Охота на колдунов. Книга 1

В общем, пускай и таким необычным способом, однако Дану удалось пробудить в Клевоце приличествующую дворянину волю к власти.

Но, возможно, не только к достижению этой цели стремился тогда знахарь...

*

Южанка многое успела продумать за время болезни. В том числе, можно ли ей сдаться в плен кочевникам, когда город возьмут штурмом. И решила — нельзя, ей не поверят, что 'высшая жрица, и поступят как с простолюдинкой, отдадут в наложницы или даже изнасилуют прямо на месте, полусотней. Следует отметить, что вокруг бесчестья, возможно претерпеваемого в тех или иных обстоятельствах в будущем, её мысли крутились в последний день постоянно.

Если бы Изабелле кто-то сказал об этом раньше, не поверила бы: она не хотела выздоравливать! Но наступил день, когда жар отступил, осталась лишь слабость. Последняя, как боялась юная жрица, не удержит Клевоца от насилия. 'Да отстаньте вы со своим костром от моей женщины', — запомнились ей слова, брошенные в пылу спора северянином.

Изабелла всё еще надеялась на храмовых сыскарей. Но раз не нашли по гарячим следам, значить полагаться на них в решении её повседневных проблем не приходится. А текущая проблема была одна: Клевоц вот-вот сочтет, будто она готова стать 'его женщиной'.

Притаившись, едва не дыша, пленница жадно вслушивалась в разговор о женитьбе, боясь упустить хоть слово. Но всё равно не расслышала в чем же именно состояло наказание корнем. Зато поняла: молодой северянин теперь не в самом лучшем настроении. К тому же Клевоц думает, будто его друга убили люди храма — Изабелла была уверена, что это не так. Но если ранее рэл'ли ещё могла как-то примирить себя с мыслью сойтись с северным дворянином, спасшим её от костра (как-никак романтическая история!), то теперь, стать дворовой девкой при законной жене...

К тому же в столичной храмовой школе учениц воспитывали отдельно от учеников и воспитывали в строгости. Только с пятнадцати лет девушек начинали выводить в свет, где они пока могли позволить себе не более чем легкое кокетство. Предполагалось, что после выпуска адептки, естественно, еще успеют вкусить порока. Но вбитая в молодости стыдливость позволит и в зрелых летах сохранять внешние приличия, не смущая паству уж чересчур сильно.

'Следуя извращенной северной логике, Холмин решит, — в ужасе думала девушка, — будто все обещания в отношении меня снимаются тем, что он был под воздействием колдовства. А стать ренкинэ я сама прилюдно согласилась'.

Все эти дни рэл'ли молилась Похитителю о возвращении Силы или хотя бы просто об избавлении от плена, но тот не ответил. И вот, когда пальцы Клевоца дотронулись до ее груди, 'высшая жрица совершила святотатство — попросила о помощи Вышнего северян. Взамен девушка пообещала, как ей показалось, очень много: не вредить им ни словом, ни делом, пока она с Клевоцем. Однако тоже ничего не произошло. Даже не ударила молния, испепеляя предательницу.

Тем не менее, неясная идея забрезжила на грани сознания. И Изабель ухватилась за ускользающую мысль как за единственную возможность спастись, как за подсказку от Вышнего:

— Клевоц, — заискивающим голосом произнесла жрица. Она впервые говорила с северянином таким тоном, и тот от удивления враз обратился в слух. — Давай не будем торопиться. Можно я первое время побуду полезной для тебя чем-нибудь другим?

От волнения у неё дрожали руки, но в полумраке это не было заметно.

Клевоц отпустил девушку и присел. Он-то знал, что может в ближайшее время, а что нет.

— Ты не хочешь стать матерью?

У Изабеллы от страха вмиг пересохло во рту, а Клевоц продолжил:

— И чем же еще ты можешь быть кому-либо полезна, лишившись способности колдовать?

Несмотря на очевидный скепсис слов, рэл'ли услышала в них только то, что хотела услышать: возможность договориться.

— Я могу научить тебя письму, — ей говорил кто-то из учителей о сплошной безграмотности северных рэл'ов, но жрица не знала, из-за чего такой расклад сохраняется веками.

В другой ситуации Изабелла презрительно посмеялась бы над дремучим невежеством неуместным для дворянина, но сейчас наоборот радовалась ему. Однако Клевоц обескуражил:

— Зачем оно мне? Не все выдерживают испытание письмом. Да и сколько их нужно, пишущих?

— Но вы же передаете известия с птицами? — про 'испытание письмом' девушка не поняла, но всё же нашлась с ответом. — Значит, больше одного на отряд. Один ведь может погибнуть, а тут вдруг придет новое сообщение.

Она сама не поняла, как так получилось — убеждая, в волнении схватилась обеими руками за шершавую ладонь Клевоца. Северянин сжал её руку в ответ и ободряюще улыбнулся:

— Больше одного, но не больше нескольких, — и Клевоц пересказал то, чему его научили. — Мы доверяем письмо только тем, кто проливал чужую кровь (значит, он достаточно жёсток) и брал пленных (значит, он не слишком жестóк). Всё это следует сделать намеренно и не один раз. Только тогда можно полагать себя готовым к сложнейшему из испытаний. Но даже выполнение условий не всегда уберегает от последствий.

Клевоц, пересказывая слова Дана, улегся рядом со жрицей и свободной от девичьих пальчиков рукой обнял Изабеллу за плечи:

— Учти, в голове держат только действительно важное, пускай и мелочь, но необходимую. А пишущие иногда начинают сохранять на шкурах и бересте не просто глупые мысли, но мысли несущие разлад, упадок, оскудение, разруху, которые им в то же время, будучи написанными, начинают казаться умными и важными — таков обман грамоты. Чем больше человек пишет, тем сложнее ему не впасть в соблазн.

Клевоц вспоминал слова знахаря почти слово в слово — древняя почти безписьменная культура, такая как на Севере, предполагает хорошую память у её носителей:

— Например, ценимый вашими учителями Томазо Кампанелла, мудрец эпохи Возрождения — возрождали всякую похабщину — дописался до того, что посчитал наличие собственной жены и детей предпосылкой себялюбия, грабежей, жадности, предательства и лицемерия. В его проекте идеального государства общность жён принята на том основании, что у них там всё общее.

Изабелла читала о Томазо, которого Похититель, в силу неисповедимости своих помыслов, не присоединил к призванным в Новом мире (хотя переместил даже поклоняющихся Злу предков северян), но оставил в памяти жрецов. Однако такого о нем она не знала. Тем не менее, по поводу мудреца не стала спорить — уже сталкивалась с тем, что неудобные подробности не доверяют неофитам. Клевоц же неожиданно широким, как показалось, кругозором изрядно поднялся в ее глазах.

Девушка не знала, что призванными были сплошь одни лишь дети. Ведь после того как Похититель осознал провал эксперимента (даже лишенные пагубного влияния родителей дети вырастали, следуя человеческой природе, а не придуманному им идеалу), то по мере создания жречества поставил перед своими духовными служителями цель замалчивать, отрицать, высмеивать знание о первых людях этого мира или даже уничтожать его носителей.

А у жрицы на уме было иное:

— Но ты ведь рэл'...

Девушка хотела добавить что-то про дворянский статус, но северянин перебил:

— Здесь не важно дворянство. Существует безымянное пророчество.

И Холмин продекламировал нараспев, так, как это делал покойный отец, отказываясь что-нибудь записать:

— Сейчас они учатся письму вместе с мечом и копьем, потом они будут учиться грамоте раньше оружия, а когда придет время скорби, и вовсе отрекутся от чести, больше не умея ее отстоять железом.

Но 'высшая жрица продемонстрировала, что умеет не только зубрить, но и думать — она ведь проходила, среди прочего, диалектику и риторику:

— Тебе не обязательно учиться именно письму, я могу обучить тебя только чтению.

Клевоц бы и от чтения отказался, тот, кто умеет читать, сможет и знаки осмысленно перерисовать. Но то, как подставил его Дан с корнем ртокрива... Холмину захотелось проявить самостоятельность.

— Предположим, в плен я взял тебя и Нижнегорского, также убил кое-кого. Допустим, я убью еще десяток врагов, тогда, несмотря на молодые годы, никто не сможет сказать, будто учусь читать не по праву. Однако это будет потом, еще не один бой минёт. Я же так понимаю, ты хочешь быть чем-то полезна сейчас.

И северянин, и южанка замолчали, погрузились в свои мысли. Изабелла — о том, что еще она может предложить. Клевоц — о дне, когда услышал пророчество в первый раз.

'Как можно? — вопросил он тогда. — Это, наверное, иносказание?'

'Нет, — разочаровал его отец. — В древности с одним народом такое уже произошло. Они вели свой род от волчицы и бога войны, а под конец молодые были готовы отрубить себе большой палец правой руки, только бы не присоединиться к императорским полкам'.

— А если буду учить тебя тому, что знаю о нас, жречестве, и Силе? — жрица сказала это только чтобы заполнить паузу, так как Клевоц в задумчивости начал гладить её кончиками пальцев по животу, медленно спускаясь всё ниже: после грамоты Изабель уже не верила, будто заинтересует Холмина 'греховным промыслом' — 'колдовством'. То, что северяне хотели узнать, они постигли во время Войны присоединения, заплатив цену кровью. А дабы использовать остальное знание, следует служить Похитителю.

Но неожиданно северянин заинтересовался:

— Насколько хорошо ты знаешь, чем и как защищены большие храмы? О волшебных и механических ловушках? О часовых?

А у рэл'ли в последний год обучения как раз преподавали об этом отдельный курс. Многие 'высшие со временем станут настоятелями и им следует знать всё о том, что возглавят. С другой стороны, защита храмов совершенна и знание подробностей только лишний раз убедит северян в могуществе Похитителя — не собираются же они в самом деле брать приступом храм центрального города провинции — такого в истории еще не было.

— Архитектура, ловушки и посты всех больших храмов однотипны. Я помню всё, — не без гордости заявила Изабелла. Девочка всегда была примерной ученицей.

— Тогда договорились, — он не собирался расспрашивать жрицу сам. Несмотря на обиду на стариков, понимал, что полное знание будет легче получить с их помощью. С подсказками, какие еще подробности следует выспросить. Конечно, о штурме не могло быть и речи, но вот о тайном проникновении... В голове начал вырисовываться план.

Тем временем успокоенная Изабелла уснула в его объятиях — прикосновения северянина ее больше не пугали. О возмущении же по поводу последних было благополучно забыто за время пленения, особенно за дни болезни, когда Клевоц — пускай и не отводя на это много времени — ухаживал за ней.

Вдобавок в его глазах девушка будто начала новую жизнь, став рéнкинэ, поэтому Клевоц больше ни разу не попрекнул ее смертью отца. Ничего удивительного: в подобных архаичных культурах к переходу в иной мир относились проще, чем носители утонченной цивилизации. Бывало даже, что родители усыновляли убийцу сына, дабы в некотором смысле восполнить утрату. Если, конечно, чужак казался человеком достойным.

Глава 6, повествующая о том, как кочевники оказались на стенах Фойерфлаха.

Вызим с Даном завели командира наемников в дворцовую пыточную и даже руки не связали. Лишь ноги остались спутанными, будто у стреноженной лошади, вынуждая передвигаться мелкими шажками. Клевоц до последнего колебался в отношении допроса с пристрастием для южанина, хотя продолжительные и изощренные мучения перед смертью могли стать в глазах многих приемлемой местью.

Наемник не убил баронета в чьей-то попытке искоренить род Холминых, но собирался это сделать. Засада в понимании северян была почти 'честной', без лучников в окнах, будто специально старались не дать весомого повода для мести, но враг и не знал каким путем пойдут северяне, маршрут каждый раз менялся. В нападении не были задействованы проклятые колдовские амулеты, но, возможно, наниматель просто не выделил достаточно золота. Не было и речи об уничтожении семей павшего друга Клевоца и остальных, но нападение само по себе заслуживало смерти. Таким образом, причастные могли затребовать право на месть, а могли и нет, в последнем случае никто бы их не упрекнул. Если мстить за каждую мелочь, то для настоящей войны сил не останется. А самое главное, наследнику Холма не хотелось принимать на себя уже в первом походе клеймо пытавшего, полагавшееся независимо от того, будет пытать сам или кому прикажет.

Мало кто такое клеймо нарушителя благодатного уклада носит, да и у тех больше одного редко бывает. Ну и пытающим Клевоцу сложно было себя представить. О том, что будет убивать, он время от времени думал с младых лет — как сподручнее ударить. Но вот пытать... Ведь даже бессловесную скотину прежде чем свежевать режут.

К тому же неизвестно, обладает ли южанин искомым знанием. Может быть да, сложно представить, будто кто-то согласится 'в слепую' на проведение такой сложной операции, когда северян подловили в первый же их выход, совершенный настолько малым отрядом. Здесь нужны были и соглядатаи, и, возможно, в Фойерфлахе тогда пряталось еще один или два запасных отряда бойцов. Здесь также нужны пути отступления из закрытого города либо надежное долговременное укрытие для всех, чего из оставшихся дворян, которых можно было бы даже с натяжкой заподозрить в настолько сильном желании Холмину смерти, не может гарантировать никто. Никто, кроме жрецов с их неприкасаемым храмом.

Но, возможно, командир и не знает нужного, поверил авторитету посредника, который уже бежал либо убит.

Под пытками человек скажет всё что угодно, правду или ложь. А проверить, если для этого понадобится подгадать случай и проникнуть на территорию храма, времени может не хватить: либо коневоды уйдут и Клевоца снимут с держания, либо Фойерфлах падет. Вторжение северян посреди города в один из земных домов Похитителя, даже с помощью знаний ʼвысшей жрицы, сложно оставить втайне. Нужно создавать особенные условия и точно знать, кого или что ищешь. Здесь даже кочевники на улицах города не помогут — слишком уверены в себе жрецы, похоже всё давно договорено и храм не тронут. Потому ради блага Севера следовало найти способ узнать у южанина истину с первого раза и тогда действовать наверняка.

Пока наемника содержали в заключении, никто не проявил к нему интереса. Может, из-за хорошей охраны. Может, и впрямь ничего полезного не знает. А даже если нанимателем действительно выступил человек храма, то для имперского суда показаний наемника да еще и попавшего в руки истца, будет далеко не достаточно. Потому жрецу (или жрецам) легче избегнуть лишних подозрений, игнорируя происходящее. Но они не знают, что Клевоц добивается не суда. Наследник Холма обдумывает способы вторгнуться в храм и остаться неузнанными.

— Я хочу тебе кое-что рассказать, — обратился к южанину Клевоц. — Смотри сколько тут разных интересных предметов.

Наемник и впрямь заозирался, щурясь на поступающий в оконца солнечный свет. Пожалуй, не только рассматривая пыточные инструменты, но и в поисках возможности для бегства.

— Вот кнут из хорошей сыромятной кожи. Говорят им можно убивать и в бою. Вызим, покажи.