Он тут же усомнился в этом, но сказанного не воротишь.
— Согласен, но представь, что тебе показали другую жизнь, ту, которой ты навсегда лишился, и только после этого отправили в ад.
— Это какой должна быть жизнь... — задумчиво проговорил Ланс. — Нет, не представ-ляю.
Он вздохнул.
— Это невозможно представить, — ответил отец Мор. — Это надо видеть, этим надо жить.
Они помолчали.
— Выходит, достаточно поверить и все будет в порядке, — чуть позже сказал Ланс. — Ни-когда не поздно начать сначала. Получается, своего рода, дискретность течения жизни — черные полосы греха чередуются со светлыми полосами высокодуховного жития, но в за-чет идет лишь отрезок, непосредственно предваряющий смерть с его последними жела-ниями и деяниями. Очень удобно.
— Нет, не так все просто, — возразил жрец. — Не увидит Творца тот, кто всю жизнь тво-рил насилие, пусть даже самых благих целей, как никогда не увидит его тот, кто творил добро под давлением обстоятельств, оставаясь в душе бессердечным и равнодушным. Как бы ты не верил, никто не сможет воскресить оставленные тобой позади горы трупов.
— Это вряд ли справедливо. Раскаявшиеся грешники все должны иметь хоть какое-то преимущество перед нераскаявшимися.
— Кто знает, быть может, отправляя таких в Ад, им не показывают Рая, — задумчиво отозвался отец Мор.
Ланс хмыкнул:
— На таких условиях, перенаселение этому Раю не грозит.
— Не грозит, — согласился собеседник.
Ланс с интересом взглянул на него и лишь с трудом сумел сдержать невольный воз-глас. Отец Мор снял очки, и он впервые увидел его глаза. Это были жуткие глаза! Он, не-сомненно, страдал какой-то тяжелой болезнью. Белки глаз были красными от покрывав-шей их густой сети лопнувших мелких кровеносных сосудов, сами глаза слезились, и отец Мор непрерывно промокал их и сильно щурился, словно от боли, причиняемой попавшей под веко соринкой. Но даже не эти страшные глаза потрясли принца.
Он поразился, насколько сильно ошибался в своем спасителе. Ланс вспомнил их пер-вую встречу, там, в комнате; вспомнил приближающуюся к нему фигуру, плохо координи-рованную, но легкую, даже немного угловатую в своем просторном одеянии, вспомнил его голос, совсем молодой, даже какой-то мальчишеский. Он считал, что имеет дело с обыч-ным клерикалом, восторженным, ещё полным любви и стремления вернуть заблудшее че-ловечество под чье бы-то ни было крыло. Но сегодня клерикал исчез. Эти больные глаза, а более них, глубокие морщины, сильно состарили собеседника. И взгляд у него был совсем не детский.
С принцем случилась странная вещь: впервые за много-много лет, он почувствовал себя зарвавшимся мальчишкой рядом с мудрым учителем, всевидящим и всезнающим, и потому относящемуся к своему запальчивому собеседнику с благосклонной терпимостью. И хотя в голосе отца Мора не было превосходства, Лансу стало неловко.
Простой и банальный разговор, который он только что вёл покровительственным и насмешливым тоном, сейчас, когда собеседник перестал быть самим собою, тоже перестал быть пустым и банальным. Все сказанное обрело какой-то космический масштаб, одно-временно оставаясь в пределах постижения человеческим разумом. Но уже оформилась горечь от неспособности его постичь это — такое и близкое и недоступное одновременно.
Ланс принялся лихорадочно вспоминать беседу, словно заново перелистывать учебные тома, но это оказалось непросто сделать. Тома кто-то перемешал, некоторые страницы ис-чезли вовсе, остальные оказались перепутанными и беспорядочно засунутыми между об-ложек. Очень быстро он запутался, потерял нить рассуждений и уже не думал об усколь-зающей истине, и лишь азартно пытался восстановить беседу целиком. И горечь ушла, а ещё спустя какое-то время он уже недоумевал, на кой чёрт ему вообще потребовалось вспоминать их болтовню.
Ланс искоса посмотрел на отца Мора. Тот уже снова надел очки и с любопытством разглядывал что-то вдалеке. Но подсознательно Ланс знал, что уже никогда не сможет раз-говаривать с этим человеком на равных.
Он и раньше обратил внимание на странный знак, что носят все носящие балахоны — белый овал на груди с левой стороны
— Простите, отец, что означает этот символ?
— Это не символ, это только место для символа.
Ланс удивленно посмотрел на него.
— Наша Церковь очень молода, Она зародилась в Менийских пустынях Порты около пятидесяти лет назад, и с тех пор распространяется по свету. Откровение пришло нашим отцам во сне, и тогда же они получили Позволение Творца и часть Его Единой Мощи. Но, для многих, мы всего один из многочисленных культов, пусть и более привлекательный, чем остальные.
— В таком случае, эта вера недолговечна, — заметил Ланс, — переболев ею, большинство ваших единомышленников разбежится.
— Вы правы, друг мой, но есть одно пророчество, не записанное нигде, которое, сбыв-шись, не допустит этого.
Отец Мор молча перелистал Единое Писание.
— Согласно ему, спустя 50 лет со дня Откровения один из сынов людских примет смерть во имя Единого Творца. Его гибель послужит толчком для установления Веры на всей земле, и станет ее символом.
— Весьма смахивает на ритуальное убийство, — буркнул принц, но тут же спохватился:
— Простите, отец, просто, не хотелось бы мне в этот момент быть рядом с этим челове-ком. Если все так, как вы говорите, то намечается изрядная бойня. От таких мест лучше держаться подальше.
— Все в руках Единого.
— И вы поддерживаете связь между собой? — поинтересовался Ланс, меняя тему разго-вора.
— Поддерживаем, отсюда и эти бумаги с гербом Порты. Есть послания из других госу-дарств.
— А как становятся вашими последователями?
— Просто приходят к нам и спрашивают, смотрят, читают. И решают.
— И многие остаются?
— Не многие, но разве в количестве дело?
— Кстати, — словно между прочим проговорил Ланс, — когда я пришел в себя впервые, рядом была женщина.... Что-то я, с тех пор не встречал ее.
Отец Мор кивнул.
— Сестра Иль не живет у нас постоянно. Она каждый месяц приезжает примерно на неделю. Но среди всех нас пользуется огромным уважением и любовью.
— А откуда она?
— Мы никому не задаём подобных вопросов. Каждый волен сообщать нам то, что же-лает. Или не сообщать. Право свободного ухода и прихода позволяет прихожанам резко не обрывать контактов с миром. Это очень важно.
Тут отец Мор замолчал и опять хлопнул себя по лбу.
— Да чего же это я, ведь вас интересует совсем другое!
Он рассмеялся:
— Я знаю только, что она родом из какого-то городка неподалеку, из небедной семьи. Если позволите, могу сообщить ей при первой же встрече о вашей заинтересованности. Если, конечно, вы не дождетесь ее сами.
— Буду весьма признателен, — смущенно буркнул Ланс.
...Ланс поставил на поднос пустую посуду и посмотрел за окно, где далеко в поле чернели фигурки крестьян. Подобное существование все больше начинало ему надоедать. С каждым днем он чувствовал себя лучше, и все более тяготился заботливой суетой окру-жающих вокруг своей персоны.
Он открыл нишу и достал ножны. Взялся за рукоять и обнажил клинок. Тераль — Гроздь Гнева, в настоящий момент имела форму ятагана, и её изогнутое полумесяцем лез-вие было матово-тусклым. Витиеватая, но удобная рукоять, изящная золотая гарда, усы-панная драгоценными камнями, придавали оружию изысканный вид. Лишь крупный ру-бин, вделанный в затыльник рукояти, остался прежним. Ланс потер его пальцем, и камень вспыхнул. Клинок сверкнул и начал плавно выгибаться, но он заблокировал трансформа-цию. Оружие приняло первоначальный вид. Со странным чувством Ланс разглядывал оружие, огладил пальцами зеркальную поверхность клинка и что-то, несколько подзабы-тое, вернулось в его жизнь. Быстрое привычное движение и клинок со свистом рассёк воз-дух.... И, не в силах сопротивляться внезапно овладевшему им желанию поединка, Ланс схватил ножны, и выбежал из комнаты.
Никого не встретив, он прошел в замеченный ранее укромный уголок, бросил ножны на землю и нанес по воображаемому противнику первый удар. Ятаган — особое оружие, не приспособленное для эффективных уколов, но зато дающее богатый выбор рубящих уда-ров. Ланс выписывал острым, как бритва клинком самые разнообразные кривые, посте-пенно увеличивая темп. Скоро ятаган превратился в широкую полупрозрачную ленту, кружащуюся вокруг фехтовальщика.
Просторная одежда мешала, но он старался не обращать на это внимания.
Устал принц быстро, значительно быстрее, чем обычно, и это оказалось неприятным сюрпризом. Сильно болели руки и поясница, но боли, вызванной ранами, не было, и это радовало. Ланс оглянулся в поисках ножен и увидел наблюдающего за ним отца Мора.
Священник улыбнулся и через кусты стал пробираться к нему.
— Осторожней, отец, эти кусты весьма колючи.
Отец Мор, цепляясь одеждой за колючки, упорно пробирался вперед. Ланс, сдерживая улыбку, ждал. Наконец, священнику удалось выбраться из зарослей и, потирая исцарапан-ные руки, он подошел к принцу.
— Вот вы и выздоровели, друг мой.... А эти кусты надо будет вырубить, — недовольно добавил он.
— Хоть сейчас. — Ланс взмахнул клинком.
— Нет-нет, вы наш гость. Какой удивительный у вас клинок!
— Вот как! — удивился Ланс. — Вы разбираетесь в оружии?
— Нет, — отец Мор энергично замахал руками, — я не имел в виду какие-то его боевые свойства. Просто в нем чувствуется Сила, огромная Сила. Я никогда не встречался с таким оружием.
— Еще совсем недавно, вы порицали Искусство, а теперь оказывается, что неплохо раз-бираетесь в нем.
— Чего никогда и не скрывал. Но это не оттого, что я сам его изучал, просто чувство-вать Силу мне позволяет данная свыше Единая Мощь. Это, как бы, часть меня самого.
— Тогда, вы ничем не отличаетесь от меня.
— Это не так. Например, для птицы способность летать вполне естественна и не требу-ет от неё каких-то сверхусилий. Для человека, использующего магию, полет есть неестест-венное состояние, за которое ему, рано или поздно, придется расплачиваться. То, что вы называете Силой, или Искусством, для меня так же естественно, как полет для птицы, и ничем мне не грозит.
Ланс задумался.
— Что ж, значит, вы просто достигли большей степени совершенства.
Отец Мор печально улыбнулся.
— И снова вы не правы, мой друг. Поймите одно, в отличие от вас, я ничего не делаю специально для того, чтоб достичь магического эффекта. Для меня это естественный про-цесс.
— То есть, вы никогда не учились этому, и не представляете себе механизм действия этих сил.
— Но, вы ведь не задумываетесь над тем, как дышите, или как пользуетесь ложкой во время еды.
Ланс снова надолго замолчал. Затем качнул головой:
— Не понимаю, но это поразительно. И как давно вы обнаружили у себя этот дар? Что вы сделали для этого?
— Ничего, просто поверил в Единого Творца.
Отец Мор подхватил Ланса под локоть и повлек к дому.
— И что, все остальные тоже так могут? — неуверенно спросил Ланс.
— Нет, — отец Мор улыбнулся. — Я неверно выразился, говоря "Просто поверил". На са-мом деле, это далеко не просто.
Они не спеша покинули поляну.
— Наверное, мне стоит внимательней прочитать ваше Единое Писание, — задумчиво проговорил принц.
— Буду рад помочь, чем смогу.
— Боюсь только, это случиться не скоро, — с сожалением сказал принц. — Я уезжаю.
Отец Мор пристально посмотрел на него и кивнул.
— Я ожидал этого, в последнее время вы откровенно скучали среди нас. Но, мы еще встретимся.
— Надеюсь.
— Так и будет, я это ясно вижу.
— Вы можете предсказать, что меня ожидает?
Ланс почувствовал, как пальцы собеседника сжали его локоть, и тут же расслабились. Отец Мор продолжал идти молча, и он перестал уже ждать ответа, когда тот заговорил:
— Вы самый необычный человек, офицер, из всех, кто когда-либо у нас гостил. Я знаю, что вы многого не договариваете, но никогда не решусь ни о чем у вас спрашивать, и не позволю вам самому раскрыться мне. Я боюсь того, что угадывается за вашим молчанием. Но и зла я в вас не вижу. Вас ждет тяжелый путь, и я желаю вам найти то, что вы ищете, не потеряв при этом себя.
Ланс въехал в ущелье уже в темноте, и резкий переход от дикой растительности по обе стороны тропы к голым, уходящим ввысь, голым скалам, застал его врасплох. Высоко вверху, узкая полоска ночного неба пропускала слабый свет звезд, спасая путешественни-ка от полного мрака.
Конь под седоком нервно прядал ушами, спотыкался, и вскоре стало очевидно, что много он не пройдет. Ланс спешился. Сам он прекрасно видел в темноте и готов был идти дальше, но животное не проявляло никакого желания двигаться вперед. Уговаривать коня пришлось долго: он что-то шептал ему на ухо, гладил по крутой шее, и даже кормил ку-сочками сахара, специально заранее припасёнными как раз на такой случай, прежде чем тот перестал упрямиться и, осторожно переступая, не пошел.
Время от времени под ногами хрустело, что-то откатывалось, поддеваемое неосторож-ным движением, и тогда конь испуганно всхрапывал, порывался встать на дыбы, и прихо-дилось останавливаться и долго-долго разговаривать с животным, убеждая продолжить путь.
Между тем, полоса ночного неба над головой заметно сузилась. Ланс знал, что очень скоро края ущелья сойдутся, образуя гигантский свод, и тогда начнется самое неприятное. Но до этого они успели пройти ещё несколько сот метров.
Когда впереди появилась точка света, Ланс был уже ко всему готов. Каждый раз это было по-разному, изредка приятно, и почти всегда мучительно больно и страшно. Но воз-вращение было невозможно. Теперь оставался только один выход — идти вперед, не свора-чивая, что бы ни случилось. Иначе кто-то другой будет брести в этом мраке, давя и разбра-сывая ногами твои кости и пугая идущего следом коня.
Точка впереди немного увеличилась, создавая эффект приближения. Ланс посмотрел на Серого. Конь довольно спокойно шел рядом, лишь изредка возбужденно вздрагивая. Искра света успела превратиться в диск, и по скорости его роста, несоизмеримой с их соб-ственной, Ланс понял, что он движется навстречу. И весьма быстро. В довершение всего, световое пятно вдруг стало подниматься куда-то под свод пещеры. "Сейчас врежется в по-толок, и обрушится прямо мне на голову", — мрачно подумал принц, и вспомнил свой про-шлый проход.
Тогда он, хрипя, катался по этому усыпанному костями полу, и гадина уже откусила ему руку и подбиралась к горлу. Из обрубка хлестала кровь, ярко светящаяся в темноте, огромные когтистые лапы ломали ребра, и от боли могло спасти только безумие, в которое он все глубже и проваливался.
Его ответные удары ножом не приносили никакого результата. Лезвие вязло в зеленой мерзкой жиже, обильно текущей из ран гадины. Эта жижа стекала на него, липко сковыва-ла движения, и к боли вскоре прибавилась брезгливость, и даже не брезгливость, а какое-то болезненное отвращение, и его несколько раз вырвало в красно-зеленую лужу на полу, на себя, ... а потом совсем близко сверкнули огромные клыки и... опять боль в своём вы-рываемом горле... и провал в темноту.
