А может это не из-за него я на автобус опоздал, чего там было? На пару секунд всего то и задержался. Может во всём Мишка виноват? Сколько я там с ним у магазина разговаривал? Минуты две, пять? Не спросил бы он меня тогда, своим пропитым голосом: "Куда это ты Владик, на ночь глядя собрался?" и прошёл бы я мимо него. Ещё бы ждал автобус на остановке. Да, пойди ка сейчас вычисли, кому я этим всем обязан по гроб жизни. Вот в том то и дело, что узнать, благодаря кому я в дерьмо это вляпался, мне уже так и не суждено.
— А холодно то как! Кончится этот ливень когда нибудь или нет? — прервав свои мысленные поиски, сказал я в слух и плотнее прижался к сырому бревну.
На четвёртый день моего прерывистого пути ландшафт стал резко меняться. Деревья, растущие по обеим сторонам, так больше и не расширившегося ручья, стали выше и стройнее, место сопок заняли настоящие горы, часть из которых крутыми, каменистыми обрывами спускалась, а где то и нависала над моим водным проводником. Птицы и животные своё поведение тоже изменили, они осторожничали и перестали мозолить глаза с такой частотой, как делали это ещё позавчера, из чего я сделал напрашивающийся сам собой вывод: их количество здесь уменьшилось, что тут же отразилось на моём рационе. Мне снова пришлось ввести в него крысиное мясо. Возможно на сооружённом мной вертеле крутится и не один из представителей городских грызунов, но уж очень он похож на них. У этого экземпляра такой же длинный хвост, такое же сгорбленное тельце и точно такие же, как и у крыс глаза-пуговицы. Единственное, что отличает мою добычу, это отсутствие громадных зубов, у неё они, как я обнаружил при первичном осмотре, менее страшные. Как бы там ни было, а на большее рассчитывать в ближайшие дни не приходится. С горным козлом, замеченным ещё до обеда, мне не справиться. Олень, пробежавший мимо ближе к сумеркам, если очень захочет, сможет и сам меня своими рогами завалить, а хищников я обхожу за три версты, у них со мной разговор будет совсем короткий.
Живописная долина, в обрамлении скалистых гор с юга и более пологих с других частей света открылась мне неожиданно. Ничего не предвещало того, что мой ручеек вдруг внезапно обзаведётся небольшим водопадом, забежит в маленькое, по всей видимости искусственное, озерцо и снова выбежит из него широкой полноводной рекой. До этого он всё так же резво бежал, не стремясь менять своего нрава, а тут вдруг раз и такие перемены. Чтобы основательно их разглядеть взобрался на пригорок, тот, что стоял с западной стороны плоскогорья и был не самого большого размера. Я не любитель разглядывать красивые пейзажи, когда обстановка обязывает думать о других, более насущных проблемах, но сегодня был вынужден это сделать. Человеческие голоса, слабо доносившиеся ветром до меня из-за зарослей кустарника, заставили этим заняться. С трудом нашёл место среди плотно растущих, по всей возвышенности, низкорослых деревьев, откуда можно было бы беспрепятственно осмотреться и не выдать себя постороннему глазу. Но старался не зря, с этой точки открылись и перемены, произошедшие с ручьём, и другие достопримечательности природного, и рукотворного характера, на отдельно взятой территории. В глаза бросилось и много такого, от чего они за время моего бродяжничества успели отвыкнуть. Первое на чём задержались мой расширившиеся зрачки была дорога, не автомобильная конечно и не такая широкая, какими они бывают дома, но всё же дорога, а не козлиная тропа или расширенный проход между деревьев. Дальше больше, причём на столько, что гримаса, самовольно выскочившая на моём лице, смогла бы без сомнения насмешить кого угодно.
— Что за... — сказал я и заткнулся, не в силах произнести ругательство.
Три деревянных сруба, сложенных по вполне знакомой мне технологии, с двумя окнами в каждом, с крытыми соломой двускатными крышами и трубами на них, аккуратными крылечками под дощатым навесом, уставились в мою сторону не менее нагло, чем я на них.
— Какого хера тут происходит? — так и не отыскав нужного слова в первом предложении, спросил я себя.
Хотел бы вот прямо сейчас посмотреть на человека, которого так же, как и меня, не переклинило бы от увиденного. Ещё вчера я числился в каторжниках, больше похожих на рабов, в триста семьдесят третьем году, а здесь чего выросло? Судя по домам, которые с моего места толком, всё же трудно рассмотреть до мелочей, но которые и тем, чего я вижу, говорят всем окружающим, что мы с ними находимся в году эдак в... Я даже привстал, чтобы посмотреть в ту сторону откуда вошёл в долину, не просматривается ли там какого нибудь мерцающего входа в пространственную дыру так изменившую время. Нет, ничего похожего не видно. Всё, как и раньше, одни природные явления и никакого надувательства.
— Не, ну я бы понял ещё если бы здесь юрты стояли или эти, как их там..., вигвамы индейские. Но деревянные дома с окнами, точно такие же, как у нашего соседа по саду, дяди Миши. Это уже совсем ни в какие ворота. Может вчерашний кролик, мне так отомстил за своё убийство? — высказался я в слух, нисколько не заботясь о конспирации.
Дома так заворожили, что мимо моего взора, как то совсем незаметно, можно сказать отдельно от общей картины, шлялись люди, долго не привлекавшие к себе внимания наблюдателя, засевшего на пригорке. А когда я всё же соизволил их заметить и на них посмотреть, оценивающе и придирчиво, словарный запас мой окончательно закончился. Вместе с матерными словами выскакивали только отдельные звуки, плевки и короткие, лишь мне одному понятные вопросы. И не стоит меня судить очень строго, уж больно зрелище несовместимое с той информацией, которую я лично выстрадал некоторое время назад.
Встреча с людьми пригвоздила меня к наблюдательному пункту и заставляла часы на пролёт следить за всем происходящим внизу. К вечеру, когда все жители закончили свои перемещения и собрались за длинным столом, мне о них и месте, где они проживали и работали, было известно если не всё, то очень многое. Но несмотря на это я не торопился спускаться к ним, хотя и ночевать там, куда залез ещё до обеда мне тоже не хочется. Если остался без ужина, то хотя бы прохладной водички надо попить, прежде чем укладываться на боковую.
Наступившие сумерки позволили спускаться в низ без оглядки на жителей долины, а заодно и поразмышлять на ходу над тем, что увидел и чем был основательно удивлён, и даже в какой то мере раздосадован, скорее всего от непонимания происходящего.
Более пригодного места для проживания в этих краях мне ещё не попадалось. Не займи его эти люди, я бы непременно сам поселился здесь, конечно после того, как готов был бы сделать это. В меру широкая река, протекающая вдоль каменной гряды, не большая заводь, способная приютить водоплавающих, ровная, почти без изъянов низменность, с сочной травой и судя по возделанным огородам плодородной землёй, что ещё надо человеку не развращённому техническим прогрессом. Но и это не всё, под боком строительные материалы, всех знакомых мне форм, дорога явно ведущая к другим поселенцам, лесные угодья, заполненные дичью и самое главное солнце, не позволяющее повышенной влажности низменности, быть излишне суровой к её обитателям. Одним словом, природный рай на земле. Возможно от этого, живущие в нём люди и отличаются, так разительно, от уже встреченных мной здесь. За пол дня наблюдений за ними я не услышал от них ни одного крика, не увидел ни одного резкого движения по отношению к разновозрастным собратьям, одетым поголовно в одежды светлых тонов, изготовленных из какого то лёгкого материала и, как мне показалось, вполне разумного покроя. Что это? Поселение инопланетян в мире дикарей или ещё не завоёванный варварами уголок погибающей цивилизации? Над этим продолжал думать и по дороге, и после того, как устроился на ночлег, между двух валунов, прикрывших меня от обнаруженных обитателей достаточно загадочного хутора.
К рассвету я морально был готов выйти на встречу с непознанным, но не сделал этого прямо с утра, не пожелав показаться невежливым, хотя есть хотелось страшно и возможность подкрепиться на халяву не казалась несбыточной мечтой. Просидел за внешне неприглядным кустиком около часа, а когда местные закончив с трапезой стали разбредаться по рабочим местам, пошёл в гости, но делал это осторожно, дружеские отношения в коллективе не обязательно должны распространятся на внешних обитателей.
— Смотрите! Чужой пришёл! — донёс информацию о моём появлении детский, сорвавшийся на визг голосок, естественно прибавивший к этим словам целую вереницу, на мой взгляд, совсем не нужных, исходя из чего я сообразил, что все живущие в этом мире люди, всё таки братья.
Сигнал тревоги заставил меня остановиться. На этот раз я решил вести себя в другом ключе, буду налаживать контакт постепенно, не стоит по хозяйски заглядывать на кухню, где всё ещё чем то занята одна из женщин живущих в поселении, тем более там наверняка всё уже сожрали. Перед жителями я предстал в одежде папуаса, мне показалось, что джинсы, при встрече, могут вызвать большее недоверие, нежели костюм раба, бежавшего из солеварни. Так оно и оказалось, мгновенно собравшаяся вокруг толпа с любопытством, но без напряжения, разглядывала меня, а я в свою очередь с интересом смотрел на них, чем, возможно, и растопил их сердца быстрее ожидаемого. Мужчины с аккуратно подстриженной растительностью на лице придирчиво рассматривали мои руки и ноги, взглядами пытаясь оценить качество мышц и количество затянувшихся ран на них. Женщины больший интерес проявляли непосредственно к физиономии, а в особенности к глазам. Те, что были помоложе прямо таки пытались заглянуть в их бездонную глубину. Дети, независимо от возраста, тыкали в меня пальцем и о чём то в пол голоса перешёптывались, и длилось это до тех пор, пока один из мужчин не решил: пришелец не представляет угрозы для поселенцев и пора бы уже прекратить затянувшееся представление.
— Хватит глазеть, а ну ка быстро все по работам — скомандовал он малолеткам и затем более серьёзно обратился к старшим: — Давайте, давайте, дел на сегодня много запланировано.
Он так же грешил излишним красноречием, но на мне оно уже почти не отражалось и я воспринимал его слова в том ключе к которому привык с детства.
— Беглый? — задал он мне прямой вопрос.
— Да — ответил я коротко, не успев удивиться его познаниям и в очередной раз подтвердив прилипшее ко мне прозвище.
— Голодный или обеда будешь дожидаться? — спросил мужчина, оценивающе оглядев мой торс.
— Поел бы, если дадите — не стал я скромничать.
— Виолетта, у нас там осталось чего нибудь — спросил он женщину, в отличии от остальных всё ещё стоявшую в двух шагах от нас.
— Найду, чем накормить — ответила обладательница имени, породившего во мне, казалось, совсем забытые воспоминания.
— Иди с ней — прервал их, говоривший со мной представитель сильного пола. — Я позже подойду, ещё поговорим.
Оставшись наедине с миловидной женщиной средних лет, ещё не обременённой заботой о лишнем весе, я с удивлением обнаружил, что смотрю на неё изучающе, но не как исследователь, познающий новый мир и его обитателей, а как, не побоюсь этого слова, изголодавшийся самец, отбившийся от стаи. Стало быть, не всё ещё потеряно и жизнь способна заиграть новыми красками, если конечно она станет более предсказуемой, и размеренной.
— Садись — предложила мне женщина, не обращавшая внимания на мой интерес к своему аппетитному телу.
Стол и стоявшие возле него лавки имели вид обычной садовой мебели, изготовленной руками хозяина участка из подручных материалов, с целью экономии средств, но здесь они смотрелись словно кресла из Лувра. Даже некромленные и плохо ошкуренные доски, не могли испортить моего восхищения ими. После того с чем столкнулся на солеварне, это было круто.
— Стол, сиденья — крутилось у меня в голове, поворачивая мозги на старые рельсы.
Но это было только началом перемен, когда мне принесли картошку с мясом, на глиняной тарелке и деревянную ложку, в качестве столового прибора, я был окончательно сражён уровнем жизни обитателей, просто великолепной, долины. Ну а последним гвоздём в крышку гроба, похоронившем моё, вроде бы уже сложившееся, мнение о приютившем меня мире, явился горячий травяной отвар, слаще которого я в жизни не пивал.
Сидя в одиночестве и переваривая съеденное, и увиденное, не переставал удивляться тому и другому. Картошка, кипяток, ложка, пускай и деревянная, но которую без помощи металлического инструмента сделать довольно сложно, а кроме этого одежда, оказавшаяся вблизи действительно очень достойного качества. Есть от чего задуматься. Ну допустим носильные вещи ещё как то можно впихнуть в это время, да и всё остальное тоже легко списать на мою безграмотность. Но как быть с картофелем, о начале победоносного шествия которого по стране, где проживают русские, мне хорошо известно. Нет, что то всё таки здесь не так, пускай я и опустился за последние месяцы ниже плинтуса, но совсем идиота из меня делать не надо.
— Наелся или ещё чего нибудь предложить — оторвал меня от размышлений знакомый, мужской голос.
— Спасибо, наелся — ответил я, присевшему рядом, человеку.
Он изучающе посмотрел мне в глаза, затем на мои достаточно короткие, по местным меркам, русые волосы, уже прилично закрывавшие уши и спросил:
— Сам откуда будешь? Городской или что нибудь понимаешь в крестьянском труде?
Он так и сказал: "В крестьянском", нисколько не исковеркав слово, на мой взгляд чужеродное для этих мест.
— Из новых земель, буду — применил я, уже опробованную на другом человеке, довольно действенную, тактику запудривания мозгов и самую малость помедлив, спросил: — Не подскажите, какой сейчас год?
— Хм. Давно что ли на каторге, если забыл в каком году проживаешь?
— Не помню. Вроде давно — сделался я ещё дурнее, чем выглядел на самом деле, не став вдаваться в подробности, откуда сорвался. Хочется человеку считать меня за каторжанина, пускай так и будет.
— Прямо, как граф Монте-Кристо — с усмешкой сказал, задающий вопросы, мужчина.
— Кто?! Как ты сказал?! — то ли выкрикнул, то ли спросил, я.
— Есть такой персонаж в одной очень старой книге. Я её сейчас своим детям читаю. Так вот, он тоже в тюрьме сидел и так долго, что сбился со счёта, но несмотря на это...
— Да скажи ты в конце концов, какой сейчас год! Задолбал ты меня уже со своим Монте-Кристо! — не выдержал я издевательства над собственной психикой, после десятиминутного, подробного рассказа о хорошо известном мне, вымышленном, герое.
— Да пожалуйста. Не нервничай ты так, нервные клетки не восстанавливаются, об этом, кстати, в умных книжках тоже много чего написано. Там ещё говориться, что люди...
— У-у — взвыл я и заскрипел зубами.
— Триста семьдесят третий — заметив моё, уже ничем нескрываемое, раздражение выпалил мужчина, с подозрением посмотрев на мои бешеные глаза.
Глава 7
Сколько помню себя, моим воспитанием занимался только отец. Не то чтобы мама уклонялась от этого занятия или была не в состоянии делать это из-за занятости на работе, отнюдь, времени у неё хватало и желание было огромное. Но вот мой батя, возможно ещё до моего рождения, на семейном совете постановил: если родиться мальчик, то он будет делать из него человека, ну а уж если девочка, тогда он смело умывает руки. Повезло всем, родился я. Так вот, прежде чем в очередной раз вправлять мне мозги, мой горячо любимый папа, из раза в раз повторял одну и ту же фразу: "Запомни Владик, для мужчины самое главное выдержка. Будет она у тебя и всё остальное приложится". С этим напутствием я и хожу по жизни вот уже двадцать пять лет, иногда рад бы от него избавиться, да не могу, так крепко оно во мне засело.
