Мир в подарок - общий файл

— Он из-за угла набежал, кричал страшно, что убьет меня. Ла-адно, я травница, с детства по лесам да дорогам, ко всякому привычная. А другую бы до смерти зашиб. Душегу-уб!

Бугай, кажется, меня только теперь и заметил, выпучив глаза от изумления. Потом лихорадочно покрутил головой и уперся взглядом во что-то чуть в стороне, ткнул туда обличающе пальцем и принялся торопливо лепетать неожиданно высоким, сорванным от шока голосом.

Он честно купил на постоялом дворе комнату и девку, а та укусила, потом пнула его и бросилась бежать. Её, рабыню бесстыжую, на всю ночь запроданную, он и собирался жизни лишать. А девка совсем строптивая, у неё и на рубахе красный да белый клоки на спине, чтоб не сбежала. Потому воспитать её должен, забить до покорности надлежащей. Право имеет, а штраф хозяину по утру заплатит. Дрянь проучить надо непременно, повторял он в сотый, наверное, раз, обращаясь к страже и забыв думать обо мне. В доказательство предъявил охране руку с синеющими уже следами зубов. Здорово она его, до крови.

Я обернулась и наконец смогла рассмотреть виновницу переполоха, принятую мной то ли за воришку беспризорного, то ли за рыночного шутника. Проклятый город. Искала настоящих несчастных рабов? Вот и получай. Захотелось тихонечко выть, как в день, когда я впервые услышала историю Карна.

Девчонка запнулась о палку, такой же кол, что я изломала, тормозя бугая. Падая, она о камни разбила лицо и лишилась половины переднего зуба. Щека заплывала синью, почти незаметной на перепачканном кровью и грязью лице. Но и в таком виде я прекрасно разглядела, что ей от силы лет 10-11. Худая — одни кости. Серая ветхая рубаха, единственная её одежда помимо кожаного ошейника с бляхой хозяина, разорвана впереди сверху донизу, висит клочьями, почти не прикрывая щуплое грязное тело.

Смотрела рабыня на нас прямо, в упор, так и не поднявшись с мостовой, потому что это уже не имело значения. Глаза — огромные, темные, с неправдоподобно длинными ресницами, совсем как у Иртэ, оказались совершенно спокойными, наполненными густой вязкой безнадежностью и осознанием скорой и мучительной смерти. Сделать больше ничего нельзя, она это знала. И ждала приговора.

— Ну и сладкая жизнь у тебя, мужик, — зло оскалилась я, — Купил мелкую девку, не совладал и не уговорил, так забить можно. Что ты руки к ней тянешь, со мной не рассчитавшись! Мои проблемы побоку, или как? Да здесь одних попорченных трав на пять золотых! А про обгаженных твоим языком несдержанным родителей и угрозы вообще разговор отдельный.

— Много хочешь, сопля безродная, — огрызнулся он в ответ, но поддержки не встретил. Орал дурак, налетев на меня, громче громкого, слышали все. А в цене трав ничего не понимал, да и не врала я. Пришлось, поскрипев извилинами, сменить тон. — Чего хочешь-то? Денег при себе нет, потом могу...

— Потом — это не твой случай. Денег с тебя мне не получить, тут и думать не о чем. Но вот ночь я тебе, родной, попорчу славно. Ведь... куда она тебя пнула? Ох, бедняжечка, так и есть! Тебя с такой жуткой воительницей в одной комнате все равно оставлять нельзя.— Я деловито указала пальчиком на рабыню. — Мне эта раба без надобности, но и тебе она не достанется. Иди, в одиночестве укус зализывай.

Кто-то из стражи захихикал одобрительно. Месть моя им показалась забавной, а отсутствие дополнительных претензий давало возможность замять происшествие без шума. Бугая отпустили. Ворча невнятно, он потоптался на месте, плюнул в утраченную собственность, промазал, от огорчения озлился вконец и понесся прочь, взяв резвый старт. Низкий рев мы услышали уже с другого конца рынка, из безопасного, далекого от стражи места. Пусть покричит. Убедившись, что порядок восстановлен и претензий никто больше не высказывает, охрана продолжила обход, прежде посоветовав мне поскорее найти спокойное место для ночлега.

Маленькая рабыня уже встала на ноги и покорно замерла, ожидая распоряжений новой госпожи. Её заметно колотило, то ли от пережитого шока, то ли от обыкновенного голода. Бежать-то ей в городе некуда, запоздало поняла я. От отчаяния бросилась прочь, дороги не разбирая. Смерти искала? Вполне нормальный выход из безвыходного положения.

— Откуда ты взялась? — я обернулась к своей неожиданной 'добыче', сунула ей платок, торопливо смоченный водой из фляги.

— Мой хозяин владеет корчмой 'Радости ночи', тут совсем рядом.

— Да уж, радости... — я устало примерилась поднять котомку. — Там свободные комнаты есть? С ужином, а еще лучше — чтоб и помыться по-человечески.

— Да, госпожа. Вы получили меня до утра вместе с комнатой. Можете обменять ее на более дорогую, тогда будут ванна и ужин. Две медных деньги за все доплатить...

Я кивнула, мысленно советуя неведомому Крёйну приезжать сюда почаще и рубить головы, хоть бы и лично. И некоторым — обязательно тупым топором! Тут еще работать и работать, если остались такие вот девочки, отданные в полную власть мерзавцам. Даже с правом убивать.

Илла шагала впереди, заметно прихрамывая на левую ногу. Значит, прилично колено разбила. Терпеливая она от обреченности, ко всему привычная. Кровь с лица толком не вытирает, разговаривать старается внятно, хотя губа должна болеть нещадно. Даже не морщится.

Веселая корчма встретила нас свистом кнута. Я почему-то не удивилась. Празднуют они тут, похоже, однообразно, но регулярно. Пора выбираться из города, пока я еще могу дышать. Илла разом сгорбилась и прижала к лицу платок. Она знала, кого бьют и за что, без труда догадалась я. Увы, распростертый на земле наказуемый уже почти не опознавался моим крепко сдерживаемым, но все же вполне надежным на таком расстоянии чутьем, он явно у грани потери сознания. Зато стоящий над ним... Лучше бы и не чуять, и не видеть. Душа его давно разложилась и сгнила, а тело полнилось молодой злой силой. Хозяин. Неспешно, не без удовольствия потянулся, смотал влажный от крови кнут, пропуская через горсть, кивнул второму сытому ублюдку, с жадным любопытством наблюдающему за избиением.

— Вот ведь какое дело трудное, корчму-то держать, уважаемый Икмарил. Вы у нас частый гость, да и в рабах понимаете, вы сами жизнь мою горькую день за днем видите. Ни просвета, ни отдыха.

— Что, совсем трудный случай? — хохотнул тот, кивая на забитого кнутом.

— Не то слово, — вздохнул нашедший сочувствие страдалец, — Эти двое — моя ошибка. Купил дармоедов за хорошие деньги, думал, и получу с них нормально. Парня вовсе расписывали — он, де, и охранник, и кузнец, и конюх знатный, и на кухне поваром может. А толку? Кормил, одевал. А до сих пор вложенного не вернул.

— Здоровый мужик, хорошенькая девочка — что же не так? — усмехнулся знаток, оборачиваясь к нам и бесцеремонно изучая маленькую рабыню, даже отдернул левый лоскут грязной разодранной рубахи девочки: брезгливо, двумя пальцами. — Многие ценят упрямых милашек. Через пару лет я и сам не прочь, если цену завышать не станете, уважаемый Харим. К тому времени как раз немного пообломаете. Южная кровь, хороший товар. Вот разве смотрит зло, неприветливо.

— Зло смотрит? Тупые и строптивые, ваша правда, хуже баранов. Мерзавка ведь почему вывернулась и так далеко убежала? — он крепко пнул в бок запоротого мужчину, чьи руки были толстыми ремнями прикреплены к специальным кольцам на пыточном месте. — Этот кусок дерьма клиента в дверях задержал. Ничего, выбью... Эй, шваль, иди-ка сюда.

Шагнул нам навстречу, постукивая кнутом по бедру. Мельком отметив мой убогий, не обещающий платежеспособности, вид, обратил все внимание на маленькую рабыню, разом еще глубже вжавшую голову в плечи. Завтра он ей подробно объяснит, как бегать со двора, с тоской подумала я. Ошиблась. Хозяин задумчиво глянул на кнут, явно уже испробованный на узенькой спине моей илла, чуть усмехнулся, коротко свистнул, и из дверей показался еще один раб, образцово-услужливо склонившийся перед хозяином. Чуть помолчал, вдавливая девчонку в землю взглядом. Упади она в ноги — может, и пощадит, подумалось мне. Покорности ждет. Илла упорно стояла, даже рук не подняла запахнуть рваную рубаху.

— Ямин, сейчас же отведи дрянь в квартал храмовников, пусть достойные слуги жрецов от души развлекутся, — он выговаривал страшные слова медленно и внятно, вдруг всем корпусом обернулся к девочке и рявкнул, ткнув кнутом под горло, в свежий синяк и тут же метко наступил сапогом на дернувшееся запястье избитого раба, с хрустом вминая каблуком пальцы в щебень. — На короткую цепь, для таких есть место при входе в казарму! На неделю, если она протянет столько. Потом пусть забирают нищие, им завсегда калеки нужны.

— Да, хозяин, — угодливо закивал Ямин и не тронулся с места. Он знал, что это лишь крик. Попугают непослушную девку — и отошлют его назад, в общий зал.

— Эй, шваль, я и простить могу, если толком услужишь моему почетному гостю, — лениво усмехнулся хозяин, выдержав паузу. Ткнул кнутом в затихшего на земле раба. — И тебя, и этого. Правда, ты девка здоровая, что тебе? Глядишь, и не сдохнешь за неделю, если повезет. Зато будь уверена: его я сегодня, теперь же, сам и запорю, твердо обещаю. Попрощайся напоследок, уже не встретишь тут, как назад приползешь.

Хозяин медленно выпустил из горсти петли кожаного кнута, и они легли у ног девочки. Та всхлипнула и плотнее уткнулась в мой платок. Харим понял по своему, усмехнулся довольно. 'Почетный клиент' с новым интересом шарил взглядом по распахнутой дырявой рубахе. Кнутовище дернулось, как удочка опытного рыболова на подсечке, и илла судорожно кивнула, уронив платок. Я с тоской подумала, каково в Дарсе приходится Годею. Хорошо, что я сбежала одна из Агриса. Сейчас эта девочка встанет на колени и для неё навсегда погаснет солнце.

— Вообще-то я получила права на рабыню и комнату, — меня окутала ватная тишина незнакомого, рассудительного, очень трезвого и холодного спокойствия. К храмовникам её не поведут, а любимый клиент пусть подавится. Через мой труп, как принято было говорить в прежнем мире. Только там эти слова ничего не значили. А здесь девочку я не отдам, что бы ни было, да и парня, его ведь точно забьют насмерть.

— Права свои можешь себе...

— Стража! — негромко позвала я, не дав ему закончить. Сознание уже трудилось, изобретая варианты спасения мелкой. Спасибо вовремя пришедшему на ум Дари, познакомил с местными новыми законами, да про старые подробно рассказал. Я отыскала нужные сведения и охотно прибавила громкость — Стра-жа, держи вора!

— Ну что еще? — нехотя обернулся ко мне хозяин, знаком отсылая услужливого Ямина.

— Я получила права на рабыню при свидетелях — это трое рыночных стражников, — совсем тихо продолжила я, намеренно растягивая внятные слова, пусть сам попробует, каково это. — Продажа товара разом двум клиентам называется мошенничеством, уважаемый. И оно уже имеет место, да к тому же при свидетеле, так что рабыню я, оплатившая первой, могу забрать, не спрашивая согласия бывшего владельца. То есть Вас. Я её забираю, или все же сперва пригласим стряпчего торговой гильдии?

— Пусть берет, — резко посоветовал слишком впечатлительный любимый клиент.

— Не-ет, — владелец рабыни явно вошел в раж. — Я вовсе и не продавал её второй раз, при чем тут мошенничество? Бери комнату и любую другую шлюху. Эту я сегодня примерно накажу.

— Славно-то как! — уже не скрывая улыбки, кивнула я под тихий стон бочком отодвигающегося прочь Икмарила — Вот теперь мы уже зовем гвардию, потому что публичное и чрезмерное наказание рабов — целиком по их части. Я не помню, что там за провинность? Кажется, быстро бегает, да? Тяжкий грех, они оценят. Зато я точно помню, что при разбирательстве жалобы гвардией Вам нужен пострадавший, а его поблизости нигде и не видно.

— Харим, не лезь в это дело, — напряженно бросил Икмарил, отступая ещё на шаг. — Я тебе не помогу. Даже повторю, что тут слышал, до единого слова. С людьми князя шутки плохи, ко всему прочему они принимают свидетельства рабов. Дай этой ловкой вымогательнице, что потребует, и прикрой заведение на недельку.

— Да кто она такая, чтобы требовать? Та же шваль, нищенка бездомная, — усмехнулся хозяин корчмы, пряча за наглостью сомнение. — Не на того напала, я не из пугливых, да и защиты есть у кого запросить.

— Так и я не ищу ссоры, вы сами её создаете. Не люблю, когда злят, и без того день не задался. От почтенного Торитта едва выбралась, все и пошло криво. Зато здесь до гвардейских казарм рядом, моя новая рабыня мигом сбегает, — вздохнула я, за плечи подтягивая к себе вплотную дрожащую всем телом девочку, обнимая тощие руки и деловито поправляя лохмотья. Управившись, мягко улыбнулась бывшему владельцу и предложила быстро — 'Шваль' берешь назад?

— Ага.

Он глянул на меня с растущим ужасом, словно пыльная рубаха прикрывала знак тайного шпиона князя или профессионального доносителя. Впрочем, он и думал именно так. Осторожный Икмарил уже почти бегом спешил прочь. Я испытала мгновенную уверенность: одним клиентом в 'Радостях ночи' стало меньше. Хозяин думал о том же, тоскливо глядя на мои грязные босые ноги: так проглядеть беду... Обреченно вздохнул, велел рабыне 'сидеть тихо и не дергаться'. Сквозь зубы пригласил вымогательницу пройти в ближний отдельный покой, как раз доставшийся мне вместе с рабыней, выпить вина и выслушать извинения. Я погладила девочку по голове и деловито посоветовала умыться и напоить парня, забитого кнутом. Она согласно кивнула. Харим зло зашипел: ещё толком не понять, чья теперь рабыня, а уже чужачку слушает.

За хлипкой дощатой дверью обнаружилась грязная комнатка. Я с отвращением осмотрелась. Тут вот и собиралась ночевать? Убогое ложе с парой грязных шкур, облезших еще при жизни носивших их паршивых овец; грубый стол у окна, лавка, кривой табурет, заплеванный земляной пол. Брал бы за постой с блох да тараканов — озолотился бы... Смахнула с табурета крошки и пыль, села так, чтобы видеть иллу. Интересно, они весь год живут тут с дырами вместо окон, или на зиму закрываются от света глухими ставнями?

Корчмарь с кислым видом принес кувшин, пару глиняных грубых кружек, и мы сели за деловой разговор. Такой же мерзкий и фальшивый, как предложенное за счет заведения пойло.

Я нудно, глядя ему в подбородок, без выражения объяснила, что ценные травы достаются тяжелым трудом. Посетовала, как совсем невозможно найти в моем деле напарника; втолковала, что только правильно прирученный раб не предаст хозяина, поскольку не сможет присвоить выгоду от знания моих тайных 'травных' мест. А времени на поиск живого товара нет, надо выбраться из города до дождей, аралию копать (едва ли он знает, что копают ее под снег, на исходе осени), ведь знатные клиенты лучших лекарей нуждаются в моих редких травах.

Илла между тем уже освободила руки раба, помогла ему сесть и поила водой из щербатой плошки. Мне было видно, что теперь она горбится сильнее, плечи вздрагивают — обреченно и тихо плачет, уткнувшись в мужское плечо, заматывает его раздробленные пальцы обрывком рубахи. Раба мне было видно со спины и зрелище открывалось жуткое. Его что, каждый день бьют?