестра и не подружка, и панибратства не потерплю, — упершись ладонями в планширь, она со строгим лицом нависла над своими подчиненными на верхней палубе и стала на мгновение похожа на носовую фигуру, которыми украшали и продолжают украшать корабли для защиты от буйства стихий и злых духов. Девушка окинула суровым взглядом присутствующих членов экипажа и заговорила громко, но спокойно, свое она уже откричала. — Джентльмены! Вы все прекрасно знаете, что впереди у нас непростое плаванье, и теперешний его этап можно пока что считать воскресной прогулкой. Вскоре нам предстоит обогнуть Рогатый мыс, одну из самых опасных точек по нашему курсу. Он загубил немало неопытных моряков... Но еще больше людей угробила их собственная лень, глупость, трусость и отсутствие дисциплины! Сегодняшнее происшествие будет примером того, как делать нельзя. Халатности и разгильдяйства на корабле я не потерплю ни в каком виде, так как они опасны для жизни всей команды!

— А что мальчишка? — недовольно выкрикнул кто-то "из зала".

— А мальчишка, пожалуй, станет единственным, кто будет желать, чтоб шторм подольше не заканчивался. Потому что как только волнение утихнет, он будет наказан со всей строгостью. Дюжину ударов "кошкой" штрафнику!

Если отодвинуть на задний план технические аспекты судоходства, первой проблемой на море была дисциплина, а второй — методы ее поддержания. Общеизвестно, что не каждый судовой старшина и даже не каждый капитан оканчивали шкиперскую школу или какое-либо другое учебное заведение, а о простых матросах и говорить не приходилось. Даже на прославленном своими достижениями Королевском Флоте под командованием вымуштрованных офицеров часто собиралась всяческая шушера, рекрутированная из бедняков и бродяг, на торговых судах ситуация была чуть похуже, а про пиратов так вообще страшно подумать было. Добровольно в море обычно уходили или неопытные желторотые юнцы, или законченные романтики (наподобие одного представителя редко встречающегося вида наивных врачей), или те, у которых земля горела под ногами, а в душе теплилась надежда на борту скрыться от своих грехов. Других на флот гнала нужда и жажда наживы, а наименьший процент составляли какие-то благородные мотивы, будь то любовные, династические, чувство долга или жажда мести... Понятно, что для того, чтобы удержать разномастный сброд в повиновении, недостаточно было просто стать харизматичным лидером, нужно было еще и применять дисциплинарные меры, которые часто оказывались более чем суровыми.

На военном флоте бытовало мнение, что только суровыми наказаниями можно выдрессировать матроса и сохранить в неприкосновенности строгую морскую дисциплину. Некоторые считали, что без палочной дисциплины судно и на милю от порта не отойдет без приключений. О жестокости офицеров ходили целые легенды, в правдивость некоторых из них было трудно поверить... Цивильные капитаны, находящиеся "ближе к народу" и заинтересованные в том, чтобы опытные кадры от всяких изуверов дезертировали именно к ним, обычно отличались более демократичными взглядами. Например, капитан Гайде, ни старший, ни младшая, не руководствовались принципом "бей своих, чтоб чужие боялись", а умело применяли в отношении команды и кнут, и пряник... Но иногда, черт возьми, ничто не могло взбодрить ротозея лучше, чем плетка!

— Хэй, кто решится поиграть с моей "кошечкой"? — вызывающе ухмылялась капитанша, в назначенный час казни взвешивая в руках нелюбимого зверя матросов: "девятихвостую кошку", плетку. Девушка покрепче сжала гладкую рукоять и резко взмахнула рукой, от чего плеть описала дугу и с громким хлопком опустилась на планширь, а ее завязанные на концах в узелки хвосты зашли внахлест. — Никто? Что ж, тогда, мастер Кайрил, попрошу вас привести наказание в исполнение, — она передала орудие экзекуции боцману и обратилась к осужденному: — Без обид, Армин, чтоб ты не думал, что я испытываю к тебе личную неприязнь. Я помню тебя еще сопливым мальчишкой, и Хельмут просил присмотреть за тобой как следует, со всей строгостью... И поблажек я никаких делать не стану, чтобы ты взял в толк каждый жизненный урок. Проштрафился — получай.

— Прости, парень, — негромко проворчал боцман, выводя не противящегося юнца на бак, на всеобщее обозрение. — У меня у самого двое почти взрослых сыновей, уж я-то знаю, каково оно, воспитывать... Не всегда приятно. А теперь держись.

Армин полностью признал свою вину и принимал наказание достойно, смирившись со своей участью (в любом случае выбора у него не оставалось). Плетка не дрогнула в твердой боцманской руке, и первый удар пришелся юноше между лопаток, отчего тот вздрогнул и выгнулся дугой, но не проронил ни звука. Возможно, Кайрил даже все-таки пожалел мальчугана и не стал пороть его в полную силу, в конце концов, для самого мужчины в этом занятии тоже было мало приятного... "Девятихвостая кошка" под дружный счет со свистом рассекала воздух и с неприятным слуху хлопком опускалась на худую загорелую спину, под смуглой кожей которой напрягались мышцы, вздымались ребра и нервно сводились и разводились лопатки. Первые удары оставляли на шкуре юного пирата багровеющие полосы и вздувающиеся рубцы, а за ними не замедлили последовать и первые капли крови, засочившиеся из настоящих ран.

— Отлично держится парняга, — одобрительно кивнула Шивилла, стоя на капитанском мостике рядом с первым и вторым помощником. — Никаких тебе криков, истерик и пререканий... Вот тебе и капитанский сынок. Это вам не так называемые "золотые детки", вот в чем отличие между Настоящим Флотом и тем, где все покупается за деньги.

— Так он все-таки сын Пратта?.. — полюбопытствовал доктор Траинен.

— Нет. Не родной сын. Хельмут его подобрал... — многозначительно ответила капитанша, и на мостике ненадолго воцарилась тишина, нарушаемая мерным счетом и свистом плетки.

— Да, неплохо держится, достойно... — пробормотал Ларри, прищурив глаза и чуть нахмурив брови, сосредоточенно наблюдая за экзекуцией. Но врач при этом так крепко скрестил руки на груди, что казалось, он отгородился этим от происходящего и на самом деле находился сейчас где-то не здесь.

— И это все, что ты скажешь? — неожиданно удивилась Шейла.

— Да... А чего ты еще хотела?

— Я думала, ты начнешь возмущаться...

— Ах, ты ждала возмущений?.. Извини, что-то у меня сегодня не революционное и не миссионерское настроение... А если серьезно, я надеюсь, это ведь не было показательным выступлением для меня, чтобы в очередной раз столкнуть меня с суровыми реалиями жестокого мира и посмотреть на реакцию? Просто обычно ты не проявляла таких естествоиспытательских наклонностей...

— Нет-нет, ничего подобного, — Шивилла быстро тряхнула рыжей головой в жесте отрицания. — Ну ты что, я не сошла с ума, как дядя Хельмут, чтоб вот так развлекаться. Просто я думала...что ты такое не одобряешь.

— Я и не одобряю, — вздохнул Лауритц, — но принимаю. Жестких мер порой бывает не избежать, и, как бы мне этого ни хотелось, менять здесь нужно саму систему. А она устанавливалась веками, и для того, чтобы что-то исправить, нужно очень много времени и координированных усилий, а не только желание разрозненной группки людей. Из-под палки человек не станет лучше и добрее, даже животное, если его натаскивать силой, будет бросаться на людей и рано или поздно обозлится на своего же хозяина. Но иногда "палочная дисциплина" бывает необходима, как самый простой и короткий, пусть и не обязательно правильный путь... В школе детей лупят почем зря — за сутулую спину, за кривой почерк, за невыученный стих и нерешенное уравнение... Потому что если незрелый человек еще не понимает, чего он хочет и что ему нужно, страх перед наказанием становится для него основным стимулом. Чем умнее и сознательней человек, тем больше можно найти способов влияния и управления им... Но даже в элитных гимназиях для дворянских сыновей...насчет девичьих пансионов не могу сказать...в классе на почетном месте всегда стоит элитное ведро элитных розог...