личный лекарь Грозного

— Не исключено, что сегодня на нас может быть нападение.

Ира ахнула, и ее глаза заблестели:

-Сергий, ты что говоришь, — это правда?

-Ира, ну, что здесь такого, как будто не знаешь, как это бывает.

Моя жена стала серьезной, слезы исчезли, лицо ее приняло жесткое выражение, какого я еще у нее не видел, она резко встала:

— Знаю Сергий, вы ужинайте, а я пойду на женскую половину мне надо всем дать распоряжения приготовиться к осаде. Сейчас печи снова растопим смолу, да кипяток готовить. Посмотреть надо на крышах, не замерзла ли вода в чанах, и песку прибавить.

С этими словами она исчезла в коридоре.

Борис посмотрел на меня и в его глазах я увидел одобрение.

А сидел и думал:

— Вот времена, ни вопросов, что, как, почему — есть опасность и к ней надо быть готовым. В моей первой жизни я таких женщин не встречал.

Тихо Браге что-то спросил. Я посмотрел на Кошкарова:

— Датчанин спрашивает, можно ли ему со слугами принять участие в бою, если он будет?

-Борис, скажи, что мы еще не уверены, что нападение будет сегодня, но если это случится, то пусть он решает сам, что делать, а я не против его участия.

После ужина я вышел во двор, Кошкаров ушел к своим подчиненным, раздавать инструкции, обычно уже пустое к этому времени подворье сейчас напоминало муравейник. Но никакой паники не было, все бегали с деловым видом, шума почти не было. На крыше разбивали уже достаточно толстый лед в емкостях с водой, дворня в очередь передавала туда полные ведра. Неожиданно ворота открылись и несколько вооруженных воинов ушли в темноту. Я пошел туда. Кошкаров стоял, задумавшись, смотря на закрывающиеся ворота.

-Борис ты, куда людей отправил?— спросил я.

Вместо ответа он показал на чернеющий, на фоне звездного неба, силуэт колокольни Варваринской церкви.

-Видишь, единственное место, откуда можно прицельно стрелять. А им из луков только навесом можно бить. Наши сейчас на колокольне устроятся, их оттуда до утра не вышибить. А Захарьинским ведь надо будет все быстрее сделать, ежели за час не успеют нас положить, то здесь от стрельцов не протолкнуться будет.

Понимаешь, то, что ты сегодня Никите Романовичу в Кремле сказал, это для него пугало небольшое, торопиться с тобой он не стал бы, может, посмеялся про себя над молодым, да продолжал каверзы строить. А вот, то, что вечером случилось — это его сынок, скорее всего, постарался, отца не спросив. Они сейчас еще не знают, что с черкасами этими случилось. А от ведь тех то ниточка прямая к ним. Да, еще вспомнил я с крестиком убитого, Мартынко Заруцкий — это, известный днепровский атаман, а ведь в церковь здесь ходил, православного изображал. Веру дедовскую предал, тьфу, анафема на него.

Иоанн Васильевич такого, не простит Захарьиным, что с тайными схизматиками дружбу водят, и на родство не посмотрит. Никита Романович это не хуже нас с тобой знает, так что может и рискнут напасть сегодня ночью попозже. Хотя я бы на его месте этого не делал, а устроил бы засаду по пути во дворец, чтобы из пищалей всех сразу положить, и сразу убечь. Так, что ежели ночь переживем, с утра раннего в Кремль ехать не стоит.

А я стоял и вспоминал фамилию, Заруцкий, что-то знакомое, где-то я уже ее слышал. Казалось, что вот-вот что-то всплывет в моей памяти, но, увы, этого так и не случилось.

После полуночи суета во дворе улеглась, и все погрузилось во тьму. Я прилег, как был в доспехах, в сенях дома, двери на улицу остались приоткрыты, было тихо, только вдалеке лаяли собаки. Сразу потянуло в дремоту.

Разбудил меня шепот Кошкарова:

— Слышь, Аникитович, просыпайся.

Я открыл глаза:

— Что, уже идут?— был мой первый вопрос.

-Да нет, через час уже Луна взойдет, они ежели пойдут, как на ладони будут, мы их из луков перещелкаем. А вот пластуны, если все-таки решаться, то должны сейчас полезть. Вот их бы по-тихому перенимать, эх, моих ребят бы сюда с кем мы Казань брали когда-то. Наши то хлопы, пока не особо для этого дела годятся.

Просидели мы еще часа три, пока на востоке не начало алеть небо. После этого, успокоившись, начали разбирать все завалы и баррикады, устроенные в ожидании штурма. Наши стрелки, отправленные на колокольню, вернулись еще раньше, по дороге они громко смеялись, все представляли, что скажет звонарь, когда придет и увидит истоптанный ногами в грязь легкий снежок на полу звонницы.

Хоть и не хотелось опаздывать к царю, но пришлось задержаться, чтобы на улицах появилось побольше народа и если и была какая засада, ожидавшая нас на пути, то ее должны были уже снять. Все же нападать прямо на глазах у десятков прохожих было чревато даже для Захарьиных-Юрьевых.

Во дворец мы отправились, когда на моих ходиках было десять часов утра.

Я ехал, среди охраны, одетый также , как все, мой приметный тягиляй и шлем с доспешным воротником были на молодом охраннике, игравшем сегодня, на время пути, мою роль. Кошкаров еще раньше уехал с лучшим десятком в Кремль, с запиской к дьяку моего приказа. Наступила наша очередь устраивать ловушку моему противнику.

Когда мы выехали к Лобному месту, я обратил внимание на суету у входа в Кремль, сотни стрельцов выстраивались в походные колонны и уходили в московские улочки. В самом Кремле все вроде было спокойно. Я прошел к царю, сегодня охрана пропустила меня без обычных вопросов. Когда я зашел Иоанн Васильевич сидел на высоком резном стуле, рядом с ним стоял Хворостинин, лицо его было мрачнее тучи.

Я низко поклонился Иоанну Васильевичу, который насмешливо смотрел на меня:

-Видишь, Дмитрий Иванович, сего отрока неразумного, вздумал он с Никитой Захарьиным потягаться. Хотя, надо сказать и в этом ему бог помогает. И отравителя поймал, и от черкасской засады ушел. И ведь сейчас, опять же говорить ничего бы не стал, а, небось, на исповеди греха за собой не видит — гордыни великой.

Неожиданно лицо царя налилось кровью:

-Ты, что Сергий молчал, думал, без меня с изменой справишься. Ловушки он в приказе вздумал ставить. Или боялся, что я родственника за такие дела не трону, иезуитами подкупленных бояр так просто оставлю? Давай рассказывай все самого начала, может, чего я еще не знаю?

У меня от пронзительного взгляда царя, затряслись колени, и пробило на пот.

-Великий государь, пойман был у нас во дворе третьего дня отравитель. Рассказал он нам на пытке, что послан был ключником Никиты Романовича, колодцы отравить. Вчера намек я тому сделал, что знаю все про дела его темные, так вечером, на нас засада была черкасская, отбились мы слава Господу, А у одного из черкас убитых, крест нательный был католический.

И с этими словами я достал крестик и протянул его царю. Тот осторожно, взял в его в руки, внимательно рассмотрел, подозвал ближайшего стольника и передал крестик ему.

-А больше, нет у меня ничего, что рассказать могу, вот разве, что ждали сегодня всю ночь, что нападение на меня будет. Но ночь спокойно прошла.

Лицо царя по мере моей короткой речи несколько разгладилось:

-Не спали они, видишь?— обратился он опять к Хворостинину,— а я спал?

Пока Москву перекрыли, чтобы ни один схизматик не ушел, пока полк стрелецкий готовили. Первый и последний раз я тебе Щепотнев говорю, не берись за дело, которое не плечу. Есть у тебя государь, он решать все будет. Твой батюшка,— тут он осекся и посмотрел на Хворостинина.

Но тот стоял с невозмутимым лицом.

— -Так вот я говорю, твой батюшка Аникита Иванович, сразу бы меня известил о таком деле. Вот еще не знаю, как сегодня выйдет, а вдруг уже сбежали все мздоимцы. Хоть и Москва вся в рогатках стоит, а есть у них подсылов везде. Хорошо хоть, что покровитель твой Дмитрий Иванович тебе в помощники человека знающего дал. Пропал бы ты Щепотнев и следа не нашли.

Лик царя опять потемнел, на лбу вздулись вены:

-Сколько мне здоровья все они унесли, Шуйские, Старицкие, теперь еще Кобылино-Кошкино отродье, а как расстилались передо мной. Никому из старых родов веры нету больше, кончилось мое терпение.

Он повернулся к Хворостинину:

-Дмитрий Иванович ты мой самый наилучший воевода сейчас. Иди и, чтобы все Захарьины-Юрьевы, живые и мертвые передо мной в колодках лежали. Сейчас там Лопухин распоряжается, он уже знает, почему и как, и за своего зятя,— Царь вновь посмотрел на меня и улыбнулся,— он со всех Захарьиных шкуру спустит, так, что ты его там придержи, живыми они мне нужны.

-Иоанн Васильевич,— осторожно начал Хворостинин,— Наверно с ходу не удастся их взять. Там на Зарядье у Никиты Романовича, чуть не крепость отгрохана. Много людей положим. Может в осаде подержать денек другой.

-Ты воевода, ты и решай, много времени дать не могу тебе. Как хочешь, но чтобы через два дня вся семейка предо мной была,— сказал успокаивающийся царь.

Хворостинин, низко поклонился и вышел.

Иоанн Васильевич, вздохнул и посмотрел на меня. Выглядел он не очень, уставшее лицо, мешки под глазами.

-Иоанн Васильевич,— сказал я,— дозволь, я мигом, питья принесу подкрепляющего. Тот махнул рукой:

-Пустое Сергий, не поможет твое зелье, сердце у меня болит, вот скажи, ведь столько лет рядом был, шурин он мне. А деньги от иезуитов взял, у него, что денег не хватало, я ему столько вотчин дал. А ему все мало, мало, дай, дай. Сам наверно царствовать захотел. Ну, я ему устрою царствие небесное.

Когда я через несколько часов выехал из Кремля, направляясь в Сретенский монастырь, со стороны Зарядья раздался грохот пушечной пальбы.

-Ого, Дмитрий Иванович дает прикурить, — подумал я,— Решил, видимо, долго не возиться, сейчас пушками все укрепления раздолбают. Пока мы ехали канонада возобновлялась еще пару раз, пушкарям требовалось время на чистку и перезарядку.

В монастыре меня встретил встревоженный архимандрит и первым делом начал выяснять, что случилось, почему весь город в заставах и что за пальба стоит.

Когда я сказал, что стрельцы берут приступом Захарьинское подворье, он только горестно покачал головой, но после моих слов, что Никита Романович тайно сносился с католиками, у него чуть не вылезли глаза на лоб, и из его уст полились совсем не монашеские выражения. И вместо, того, чтобы идти к лекарям, мне пришлось сидеть еще два часа в келье отца Кирилла и беседовать на политические темы. Оказалось, что он, гораздо лучше меня ориентируется в теперешних реалиях, и я только диву давался, когда он начал мне выкладывать свои соображения по поводу действий иезуитов.

-Сергий Аникитович, ты, сам посуди, Иоанн Иоаннович теперь великий князь литовский, к весне, скорее всего уния будет уже с ним подписана, и на Ригу великий государь совместное войско поведет. Ляхи это дело соображают, и хотя у них там еще раздор великий, короля выбрать не могут, но до Рима они достучались, ведь все княжество Литовское теперь от схизмы отпадет. Вот иезуиты и вышли на Захарьиных, у тех знакомства давние с той стороны. А уж Никита Романович сам наверняка решил, что с тебя надо начинать. Вот смотри, ему так и так самому надо бы, что тебя при царе не было, а тут еще и золото за это дело получил. Ох, жаль, Иоанн Васильевич не все великие рода укоротил, Захарьинский то род не был великим, а теперь великим точно не бывать.

Я слушал говорливого архимандрита, под периодически раздававшиеся пушечные залпы, в этот момент он замолкал, и мы оба прислушивались, не донесутся ли до нас через толстые монастырские стены, крики сражающихся воинов.

Закончив разговор, я все-таки отправился в школьную пристройку и с удовольствием прошел в класс, где все мои двадцать новичков таращились на алфавит, нарисованный на бумажном плакате. Перед ними лежало по листу бумаги, на котором они гусиными перьями, писали букву А. Трое парнишек -дети дьяков с превосходством смотрели на своих товарищей, они уже вполне хорошо читали и писали, и теперь им надо было только разобраться с новым алфавитом. И хотя пушечная пальба была слышна и здесь, никто их учеников не рискнул, прервать учебу и отправиться глазеть на осаду Захарьинского подворья, в отличие от простых москвичей, которых, как я думал, стоит там уже не одна тысяча. Когда я зашел, все встали и поклонились.

Георгий— один из моих лекарей, также встал и доложил мне, что идет обучение новой грамоте, отсутствующих и больных нет. Я коротко поздравил ребят, с тем. что им повезло учиться в новой лекарской школе, что их ждет впереди трудная учеба, но зато они станут лекарями, которые смогут по -настоящему помочь раненым и больным воинам.

После этого я прошел в лабораторию. Здесь уже с неделю работал Арендт, и, по-моему, его теперь отсюда было не вытянуть за уши. Я ему отдал небольшое количество яда, которым пытались нас отравить, и сейчас он пытался выяснить, что же такое. Аренд, тоже первым делом начал выяснять про стрельбу, но вот сообщение, что это берут приступом подворье очередного боярина, его совершенно не взволновало.

-Сергий Аникитович, я исследую то вещество, которое ты мне передал, так. вот, пока не могу сказать точно, что это такое. По-видимому это смесь растительных и минеральных веществ. Ты слышал когда-нибудь о семействе Борджиа

-Ну да, один из них вроде был папой Римским, не помню, как его звали, а семейка была еще та — отравители.

-Сергий Аникитович, хоть и прошло много лет, а эти традиции у них остались, без сомнения этот яд изготовлен в Риме, и он длительного действия, чтобы быстрые смерти не насторожили окружающих, вам очень повезло, что вы смогли поймать отравителя.

-Классен, а почему ты решил, что был отравитель, я ведь тебе ничего не говорил об этом.

Голландец улыбнулся:

-Я достаточно хорошо тебе, Сергий Аникитович знаю, ты не тот человек, чтобы травить, кого-то. Было сразу понятно, что порошок этот не случайно попал тебе в руки, значит, скорее всего, пытались им отравить тебя и твою семью.

Пушечные выстрелы прекратились. Я все-таки не выдержал, и, выйдя на монастырский двор, надел холодный шлем, и вскочив в седло, скомандовал своей охране:

-Поехали к Захарьевскому подворью.

Когда мы подъезжали, путь нам преградила плотная толпа зевак, которые наблюдали за происходящим.

Толпа, как обычно, уже все знала, только по разговорам выходило, что у Никиты Романовича тыща черкасов спрятана, а в подвале католический священник, тайно православных в католичество перекрещивает, и вообще серой со двора несет, поэтому пора дьявольское гнездо сжечь вместе со всеми, кто там находится. По периметру стояли стрельцы, и недвусмысленно поигрывая бердышами, сдерживали народ. А выкрики из толпы раздавались все громче.

Пушки уже не стреляли, пушкари суетились около них, заканчиваю чистку. Кирпичный забор был практически полностью разбит ядрами. Но по каменному терему с деревянной надстройкой практически не стреляли , потому, как он был практически цел, сейчас вокруг него толпились десятки стрельцов. Кого-то выводили и укладывали в сани, и те под плотной охраной уезжали в Кремль.

Я тронул лошадь, и мы поехали через толпу, вначале раздались недовольные выкрики, но потом кто-то узнал меня, раздались приветственные крики, и толпа послушно раздвинулась по сторонам.