— Понимаешь, я привык думать, что сам виноват. Он приучил меня. Он мог быть убедительным. Знаешь, почему... как все началось? Мне было одиннадцать. Он собирался на свидание с женщиной, но у меня вдруг подскочила температура, и ему пришлось остаться дома. Та женщина... она, наверное, была довольно доброй, потому что она пришла проведать нас. Она принесла мне апельсинов, а когда он вышел за лекарствами — помогла мне сходить в туалет и снова лечь. Тогда она и заметила... Он бил меня, если я его раздражал — пинок, тумак, затрещина... Она увидела синяки. Она ничего не сказала, просто дождалась его прихода, попрощалась и ушла. И больше не звонила. Он подумал, что я ей пожаловался. Тогда он в первый раз избил меня по-настоящему. Я мечтал, что она догадается прислать мне кого-то на помощь — полицию, социальную службу... но затем стало слишком поздно. Я даже не думал... не знал, не представлял, что все так обернется. Прошло пару недель. Думаю, она, или какая-то другая женщина снова отказала ему. Он вернулся домой в бешенстве. Я боялся высунуть нос из комнаты. Но к вечеру захотел есть. Тихонько спустился в кухню, и сразу же зашел он. Я испугался, но он просто попросил меня разогреть две порции. Я разогрел, поставил все на стол, даже налил ему сок. И он заметил... Заметил, что я пытаюсь услужить ему, что я его боюсь. Тогда он расстегнул ширинку и объяснил, что я должен сделать. По его мнению, я был виноват в том, что у него не выходит с женщинами. Он сказал — потому что никто из них не хочет воспитывать чужого сопляка, особенно такого трусливого и ни на что не годного, как я. Мне казалось, что я умру. Но я не умер. Я выздоровел, и опять пошел в школу. С тех пор я делал это почти каждый день. Обычно потом меня выворачивало. Когда мне исполнилось двенадцать, он перешел и к другим... развлечениям.
Джей глотнул прямо из бутылки, а я крепче обнял его.
— В первый раз было так больно... впрочем, в другие разы тоже. Каждый раз было плохо, отвратительно, тошнотворно. Даже когда кровь не шла. Он делал со мной... все. Иногда он хотел, чтобы я сопротивлялся, или чтобы боялся, или сам... просил его. Последнее было хуже всего, особенно когда... ну... когда по утрам у меня начало...
— Вставать, — подсказал я тихонько. Джей поежился.
— Да. Он часто приходил ко мне по утрам. И в тот раз... он разбудил меня, я еще ничего не успел понять толком... Он начал смеяться, и показал мне... что у меня стоит. Сказал, что это значит... что я хочу всего того, что он делает. У меня случилась истерика. Он трахнул меня, но я все не мог остановиться, плакал и плакал, а потом пошел в ванну и попытался... не знаю... Я взял бритву, но она была мокрая и холодная, а руки у меня тряслись... Я порезал палец и уронил ее в раковину. А он пошел следом — наверное, что-то почувствовал. Я даже хотел, чтобы он ударил меня посильнее и все наконец закончилось... Но нет... Когда у него не осталось сил ни бить меня, ни... насиловать... он связал меня и засунул... туда ручку клюшки для гольфа...
Джей замолчал, на этот раз надолго. Он дрожал, и ни обогреватель, ни плед, ни я не могли согреть его.
— Она была слишком... твердая, слишком длинная, слишком... ребристая... У меня начались судороги. Я... не выдержал. Я умолял его перестать. Я готов был обещать ему все, что угодно, лишь бы он вынул из меня эту штуку. Тогда он объяснил мне, что к чему. Что если я пойду, или даже нечаянно попаду в полицию, в соцслужбу, или к врачу — все выплывет. Все все узнают. Его упекут в тюрьму, а меня засунут в детдом или даже в психушку, а там со мной будут делать то же самое — любой, кто захочет. Так что держать все в тайне выгоднее для меня. С этим я согласился. Я боялся, что кто-то узнает. Это было... самое сильное унижение, какое только возможно. Что я такой сын, который достоин только... этого. Если бы на моем месте был кто-то другой... Сильнее, лучше, умнее... он никогда бы даже не задумался, что можно...
Наверное, у меня что-то такое отразилось на лице, потому что он умолк.
— К тому же он пообещал, — сказал он после короткой паузы, — что как только мне исполнится шестнадцать, и я смогу сам отвечать за себя, он меня отпустит. С радостью даст мне денег на колледж. Избавится от меня и заведет себе женщину. Но до тех пор я должен... продолжать. Может, это был очередной обман... Но мне так хотелось в это верить...
— Ш-ш-ш, — сказал я, потому что больше нечего было сказать. — Теперь все хорошо.
— Я... — Джей втиснулся в мои объятия. — Не знаю, я почему-то хочу рассказать тебе все. Все остальное. Чтобы ты... лучше понимал. Ты тоже часть этой истории.
Я кивнул, гладя его по напряженным плечам. Он помолчал немного и продолжил.
— Я старался получать самые лучшие оценки — и чтобы он не смог ни к чему придраться, и чтобы поступить в хороший колледж. У меня получалось. Все вроде... не наладилось, нет, но... вошло в какую-то колею. Я брал в рот. Отправлялся на занятия. Возвращался. Ел, читал, смотрел телевизор. Раздвигал ноги. Разогревал ужин. Ужинал. Шел спать. Это не было похоже на жизнь. Я просто ждал, пока наступит время, и я смогу уйти. А потом, когда ты узнал... Я... так испугался... Все... могло рухнуть. Но я не мог допустить этого. Моя цель была так близко, всего в нескольких месяцах. И я подумал... что смогу... один раз...
Он долго пытался выровнять дыхание.
— Или даже не один. Просто можно было перетерпеть, как обычно, а потом... Потом я бы стал свободен... Скажи, ты тогда... — он осекся, затем испуганно зажал мне рот ладошкой. — Нет, не говори. Не отвечай.
Я осторожно убрал его руку.
— Ты привлек мое внимание именно в библиотеке, — сказал я, — но в другой раз. Помнишь, я сидел и жевал батончик, а ты сделал мне замечание?
— Но... — захлопал ресницами Джей.
— Ты был такой смелый... — мечтательно протянул я.
Он издал какой-то странный звук, наполовину — смешок, наполовину — всхлип.
— Думаешь, многие могут мне сделать замечание? — поинтересовался я.
Джей задумчиво посмотрел мне в глаза.
— Думаю, нет, — сказал он наконец. — Но ты... хороший.
Я не удержался, скептически хмыкнул. Однако Джей только сильнее прильнул ко мне.
— Ты очень хороший. Когда ты... прижал меня к стене, я так испугался. Когда ты привел меня к себе... Это было так страшно... страшнее всего. Я знал, чем это оборачивается — боль, боль, и еще боль. Но ты ничего не сделал. Ты отнесся ко мне так, как никто никогда... Просто пожалел... хотел помочь... и был таким... добрым со мной. А потом ты меня поцеловал...
— Этим я разочаровал тебя?
— Нет! — воскликнул он, и я невольно усмехнулся такой горячности. — Нет, нет, — добавил он тише. — Ты показал, что ты намного, намного лучше, чем я мог себе представить. И твой поцелуй... — он зажмурился и потерся щекой о мою куртку. — Это тоже было хорошо... Лучше всего на свете... Но я почти сразу понял, что не смогу выдержать, когда "лучше всего на свете", а потом опять вся та же... грязь. Потому я... тебя оттолкнул. И сразу — как в отместку — все стало гораздо хуже. У него начались какие-то проблемы на работе, и он... Знаешь, иногда только мысль о том поцелуе спасала меня, потому что последний месяц, или вроде того, было совсем плохо. Но он придавал мне сил. Мне казалось, что если кто-то может поцеловать меня так... нежно... то я все-таки чего-то стою...
Да, стоишь. Ты дороже всего на свете — если, конечно, мнение одного человека считается. Но этот человек был согласен убить за тебя, умереть за тебя, заплатить за тебя своей свободой. Я никогда не буду говорить этого вслух — вслух многое звучит фальшиво или напыщенно, но это именно так. И ты совершенно напрасно сейчас закрываешь глаза, и дрожишь, и боишься, что я поменяю свое мнение.
— В тот вечер, — безжалостно продолжил Джей после короткой паузы, — он избивал меня и заставлял умолять... чтобы он вошел, воткнул, заполнил... Я умолял. Я хотел чтобы он побыстрее отпустил меня и я пошел заниматься... И вдруг понял, что я стал... как шлюха, наверное... Я платил ему своим телом за все. За еду, крышу над головой, одежду... За школу. За колледж... — у него перехватило дыхание, но он не заплакал, а продолжил с каким-то ожесточением. — Я все делал, что он хотел, совершенно все. Так что когда он наконец выдохся и отпустил меня... Нет, я не знаю, почему я пошел к тебе. Может, я хотел узнать, видишь ли ты то же самое. Поцелуешь ли ты меня снова. И ты поцеловал. Меня всего... Все, что болело...
— Я... — он снова закрыл мне рот ладошкой, просительно заглядывая в глаза. Затем его пальцы скользнули вниз, нашли маленький язычок молнии и потянули его вниз. Я застыл. Но когда его руки забрались под мою футболку, я перехватил его запястья и взглянул на него повнимательнее. Он был... не пьяный даже, а какой-то шальной.
— Тони... — прошептал он, прижимаясь ко мне и зажмуривая глаза. — Сделай это со мной... Сегодня. Сейчас. Пожалуйста, Тони. Мне это нужно.
Я перекатился, и прижал его к матрасу. Он дрожал так, что зубы стучали, но обнял меня за талию под регланом, и даже ноги раздвинул покорно. У меня тут же встало. Даже живот свело, так я его хотел.
— Нет, — переборов себя, сказал я твердо. — Это тебе точно ни к чему. И мне тоже. Запомни, ты ничего мне не должен. Или ты пытаешься меня отблагодарить? Не нужна мне такая благодарность, — он попытался возразить, но я прижал палец к его губам. — И я не хочу стать средством забыться. Для этого подойдет алкоголь.
Его взгляд застыл.
— Ты... — он закрыл лицо ладонями, — тебе... просто противно, да?
Я задохнулся.
— Джей, маленький... — я тронул губами его дрожащие пальцы. — Глупенький... ты же... совсем невинный. Даже не целовался никогда.
— Я не... невинный, — всхлипнул он. — Я опять делаю это... Опять хочу заплатить своим телом. Прости... У меня больше ничего нет.
Джей и вправду был невинным — в том единственном смысле этого слова, которое имеет значение. Он доказывал это каждым словом и каждым жестом. Шлюха? Это было бы смешно, не будь так страшно.
— Маленький, — повторил я, нащупывая сбившийся плед и укутывая его. — Все будет. И будет хорошо.
Он опять разрыдался, вздрагивая всем телом и захлебываясь слезами.
— Все будет хорошо, — повторял я как заведенный, поглаживая его по голове.
— Ты мне веришь?
— Верю, — пробормотал он, когда смог немного успокоиться. — Так что, пожалуйста, не пользуйся этим, ладно? Я такой глупый... Сначала подозреваю тебя во всех грехах — потом верю каждому твоему слову — потом снова...
— Ничего, — сказал я. — Я все понимаю.
— Ты ведь и правда ни разу меня не обманул. И когда ты говоришь, что мне будет хорошо с тобой... я верю, правда. Мне хорошо. Когда ты меня трогаешь... обнимаешь... целуешь... это... просто... с ума сойти... — последние слова он едва слышно прошептал, утыкаясь лицом в мою куртку. Однако я его услышал.
— Спасибо, — ошеломленно сказал я.
— Я правда хочу, — еще тише проговорил он.
— Я тоже хочу, — я поцеловал его в висок. — И хочу, чтобы тебе было приятно. Но так не выйдет. По крайней мере, сейчас.
Я имел в виду, что он еще не отошел от... всего. Так что морально это будет тяжело. Но он понял это по-своему.
— Но ведь... все равно... не получится... чтобы нам обоим... — всхлипнул он, судорожно цепляясь за меня. — Я потерплю, правда...
Я отодвинулся. Опять эта его жертвенность! Нет, стоп... Что это он имел в виду под "не получится"?
— Откуда ты это взял?
И он опять расплакался.
— Расскажи мне, — попросил он, чуть успокоившись. — Расскажи. У тебя же есть план, я знаю.
— Да, — признался я. — Очень большой и длинный...
Это прозвучало как-то жутко пошло, и совершенно не смешно, но Джей фыркнул, вытирая глаза. Он удивительно быстро отходил. Это было очень хорошее качество. Оно вселяло надежду, что с ним будет все в порядке.
Я вытер его щеки пальцами и заставил посмотреть на меня.
— У тебя секса никогда и не было. Тебе делали больно, причем довольно мерзким способом. И все, что тебе говорили — это тоже для того, чтобы сделать тебе больно. Так что из этого следует три вещи. Во-первых, ты невинный. Просто до ужаса. Ты такие вещи говоришь, что у меня каждый раз чуть сердце не останавливается. Во-вторых, ты боишься. Твое тело помнит боль, и даже если головой ты понимаешь, что я тебя не обижу, ты все равно дрожишь, или вырываешься. И в-третьих — ты живешь в моем доме. На моей территории. Я хочу, чтобы ты все равно чувствовал себя в безопасности. Потому мы заведем правила.
— Правила? — недоверчиво переспросил Джей.
— Точно. Учти, запоминай сразу, я повторять не буду. Так... Первое: до твоего шестнадцатилетия — никаких проникновений.
Он непонимающе уставился на меня, а потом медленно залился краской.
— Хорошо, — сказал я, убедившись, что он понял. — Второе — я не буду трогать тебя в твоей комнате. Ты должен знать, что там ты в безопасности. Полной и абсолютной. Зато я буду тебя трогать в своей комнате. Пришел — значит, на твой страх и риск.
— Но ты же не...
— Не, не, — передразнил его я. — Ты даже не представляешь себя, что я могу с тобой сделать. И абсолютно все из этого будет совершенно... невыносимо... приятным... И я... не остановлюсь... даже если ты... попросишь...
Он заерзал, потому что с каждым словом я целовал его в горячее ушко.
— А остальной дом? — прошептал он, жмурясь.
— Все по обоюдному согласию. Если захочешь остановиться — можешь улизнуть в свою комнату.
— Понятно...
— Но поскольку ты явно захочешь злоупотреблять этим, каждый вечер будешь приходить ко мне, а я буду тебя смазывать мазью от ушибов.
— Но... — Джей захлопал глазами. — Ты же сам сказал...
— Вот именно, — рассмеялся я. — Иначе мы застрянем где-то на уровне второй пуговицы твоей рубашки. А у тебя есть много вкусных местечек ниже этого.
Джей забился в плед так, что только кончик носа торчал.
— Я буду продвигаться постепенно, — сказал я. — И медленно. Обещаю.
— А ты... тебе же тоже... ну...
— Ага. Вот мы и подошли к следующему правилу. Раз в два дня будешь повторять пройденный материал на мне.
Джей, кажется, перестал дышать.
— Это как?
Я поднялся и сел, скрестив ноги.
— Ну, тут все зависит от тебя. Просто выберешь, что тебе понравилось, и сделаешь это мне.
— И тебе... хватит?
— Пока да, — сказал я, предвидя долгие сеансы одинокой, но жаркой дрочки в ванной. — Я тебе расскажу, как я справляюсь. Потом.
Он долго молчал в своем коконе. Потом поднялся, и тонкая рука потянулась за бутылкой. Отхлебнув глоток, он вернул ее мне.
— Сможешь взять перерыв, если тебе нужно будет больше времени, — добавил я. Все должно быть честно, даже если мне будет хуже, чем ему. — Или выйти из игры. Совсем.
Это его и убедило.
— Хорошо, — сказал он. — Я согласен.
Я взял у него виски и тоже отпил глоточек.
— А я-то...
— Если подумать, — протянул он, — мне действительно легче.
— Алкоголь — это наше все, — прокомментировал я.
