Дорога Домой

Лютик кивнул — и приложил свой накопитель ко лбу 'светлячка'.

Миловать мы не собирались никого.

По большому счету, убивать их...

Стоило бы. Но мертвые ничему не смогут научиться. Да и противно руки марать.

Поэтому мы нашли идеальный выход. Пусть подонки, грабившие стариков, почувствуют себя в их шкуре. Старыми. Беспомощными. Во всем зависящими от милости своих родных и государства. А оно у нас до-оброе...

Жалко только их родных.

А с другой стороны, нас стоит поблагодарить.

Из маленькой сволочи вырастет только большая мразь. Мы вовремя поймали мерзавцев. И урок им выдан хороший. Усвоят. А если кто и помрет — не жалко.

Человек — это озеро. Сначала туда вливается река жизненной силы — и оно играет под солнечными лучами всеми красками. Потом река превращается в ручеек. А потом он пересыхает. И озеро начинает мелеть заиливаться, превращается в болото — и наконец пересыхает. Человек умирает.

Это очень приближенный взгляд, но так легче объяснить.

Мы могли пережать им и ручейки и речки. Могли.

Не стали. Вместо этого мы просто вычерпали до дна их озера. Оставили ровно столько, сколько нужно для поддержания жизни. В них по-прежнему вливается жизненная сила. Но черпали мы без всякой жалости. И их озера будут наполняться долго. Очень долго.

В мире магии за такое казнили бы. Но там казнили бы и за издевательства и ограбления стариков. А здесь...

Здесь мы посчитали это лучшим наказанием. И я, и Тёрн...

А если уж Его Величество согласился, что все — справедливо, я спорить не стану.

— Редкий случай.

— Да и накопители зарядить надо. С этой благотворительностью мы слегка поиздержались.

— Да вам оставшихся хватит на открытие вулкана в центре Москвы!

— И что? Запас карман не тянет.

— Практичная ты моя...

Домой мы вернулись довольные и счастливые. В гараже остались пять неподвижных тел. Старческого возраста. Они не скоро придут в себя. Если только к утру. Потом кое-как выползут, доберутся до дома... а вот что дальше?

А пусть рассказывают про дядь с крыльями и теть вампиров. И адского пса Цербера. Интересно на каком этапе рассказа им вызовут психиатров? А на всякий случай надо поговорить с Лютиком, пусть Эвину переключат маскировку на что-нибудь попроще. Типа ньюфаундленда или бобтейла. Хотя бы сенбернара.

* * *

* * *

Добычу пришлось отправлять по почте. Но мы немного поморочили приемщицу — и девушка обещала все отправить срочным. И сразу же. А то кто знает этих начинающих бандитов? Решат все потратить на лечение — и готово.

А сумма там была вполне приличная. Нашлись и 'медальки', звезда Героя Советского Союза, эвхаар! Твари! Еще бы бедная женщина не боролась за нее до последнего! За ТАКУЮ награду... это вам не сраный орденок от демократии, это — за Родину. И достаточно крупная сумма денег. Хватит на всех пострадавших. Даже странно. Обычно у таких деньги расходятся легко. Но...

— Этот драный кот хотел приторговать наркотиками. Ему нужен был стартовый капитал...

— А, вот оно что...

И это дело я считаю закрытым.

Вечером мы с Тёрном навещаем бабулю, еще раз ее успокаиваем, обещаем, что все будет с ее подругой хорошо, и вообще...

А бабушка вдруг выдает задумчивое:

— А ты повзрослела, Лёлька. Оно и к лучшему.

Два дня прошло спокойно. Мы спали, гуляли по городу, проводили вечера у моих родителей. Я уже спокойно зажигала до десяти спичек одновременно. Сила накапливалась внутри меня, заполняя пустое пространство. И я откровенно радовалась этому. Ужасно жить — неполноценной.

Третий день выдался поинтереснее. С утра все было нормально. Я вытащила любимого супруга в парк — покататься на аттракционах, поплавать на речном трамвайчике...

Тёрн с интересом смотрел на колесо обозрения. Попробовал сахарную вату. Прокатился на речном трамвайчике. Но река ему не понравилась. Посмотрев на пластиковые бутылки в камышах и прочую плавучую (нетонущую) гадость, он только покривился.

— И вы в этом купаетесь?

Я покачала головой.

— Наше правительство рассуждает примерно так. Я — не купаюсь. Мне жизнь дороже. А за остальных я не отвечаю, ведь так?

— Вот потому у вас и такой бардак. У нас бы...

— Да. У нас бы такое правительство в этой реке и на плывучесть проверили. Правда ли, что оно — не тонет?

— Думаю, что ваше — не потонет. А куда идет трамвайчик?

— В Треухово.

— То есть?

— местный святой источник.

— Святой источник?

— Ну да. Я не помню, что там о нем присочинили и как. Но объявлено, что это святой источник. Построили церковь, повесили иконы, соорудили купальню, в которой, по утверждению монахов, можно излечиться от всех болячек — от простатита до гонореи.

— Правда?

— Брешут. Но убедительно.

— А люди верят. Я сейчас читаю тех, кто едет рядом с нами. Они хорошие.

Я улыбнулась.

— Милый, у нас, в мире техники, хороших людей намного больше, чем плохих. Просто нам так везло что мы видели больше подлецов. Или им так не везло? А люди в большинстве своем... они скорее такие, как здесь. Добрые. Веселые. Немного бестолковые. Но не желающие другому зла.

— Это верно. Хороших людей всегда больше. Но подлецы деятельнее.

— И почему так? Ты не знаешь?

Муж улыбнулся. Загадочно и чуть растерянно. Как это — я не осознаю такой простой истины?

— Ёлочка, это же просто. Почему зло деятельно? Да потому, что его мало! Вот оно и стремится укрепиться, сохраниться, нагадить, оставить потомство... Его мало. Ничтожная капля. И если оно не будет активным — его просто уничтожат. Растворят, как бочка воды — ложку соли. И даже не заметят.

— Хотелось бы в это верить.

— Верь. Я твердо знаю, я ведь читаю мысли. А с тех пор, как ты рядом со мной — я могу делать это без опаски. Я с тобой счастлив.

— Даже не смотря на все, что нам пришлось пережить?

Тёрн фыркнул. Зарылся лицом в мои волосы на радость всем, кто глазел с соседних сидений.

— Ёлка, я так рад, что мы встретились. Даже несмотря на все пережитое — я рад.

— И я тоже. Когда я думаю, что мы могли не встретиться — сердце замирает от ужаса.

— И у меня. Я тебя люблю.

— Я тебя люблю.

Эхо? Или одна мысль на двоих? А, какая разница? Главное, что это — наша мысль. И наша любовь. Разве мало?

Очень много.

Речной трамвайчик причалил, и девушка-экскурсовод хорошо поставленным голосом объявила:

— Уважаемые пассажиры. Ровно через час мы двинемся в обратный путь. Прошу вас не опаздывать. Сейчас два часа дня. В три часа мы будем ждать вас на борту. Тем, кто задержится, придется возвращаться своими силами.

— М-да. У нас бы так не поступили, — в который раз заметил Тёрн.

И я поняла, что меня эти замечания не раздражают. Действительно. У нас — по-другому.

Я уже считаю мир магии своей родиной. И не смогу жить без него. Боевой маг. Здесь могут жить врачи. Могут стихийники. Но не я. Мне самое место — там. И...

И моим детям тоже. И родить своих детей я хочу от Тёрна. От элвара, который знает, что такое любовь, честь, порядочность, который выше всего ставит долг перед своей страной. Который жизнь готов отдать для меня и за меня. Которого я люблю.

Святой источник нас так и не дождался. Пока все шлялись по церкви (вот уж что везде одинаково) и купались в сомнительной чистоты водичке, мы удрали чуть ниже по реке и нашли там подходящий пляж, скрытый камышами. Не для купания.

А что?

А на третий день, собираясь уйти к себе, на съемную квартиру, я внезапно замираю перед дверью в комнату братца. Оттуда доносятся возмущенные голоса.

Рядом так же настороженно прислушивается Тёрн.

Глава 7

Если это не засада, то чего еще вам надо?

— Хочешь, я ему ноги переломаю!

Голос из комнаты брата привлек мое внимание. Это кому это Гошка собрался ноги ломать?

— Ты что! Ты же сам еще учишься! Не смей!

— а что ты будешь делать!? Терпеть эту падлу!? Да перейду в другой университет! Всего делов!

— Тюремный!? Гошка, не смей! Зачем я тебе только это рассказала!?

— Еще бы ты не рассказала! С такими-то...

Подошедший сзади Тёрн положил мне руку на плечо. И приподнял бровь, показывая глазами на дверь.

— Это и есть проблема брата?

— Да. И лучше с ней разобраться сейчас.

— Почему?

— Судя по его эмоциям, он уже на взводе. И дальше лучше не будет.

Я кивнула и толкнула дверь. Не заперто. Прелесть какая! Гошка, сидя на кровати, утешал симпатичную девушку в ярком платьице. При виде меня с элваром за плечом, он покраснел и постарался сверкнуть глазами. Получилось откровенно плохо.

— Слушай, ты не могла бы...

— Не могла бы, — оборвала я его. — Ты собираешься наворотить глупостей. И мой долг вправить тебе мозги. Или их остатки.

— Чего!? — Гошка начал подниматься с дивана. Не закончил. Рука элвара, тяжело опустившаяся ему на плечо, отбила всякую охоту к спорам. Тем более, что дражайший супруг мастерски попал пальцами в нервный узел.

— Того. Рассказывайте, в чем проблема?

— Лёль, отвали, — чуть спокойнее начал Гошка. — Ты приехала и уехала, а нам тут жить. Это тебя не касается...

— Проблемы моей семьи автоматически касаются меня, — отрезала я. — и не смей называть меня Лёлей. Зови как все, Ёлкой. Ферштейн?

— А проблемы моей жены — это мои проблемы, — добил Тёрн. — Так что рассказывай. Что такого произошло у девушки?

Девчонка хлюпнула носом. А ведь малявка еще. Лет двадцать? Двадцать три, не больше...

Гошка еще немного посверкал глазами — и сдался. И посыпались горохом из дырявого мешка слова.

История была проста как мычание и так же незатейлива.

Лида училась в университете. И была из породы книжных девочек. В чем-то почти как я. Только я всегда была огородным пугалом. И меня это устраивало. А Лида умудрилась как-то внезапно расцвести за один год. Так получилось. Процессы полового созревания. Внезапно появилась грудь, глаза, пушистой волной улеглись волосы, а заодно прорезался и вкус к коротким юбкам и ярким платьям.

А почему бы и нет?

Королевой курса она не стала. Потом что внешность и внутреннее содержание по-прежнему не совпадали. Лида, как и раньше, обожала книжки, компьютеры и математику, приходя в восторг от теоремы Ферма и мечтая когда-нибудь доказать ее. Единственное, теперь она выглядела не как среднеполое страшилище в джинсах, а как привлекательная девушка. С Гошкой же их связывала долгая дружба, основанная на любви к детективам. Им нравился данный жанр, и они обожали находить все новые тома, читать и соревноваться — на какой странице угадают убийцу. Ребята учились вместе, Гошка собирался идти по стопам отца, Лида поступать в аспирантуру....

Все рухнуло в один момент.

Путь на экран лежит через диван? Возможно. Но вроде бы путь в аспирантуру лежал через библиотеку... Ан нет!

Я слушала и чуть ли не шипела от ярости. Мерзавцы! В мире магии такое практически невозможно. Почему? Ну-у... каждый студент Универа — это весьма опасное существо. Жестокое, кусачее, и с богатой фантазией. А до чего сам не дойдет — братья по разуму подскажут. Поэтому у нас происходит быстрый отсев некачественных преподавателей. Вот как с Эйнаром. Давно б уволили недоумка, да рога ценные. Но если что-то и как-то — ему Директор пообещал своими руками оторвать все, что не нужно для преподавания. И голову в том числе.

В обычном же учебном заведении...

Это тоже дело опасное. Каждый ученик в любой момент может обратиться к телепату. И будет сластолюбцу полный привет. В смысле — крепкий пинок под филей. Да еще неслабую компенсацию заставят выплатить в пользу пострадавшего. А уж если рядом окажется кто-то из оборотней или элваров... или тех же эльфов...

Грибы на ушах, щеках и лбу, складывающиеся в выразительном эльфийское 'Хайт*' — еще не самое плохое, что может случиться с насильником. Оборотни вообще откусить могут. Ненужное для жизни, ага... А элвары вообще убивают. Медленно.

* Хайт, на простом эльфийском, Hya'ijehtt — нечто среднее между 'подлец', 'растлитель' и 'насильник', прим. авт.

В мире же техники студентки оказываются практически беззащитны. Даже если находится одна смелая девчонка, которая пытается оторвать насильнику все возможное или жалуется на него в милицию, и паразита ловят на месте преступления — все равно идет гнусный запашок. То ли она украла, то ли у нее украли, но история-то была...

Уехать Лида не могла. Больная бабушка, мать-учительница, отец, растворившийся в неизвестности — девчонка уже сейчас подрабатывала и вносила свой вклад в семейный бюджет. Да и бросить мать с бабушкой, больной Альцгеймером не могла. Это значило фактически убить обеих.

— Девочка молодец, — шепнул мне Тёрн. — Такой вулкан... она чем-то на тебя похожа. Ты бы так же поступила на ее месте.

Я внимательнее присмотрелась к Лиде.

Не красотка в общепринятом понимании. Не губаста, не грудаста, не блондинка, но — есть в ней что-то такое. Нестандартное. Темно-русые кудрявые волосы, симпатичное лицо с чуть раскосыми зелеными глазами, платьице хоть и дешевое, но отлично обрисовывает красивую грудь и тонкую талию.

У девочки было два пути. Либо бросить науку и идти искать работу. Либо поступить в аспирантуру — и искать подработку. Ей больше нравился второй путь. Да и вообще у нее был дар к математике. Ей просто не хотелось зарывать талант в землю.

Была выбрана аспирантура. Специальность. И даже сданы вступительные.

Лида успела отучиться ровно год.

А потом началось.

Сначала вроде бы безобидно. Начальник (он же зав. кафедрой, он же научный руководитель) стал задерживаться у ее стола, временами класть руку девушке на плечо...

Вроде бы безобидно?

Вот и Лида так решила. У нее в семье вообще не было отвращения к физическим контактам. Что такого-то? Она и сама могла обнять человека под настроение...

А может и догадывалась, но старалась не будить спящую гиену.

— Догадывалась. Но старалась отогнать эту мысль. Она этому уроду во внучки годится.

— Ты его уже увидел?

— Ага, смотри...

Муж спроецировал мне картинку из воспоминаний Лиды. И я поморщилась. Нечто с тонкими руками и ногами, но большим пивным животом. Седые волосы со старательно зачесанной лысиной. Поросшие шерстью пальцы. Морда старой черепахи. И омерзительный запах старого больного тела. Тела человека, который не слишком-то следит за собой. Меня аж передернуло.

— Профессор Козлимник Алессандр Парисович, прошу любить и жаловать, — прокомментировал муж.

Бедная девочка, как ее только не стошнило.

— От неожиданности. Лаборатория изнутри не закрывается, она завизжала на весь этаж, шарахнулась... вот посмотри...

И я словно наяву увидела, как девушка сидит за какой-то техникой, как подходит это старое чмо, облапливает ее сзади и начинает целовать в шею, бормоча при этом что-то вроде 'Не сопротивляйся, тебе будет хорошо...'. Я почти физически почувствовала ее ужас и отвращение. Лида дернулась, выскочила из-за установки и взвизгнула на всю лабораторию:

— Пустите немедленно!!! Не смейте меня трогать!!!