Тайна восточной ночи

— Хорошо, — вздохнула я. — Сегодня в семь жду тебя в нашей любимой пиццерии.

Взглянула на ошарашенное лицо Кира, который явно собирался вступить со мной в сотый по счету долгий спор, припас для этого очередные аргументы, и теперь не мог сориентироваться, что ответить на мое согласие. Пока он не пришел в себя, обошла мужчину по дуге и направилась к двери. Вслед мне донеслось тихое:

— Я обязательно буду!

Последующие пары прошли, как в тумане, вроде бы все записала, а спроси кто, про что были лекции, ни за что не отвечу. Нервы были натянуты, словно струны, одно неловкое движение и порвутся. Казалось бы, а что я нервничаю? Ну, объяснит он мотивацию своих поступков, так в этом нет ничего страшного. Если обоснование мне не понравится и не впечатлит, спокойно пошлю его куда подальше и заживу себе спокойно, теперь уже точно зная, что он... нехороший человек. Но себе пришлось признаться, что я больше боюсь простить его. Может, где-то он был и прав, когда говорил, что я настолько привыкла к мысли, будто являюсь жертвой, что теперь, окажись это не так, в голове пойдет жестокая ломка стереотипов и переосмысление жизни. Ведь не зря говорят, что и большее зло прощается. Но даже если Кирилл обидел меня по объективным причинам, где гарантия, что он не сделает мне больно в дальнейшем, так же мотивируя это моим благом?!

Но, пожалуй, не буду забегать вперед в своих страхах, лучше дождусь его объяснения, а там уже решу, как себя вести дальше. В конце концов, всегда можно взять тайм аут: как следует подумать и проанализировать его слова.

Ровно в семь я припарковалась у пиццерии и, собравшись с мыслями, направилась во внутрь. Кирилл был уже на месте, чему я совершенно не удивилась, ведь это ему в первую очередь требовалось высказаться, мое дело маленькое — выслушать и сделать правильные выводы. А вот то, что он помнит мои предпочтения в еде, меня приятно удивили, не ожидала. Кирилл же, видимо, несколько превратно истолковал мое выражение лица, так как немного нервно спросил:

— Ты не возражаешь, что я взял на себя смелость самому сделать заказ?

— Нет, конечно. Заодно и время сэкономим, — Кирилл поморщился от моих слов.

А я что?! Я ничего, просто сразу честно дала понять, что не собираюсь задерживаться дольше необходимого. Мы не на свидании и не на встрече давних друзей, чтобы болтать ни о чем и приятно при этом проводить время.

Взяла большой кусок своей любимой пиццы «Фунги» и приготовилась внимать.

— Лиса, я понимаю, что прошло уже много времени с момента нашего расставания, при котором я повел себя, как последняя свинья. И маловероятно, что ты сразу меня простишь, но постарайся хотя бы понять и поставить себя на мое место, — начал свой монолог Кир.

Я только кивнула в знак согласия, наслаждаясь едой, понять, так понять, я ж не зверь какой. А вот простить...

— Несколько лет назад я, волей случая, увидел девушку своей мечты, — начал свое повествование Кир, я же улыбнулась кончиками губ, если ему удобно называть меня «девушка», пусть будет так. — Не то чтобы она была такой уж роковой красавицей, но было в ней что-то... Не знаю даже, как объяснить словами. Я говорил себе — мелкая она слишком для тебя, посадят за совращение малолетних. Но как не старался, не смог ее забыть. Рыжие, вечно всклокоченные волосы и лукавый взгляд из-под длинных ресниц — это было, как удар под дых, от которого я так и не смог оправиться. А пообщавшись с ней, я понял, что для своего возраста она очень умна, и мне невероятно интересно общаться с ней, когда как от своих ровесниц я начинал зевать на второй минуте разговора. Когда же девушка согласилась стать моей любимой, моему счастью не было предела. Я впервые испытал чувство, которое ощущают собственники: так и хотелось надавать всем ее друзьям по рукам и рявкнуть: «Мое!». Мозги я, конечно, совсем не потерял, как-никак даже на то время был уже не сопливым мальчишкой, но все же хотел быть с ней. Всегда. Позже я узнал, что мой брат был влюблен в эту же девушку.

Я вскинулась возразить, но Кирилл меня перебил:

— Выслушай меня до конца, не перебивай.

Я покорно замолчала, хотя мне было, что сказать, а он продолжил:

— Да, Дима был влюблен в мою девушку, мою мечту, но страдал по ней молча, только изредка я ловил на себе его завистливые взгляды. Я пытался его познакомить с другими девушками, но он, как рогом уперся. Сама знаешь, каким он мог быть, когда что-то вбивал себе в голову. А потом Димка заболел, не буду вдаваться в подробности, но ему давали не больше пяти лет жизни, — пицца выпала у меня из рук и со шлепком упала на тарелку, мужчина же, пребывая в мире воспоминаний, даже не заметил моего шокового состояния и продолжил рассказ:

— Мама была в отчаянии, для меня же весь мир перевернулся после этого страшного известия, хреново было очень. Не дай Бог, кому испытать то чувство безнадежности, когда понимаешь, что ничего не можешь сделать для родного человека. Один Дима держался, как оловянный солдатик, он слишком любил жизнь и хотел прожить ее, попробовав все. Тебе говорить о своем недуге он запретил, не хотел видеть в твоих глазах жалость, а как бы ты не старалась, она бы все равно проскакивала бы, — незаметно перешел на «ты» Кир. — Дима крепился, но любовь к тебе истощала его силы, брат гас на глазах, хотя при тебе всегда храбрился, чтобы ты не заподозрила о его слабости. Теперь я ловил на себе не завистливые, а отчаянные взгляды. В конце концов, мама не выдержала и буквально потребовала у меня расстаться с тобой и дать шанс Диме тебя завоевать. Ему ведь совсем мало оставалось, для него это был последняя возможность хоть на что-то. Я сначала не соглашался, не пустое же я место и не мебель, чтобы по первому приказу отодвинуться в сторону и собственными руками разрушить свое счастье, но брата реально жалко очень было. Друзья обо всем знали, поддержать меня пытались. Ну и вышло так как-то раз, что ты пришла, когда я пытался унять мысли коньяком, и уже был никакой. Наговорил тебе кучу гадостей, лишь бы только ты ушла, плохо мне от всего этого было. Ребята тоже вроде подыграли, только потом многие из них долгое время, как с чужим общались, но мне было уже все равно. В общем, через пару дней я по-быстрому перевелся в университет за границу и уехал, чтобы вся правда не всплыла. Хотя нет, не только поэтому — я побоялся, что не смогу долго держать себя в руках, может, даже попытался бы тебя отбить у брата, вымолив прощение.

И, увидев мой совсем ошалелый взгляд, добавил:

— Да, я такой, можешь не смотреть на меня такими глазами. Я сбежал, и хотя бы честно это признаю. И да, мама во многом виновата, но, остыв, я понимаю, что и сам повел себя, как овечка, сама себя ведущая на заклание. Поздно понял, что нужно было бороться за свою любовь до конца. Как бы не было жаль Димку, я должен был понимать, что на чужом несчастье он счастье не построит. Но хорошо говорить спустя столько времени. На тот же момент я не был таким умным. Прости меня, Лиса. За всю ту боль, которую тебе пришлось испытать, — посмотрел мне в глаза Кир, нервными движениями теребя кружку с остывшем уже кофе.

Я же сидела и не могла вымолвить ни слова. Димка, мой почти брат умирал, а я даже не знала об этом. Хотя, если его действия я еще могла понять, мне бы тоже не хотелось, чтобы меня все жалели, и без них было бы тошно, то действия Кирилла и его матери вводили в ступор. Я столько лет мучилась, постоянно думая, что же сделала не так, что мой любимый человек так паскудно со мной поступил, а все оказалось разыгранной сценкой. Хотя, мама Кира поступила, хоть и подло, но ее толкнуло отчаяние, видеть боль своего ребенка и ничем не мочь ему помочь, это страшно. Кирилл же даже сейчас преподнес все в стиле — как же ему было плохо, и как он страдал, о моих же чувствах вообще речи не шло. Ему осталось только бить себя кулаком в грудь и ораторствовать на тему — тварь ли я дрожащая, или право имею. Правильно говорят, что любовь слепа, раньше я не замечала за Кириллом такого эгоизма. В душе клокотала безудержная ярость.

В данный момент мне очень не хотелось развивать тему болезни Димы, он поступил так, как ему подсказывало сердце и гордость. Это его право и решение, хоть я и не одобряю его. Но не мне его судить. По поводу этого вопроса я заеду к его маме, и мы спокойно поговорим, отбросив все обиды. Хоть в душе я до конца и не прощу ее, какие бы благие мотивы она не преследовала.

Сейчас же важнее было прояснить наши отношения с Кириллом, что именно он хочет от меня на данный момент. Я устало потерла переносицу, вот даже не знаю, как свои мысли облачить в слова. Мне нужно было немного времени, чтобы переварить свалившуюся на меня информацию и сделать правильные выводы. Импульсивность здесь плохой советчик, я же пребывала в бешенстве. Но, наконец, усилием воли взяла себя в руки.

— Кирилл, а вы, когда с мамой решали за нас Димой, как нам жить, с ним говорили о его чувствах ко мне? — тяжелым взглядом посмотрела я на мужчину, он поежился осознавая, что где-то накосячил, но еще не понимая, где именно.

— Он никогда бы не признался мне в глаза, что любит мою девушку, но это было видно невооруженным взглядом, — осторожно ответил Кир.

— Что именно вы видели? И с чего вы решили, что являетесь знатоками чужих душ? — еле сдерживаясь, спросила я.

— Лиса, к чему эти странные вопросы? Разве сейчас это важно? — оттолкнул от себя кружку мужчина.

— А к тому, что я действительно нравилась Диме. Но когда мы начали с тобой встречаться, он пошел ва-банк. Сам пошел, без помощи деятельных вас. Как-то тебя не было дома, и он поцеловал меня, крепко прижимая к себе. Я было возмутилась такому поведению человека, которого искренне считала другом, но на его лице застыло такое непонятное выражение, что грозные слова так и не сорвались с губ. А дело все было в том, что он НИЧЕГО не почувствовал при нашем поцелуе. Да, приятно, но не более. Он любил меня, но любил, как СЕСТРУ. После твоего гнусного поступка он вытаскивал меня из депрессии, искренне не понимая, что на тебя нашло, и матеря всеми известными словами. Дима считал тебя низким трусом и обещал по приезде набить морду за все страдания, которые ты мне причинил, — безжизненным голосом пояснила я.

Когда я подняла взгляд на Кирилла, он явно выпал из реальности, пытаясь проанализировать мои слова. На лице, по мере понимания, проступали нотки шока и некого отчаяния.

— Ты хочешь сказать, что все мучения и страдания были напрасны?! Что ты была ему не нужна?! Но откуда тогда отчаяние в его глазах? — запустил пальцы в модную прическу Кир, ероша уложенные пряди.

— Первые два вопроса риторические. А что касается отчаяния... Теперь все стало на свои места. Дима знал, что ему осталось мало, твой брат мог взять от жизни все, кроме любви. Время шло, а девушки его мечты на горизонте так и не было. Он просто боялся не успеть, — горько усмехнулась я.

— Какой же я дурак, — взвыл Кир.

— Не буду доказывать тебе обратное и спорить. Вы с мамой считали себя умнее всех и взяли на себя право распоряжаться чужими жизнями. Только вот не учли, что мы с Димой не марионетки, — сжала кулаки я. — И даже если бы все было, как вы думали, кто давал вам право решать за меня, с кем мне быть? Ты говоришь, что ты не мебель, чтобы тебя без проса двигать, а я, значит, неодушевленный предмет? Тебе было плохо, бедный мальчик, игрушку отобрали. А каково было мне, ты ни разу не задумывался? Не строй из себя великомученика, на меня твоя актерская игра давно уже не действует. У меня оставались отголоски любви к тебе из-за недосказанности, но после твоего рассказа, и они умирают, — рявкнула я. — Соглашусь с мнением Димы о тебе, ведь ты даже не имел смелости хоть изредка приезжать домой. Хотя знал, что брат умирает. Да что тут говорить, ты даже на похороны не приехал. А еще имел наглость обвинять меня, что я быстро забыла Димку. Хотя я-то до сих пор его оплакиваю, мне не хватает моего «брата».

— Мы с Димой периодически созванивались. Разговоры о тебе мы по обоюдному согласию не поднимали, видимо, брат хотел при личной встречи выяснить все нюансы. Когда же Дима погиб, я был на раскопках в местах, где не берет телефон. Только через неделю до меня дошло письмо из гостиницы, что мои родители срочно просят перезвонить. Когда я приехал, брата уже давно похоронили, мне оставалось только плакать в одиночестве на его могиле. Неужели, ты считаешь меня совсем уж подонком? Разве я давал тебе хоть один повод так думать обо мне, кроме того случая? И то я пояснил, почему поступил таким образом,— вскинулся мужчина.

— А ты считаешь, что после твоего рассказа я тут же лужицей растаю у твоих ног и с восторгом кинусь тебе на шею? Не слишком ли самоуверенно даже для тебя? — опешила от такой наглости я.

— Так, мне кажется, тебе нужно немного остыть и поразмыслить над моими словами в спокойной обстановке, иначе мы с тобой вконец разругаемся. Чего я совершенно не хочу, — в защитном жесте поднял руки Кир.

— Думаю, тут ты прав, мне нужно прогуляться, — поднялась со стула я и, уходя, обернулась. — Что сейчас ты хочешь от меня?

— Я по-прежнему тебя люблю и хочу быть с тобой. Но сначала, чтобы ты простила мне мой поступок, — я молча кивнула и вышла из пиццерии.

Сев за руль, еще несколько минут не заводила мотор, упершись в руль лбом, я просто глубоко дышала, выбросив все мысли из головы. Не хочу сейчас ничего решать, я устала. Но не стоять же полдня здесь, резким движением завела машину, включила ритмичную музыку погромче и вырулила на дорогу. Наслаждаясь мелодией и поездкой, не сразу заметила, что бездумно катаюсь по городу, сворачивая по инерции. Поэтому нет ничего удивительного, что в итоге я подъехала к дому Кирилла и Димы. А впрочем, чего тянуть?! Все равно ведь хотела как-нибудь заехать.

Припарковавшись, на ватных ногах направилась к подъезду. По дороге поздоровалась со старушками, дежурившими на своем постоянном месте — на лавке. Уже закрывая дверь, услышала громкие перешептывания, перемывающие мне кости. Ну, да ладно, теперь хоть бабушкам есть чего обсудить, кроме криминальных новостей. Пусть порадуются.

Дверь мне открыла мама ребят. В глаза сразу кинулось, что за полтора года, которые я ее не видела, она сильно сдала: изможденное лицо с глубокими морщинами, потухшие глаза, совершенно седые волосы, а ведь она еще довольно молодая женщина. Глядя на эту тусклую тень некогда гордой и красивой дамы, ненавидеть ее расхотелось. Сильное чувство сменилось на жалость. Она и так наказала сама себя, ведь Кирилл, как бы не любил мать, все равно теперь не будет относиться к ней с прежней теплотой, а Димы больше нет с нами. Иногда матери готовы идти по чужим головам ради своего ребенка, а уж ради умирающего, без зазрения совести и жизнь сломают. Мой случай еще не такой уж и серьезный. Я жива, здорова. Да, страдала, но рядом были близкие люди. А теперь я могу начать жить заново, не оглядываясь назад. Даже, может, и Кира прощу, хоть снова встречаться с ним вряд ли стану, слишком он слабохарактерный. Мне теперь такой не нужен. Но все это лирика, сейчас же мне предстоял непростой, но очень нужный нам обеим разговор.