Ха.
— Ладно, хорошо. Я и потом буду видеть то, чего нет?
— Всегда.
Чёрт, а когда во двор выходишь, чувствуешь всё чрезвычайно остро. Запахи...звуки... Просыпается нечто животное, давно забытое. Закрывая глаза, с трудом удерживаешь равновесие и слышишь всё вокруг...как возятся муравьи, усердно таща на своих спинах прутики, листики, ягоды, гусениц...легкий шелест травы от касания лапок божьей коровки...тонкий скрип расшатавшейся в заборе доски...
...Она смеялась и радовалась снегу. Он поймал девочку и закружил её на руках...
Нат сел на раскладушке и потряс головой.
Тик-так...тик-так...
My eyes seek reality,
My fingers seek my veins...
There's a dog at your back step,
He must come in from the rain...
— Так вы музыкант? — спросил врач.
Нат покосился. Врач был почти одного с ним возраста, высокий такой, подтянутый, со здоровым румянцем на щеках мужик. Как больно это кольнуло. Он пожелал бы видеть престарелого мудрого мужа науки и чувствовать себя нашкодившим мальчишкой, чем вот так...сидеть напротив молодого цветущего улыбающегося мужика и чувствовать себя...
— А какую музыку пишете? — улыбнулся врач.
А какое всё-таки противное слово: "врач"...
Я не пишу музыки...
Если кто сказал тебе — соврал.
Я не пишу стихов,
Если кто сказал тебе — мечтал...
— Понятно, значит всё-таки музыкант, — довольно улыбнулся здоровый и подтянутый.
Оказывается, Нат читал стихи вслух.
— Я теперь ваш психиатр.
Приятно, блин...нет слов.
— Вам нужно что-нибудь?
— Я хочу уйти, — Нат чуть шевельнул губами.
Здоровый и подтянутый вздохнул. Нат отвернулся. Сейчас начнет уговаривать. Давить на здравый смысл. Уповать на небрежное отношение к себе и на здоровье. Психическое и физическое. В конце концов, напомнит, что давал Гиппократу клятву. Урод.
Но здоровый мужик всего лишь спросил:
— А куда вы пойдете?..
Ну, я же говорю — урод...
Нат посидел немного, постучал костяшками пальцев по своему новому лежбищу. Ржавому. Скрипучему. Потом улегся поудобней, напевая:
Я от бабушки ушел,
Я от дедушки ушел...
ВЕТРА
Здравствуй, ветер...
Мы с тобой опять вдвоём.
Мы с тобой одни на целом свете...
Ветер...погуляем? Поживём?..
Особо сильный порыв ветра ударил в окно, вознамерившись втолкнуть стёкла внутрь комнаты. Не вышло. Сердито и, как-то, по-волчьи отчаянно, он взвыл и оттолкнулся от стены, чтобы тотчас же вернуться снова: сдаваться он не собирался.
Леший не то что идти куда-то не хотел, но даже просто выползать из тёплого кокона одеяла, нагретого за ночь было невыносимо лень. Нырнул ещё глубже, пытаясь поймать ускользающее сновидение. В нём он бродил по лесу, среди невысоких сосен и вышел к самому краю бурого, лишь на первый взгляд идеально ровного, болота. Оно начиналось резко, почти без перехода, и тянулось до самого горизонта. Лишь там тонкой ниточкой чертила над ним вторая линия — деревья замыкали в кольцо открытое пространство, зная, что когда-нибудь завоюют и его. Было очень тихо, только он один нарушал покой тысяч лет истории.
Надо было вставать, тем более что на кухне немного раздражённо стучал нож, а в ванной шумела вода.
С хрустом в каждом суставе, в каждой косточке он потянулся и медленно, как ныряльщик, впервые в сезоне лезущий в воду, выбрался в холодное пространство комнаты. И тут же захотел обратно: ветер, дождавшись его появления, с особым остервенением испробовал окна на прочность и, не достигнув желаемого результата, уныло застонал в щелях.
Нашарив джинсы и рубашку, Леш, всё ещё вздрагивая от утреннего холода, попрыгал в сторону кухни, безуспешно пытаясь одеться на ходу и не потерять при этом тапки.
— Бодрое утро! — он обнял Алик.
— Бодрое, — нож снова застучал по доске, и раздражения в этом стуке стало заметно меньше.
Справившись, наконец, с одеждой, он потянулся к чашке с кофе.
— Леш, можно я на базу позже приеду? Не хочу никого настраивать на свою волну...
— Конечно.
Умела она. Настраивать. Молча, даже не глядя на объект неприязни, Алик давала всем понять, как относится к этому самому объекту. Чаще всего, остальные принимали её мнение. И вовсе не потому, что не имели своего собственного и были слабохарактерными, просто одного человека всегда настораживает, даже пугает уверенность другого. С чего это он? Есть причины?.. Алик была уверена практически всегда.
Вчера Леш с Натаном вели себя как-то странно. Сначала взрыв эмоций у обоих, радость от встречи после столь долгого перерыва...вопросы, смех, воспоминания... Потом — напряженное молчание. А, может... Может, оно только Алик показалось напряженным? А для них всё это в порядке вещей? Во всяком случае, Алик начала уже серьезно думать, что они общаются телепатически. Молча. Жестами, кивками и ещё чёрти как.
А сегодня у Натана первый день репетиций. Подумав об этом, она подавила в себе неприязнь. "Что ж... — успокаивала себя девушка, — Перемены нужны. Перемены важны..." Возможно, этот пришелец сорвётся в бездонную пропасть и...
Алик на миг вздрогнула.
Вода в ванной перестала шуметь, тихо скрипнула дверь, и кто-то завозился в коридоре.
— Бодрое утро, Нат! — крикнул Леш, не дожидаясь появления друга на кухне.
Молчание.
Натан слегка напугал Алик бесшумным появлением из серых сумерек коридора. Просто привидение, не иначе, решила она. Но и от сАмого что ни есть настоящего привидения так не веет самоуверенностью и пофигизмом, как от этого парня.
Кивком ответив на повторное приветствие Леша, призрак взял предложенную ему чашку кофе. Алик старалась не смотреть на Ната. Слегка закусив губу, поставила на плиту чайник и поприветствовала его.
Снова слабый кивок.
— Ты разговаривать умеешь? — съязвила.
Кивок.
— Так разговаривай!
Молчание.
— Аля! — подал голос Леш.
— Ладно, прости, — Алик постаралась взять себя в руки. — Нат, извини, я что-то не в духе...
Он чуть улыбнулся в ответ, бросил на неё странный взгляд и сказал:
— Я тебя понимаю, — голос был слегка простуженный. Сломанный, подумала Алик, но не удержалась:
— О! Заговорил!
Леш укоризненно посмотрел на жену, потом на Натана. Тот, не обратив внимания на повторную подначку, глядел в окно. "Что ему может быть понятно?" — недоумевала Алик. А Натану безумно хотелось сейчас только одного — подойти к окну, уткнуться лбом в стекло, как тогда у Сергея, когда он принял решение уехать, и просто ни на что не реагировать и даже не думать. Не думать... Блин, это оказалось сложно.
"М-да... — подумалось Лешу, — они друг друга стоят".
Натану всегда помогал холод оконного стекла, как напоминание о детской мечте — распахнуть створки и, хорошенько оттолкнувшись от подоконника, взлететь в самое небо. Однажды он понял, что это не так. Всё не просто. Летишь — да, но — вниз. И это больно. Как сейчас — думать.
Чёрт...ненавижу жару и не переношу тепла. Стоящим является только острое белое солнце зимы, которое бьёт по высоким сугробам снега...или же настойчивые весенние лучи возрождающийся жизни...упорные лучи... А ещё — холодеющее солнце просвечивающее сквозь разноцветные осенние листья...
Одна девушка сказала как-то:
— Натан, ты никогда не будешь счастлив.
Так твёрдо, так уверенно, что, блин, мне стало не по себе.
— Почему? — спросил.
Она прищурилась, улыбнулась лукаво...
— Тебе всегда не хватает чего-то, — ответила.
Я смеялся. А она ушла. Насовсем. Скучал? Нет. Жалел? Нет. Даже никогда не вспоминал о ней. До сегодняшнего утра... Неужели она была права?
Кофе обжигал и напоминал о существовании этого мира. Мечты и воспоминания — позже, сейчас ты — здесь. Мир реален и...жизнь реальна, как Меркьюри когда-то пел. Хм...странно, но эта самая жизнь пока что относится к тебе весьма благосклонно.
Так делай же, что должен, капитан, а там — будь, что будет. Даже если твой корабль разобьётся о скалы, в какой-то один-единственный момент, короткий промежуток времени, ничтожный, маленький...ты будешь лететь.
Ветер, не имея возможности достать сидящих дома людей, отыгрывался на тех, кто отважился выйти на улицу. Леш старательно не обращал внимания на ледяные струйки воздуха, пробиравшиеся ему под куртку, за воротник, под шарф. Получалось плохо. Ещё хуже получалось не завидовать Натану: вон, идёт, куртка не застёгнута, и даже не пытается загородиться от яростных порывов. Ему, похоже, всё равно. Правильно, ему ж не петь.
— Нат, заболеешь ведь, застегнись хотя б, что ли... Мне смотреть на тебя холодно.
Только молчание и усмешка. С Натаном оказалось тяжелее, чем Леш представлял себе. Да что же с ним творится такое? Вроде бы ничего в нём не изменилось. И в тоже время — изменилось. Абсолютно всё. Иногда кажется, он — ребёнок. А сейчас смотрю... Чёрт, словно он идёт и знает все тайны мира и смысл жизни в том числе.
Друг, ты кто?..
Иногда Натан останавливался рядом с каким-нибудь местом, стоял некоторое время, нахмурившись, засунув руки в карманы куртки и покачиваясь с пятки на носок. Потом шёл дальше.
Леший не мешал. Просто шёл рядом: у Ната свой маршрут сегодня, впрочем, он всегда ходил другими дорогами. Своими. По тем дорогам карт никто не составлял. Потому что некому.
Веселье, напавшее на друга после благополучно завершённых разыскиваний "рыжеватой хрущёвки", покинуло его. Так надо. Надо перестроиться. Надо осознать. "Ждать... — вздохнул Леш, — придётся подождать".
В автобусе Нат вцепился в поручень и всю дорогу смотрел только в окно, стараясь не встречаться взглядом с другими людьми. Он никому не смотрел в глаза, словно не хотел раскрывать чужие тайны и отдавать свои.
Молчал. Думал о чём-то своём. Тяжело...
Леший вытащил из кармана ключ, дубликат своего, и протянул Нату. Тоже молча. К чему слова?
Нат повертел ключ в руках.
— Помнишь, — кивнул, улыбнувшись, — как весь "Пентакль" несколько месяцев ночевал в подвале базы?
Леш довольно ухмыльнулся:
— Ещё бы!
— Хочу туда... — еле слышно проговорил Нат, словно пел песню. — Хочу туда...
Леш мог и не услышать его последних слов. Слишком шумно в автобусе. Слишком... Но слушать было даже не обязательно. Он понял и так.
Не надо, брат. Не надо. Прошлого не вернуть.
Дверь в подвал, где репетировали "Ветра перемен" была открыта настежь. "Когда видишь парящего над землёй орла — ты видишь совершенство. Так смотри в небо чаще", — гласила надпись.
"А если ты живёшь там, где орлы не водятся, то придумай себе его", — продолжил Натан фразу. Мысленно.
Женёк, сидя в своём любимом углу, разогревал перед репетицией руки. Периодически он начинал тихо и не очень ругаться: Strat совершенно не строил, и его это не устраивало. Абсолютно. Женёк хватал ключи и начинал копаться в бридже, изыскивая причину, и продолжая при этом изысканнейше материться. Он был огненно рыж.
Пашка же был спокоен. Спокойнее бизона у кормушки: барабаны он отстроил ещё вчера и теперь, закинув ноги на запасной бас-барабан, приканчивал какой-то дрянной детективчик в мягкой обложке. По крайней мере, на корешке книжки была нарисована чёрная кошка, эмблема целой серии "про ментов". На приветствие он поднял руку, сложил её в "козу" и, помахав ей в разные стороны, продолжил чтение.
— Привет, — Женёк, оторвавшись от гитары, посмотрел в сторону вновь прибывших. — А это кто?
— Новый гитарист — Натан. Мой старый друг. Из "Пентакля", — Леш почему-то смущённо улыбнулся.
— А-а-а, — протянул Женька и снова уткнулся в инструмент.
Ещё несколько лет назад признав лидерство басистки, он с тех пор все её решения принимал безоговорочно, вдрызг ругаясь только из-за аранжировок и своих соло. Творчество для него было превыше всего, а что там решает Алька насчёт всего остального, его интересовало меньше, чем то, кто победит на следующих выборах в Гондурасе, а проводятся они там или нет — он принципиально узнавать не хотел.
— Бред! — Пашка захлопнул книгу и бросил её на пол. Звонко шмякнувшись, книжка отъехала к усилку.
— Что, с самого начала знал, что убийца — шофёр, но сильно удивился, найдя в финале подтверждение этому? — съязвили из угла.
— Да ну тя на фиг! — барабанщик выполз из-за установки и протянул Натану лапу. — Здорово! Я — тутошний стукач, стучу по всему, что может издавать звуки, в том числе и по головам некоторых особо гитарных извращенцев.
После такой рекомендации Натан недоверчиво посмотрел на протянутую ему конечность — вдруг укусит? — и осторожно пожал её. Ему ж здесь...на гитаре...вроде бы...
Лешак, заметив реакцию друга, заржал в полный голос и хлопнул того по плечу: привыкай, парень, теперь тебе с ними играть. Нет, не играть, а жить-дружить! И это здорово.
Леш с удовольствием отметил, что Нат чувствует себя непринужденно и свободно. Но беспокоило другое. "Новый гитарист" был глубоко в себе.
— Мужики! Это надо отметить! — барабанщик уже предвкушал весёленькие посиделки с пивом, рыбкой, чёрным хлебушком и картошечкой в мундирах... И, если удастся напоить до необходимого состояния Альку, — с позволения Леша, разумеется! — то и офигительный танец живота...
— Ле-еш, — позвал Нат.
На стене — два плаката. И на них — два человека, чем-то неуловимо похожих друг на друга. Вихря Нат узнал сразу.
— Кто это рядом с Вождём? — сколько Нат не пытался, он не мог вспомнить бородатого седого байкера в майке "Led Zeppelin". Он помнил только самих "Led Zeppelin".
— Сталкер, — Натан автоматически пожал руку рыжего гитариста, ради знакомства с ним, оставившего свою гитару. — Алькин... э-э-э...
— Первый муж, — закончил за него Леш. — Нат, прошу, при ней ни слова о Сталкере, хорошо? Она до сих пор его...любит.
Нат кивнул. Он не соглашался, просто у него и в мыслях не было расспрашивать Алик о её жизни. Но раз просят... Тем более. Да она же...молоденькая совсем, как её угораздило успеть два раза замужем побывать??!..
Леш тихо скрипнул зубами. До сих пор он не мог привыкнуть к призрачному присутствию прошлого. Ч-чёрт! Он же просто ревновал! Это глупо: ревновать к тому, что никогда уже не будет реальностью! Что умерло. Но до сих пор ему становилось не по себе при мысли, что однажды Алик, забывшись, по той или иной причине, не контролируя себя, позовёт не его, а Сталкера. Иногда Лешу казалось, Сталкер ей снится... и тогда она улыбается во сне... тогда ей становится очень тепло и очень спокойно...
Чёрт.
— Твою мать! Друг! — вдруг вскрикнул Натан, расплылся в улыбке и шагнул к стене. Там, на подставке...гитара...чёрный Gibson Les Paul...его, Натана, Gibson... Его проданная девочка... Разве это возможно?
А?..
— Леший!!! Я ж её продал!!! Каким...кхм...образом... — но Нат уже держал свою Gibs`у в руках.
— Ну... э-э-э... — Леш был явно доволен произведённым эффектом. — Там мужик на фестивале на ней играл, а я признал гитарку-то. Ну...и перекупил обратно. Она ж...твоя.
