Из-за угла показалась выпуклая морда троллейбуса, а затем и он весь: машина вырулила к остановке, слегка вильнув кормой, и распахнула двери, выпуская пассажиров. На лобовом стекле горела цифра "17". Следом за ней побежали слова "ул. Канэмару — Каирская площадь": семнадцатый маршрут шёл через весь Среднегорский район, на самый край Инненштадта.
— Когда я только начала, — сказала Фудзисаки, оторвавшись от еды и тоже глядя на троллейбус, — у меня одно из первых дел было с семнадцатым троллейбусом: на перекрестке Янаги и Вовинкельгассе сбил человека. Сначала думали — несчастный случай, городовые так и написали... а потом оказалось, что парня кто-то толкнул. — она помолчала, прикрыв глаза. — Жалко было парня.
— И кто? — спросил я. Троллейбус тем временем захлопнул двери и тронулся дальше; до нас донеслось гудение моторов.
— Да подружка. — махнула рукой Жюстина. — Не понравилось ей, мол, что он с другой по кафешкам ходит... — она фыркнула. — Ходили бы вместе, так нет же, ей больше всех надо...
Я хмыкнул.
— Обычная история. — я наколол на вилку ещё кусочек карривурста и задумчиво прожевал. — Жаль, что на этот раз не такая.
— Как-то даже слишком. — недовольно проговорила Фудзисаки и отпила из своего стакана. Я не стал с ней спорить.
Расправившись с карривурстами, мы неторопливо вернулись к нашему "Муракумо"; бело-синяя полицейская машина так и притягивала к себе взгляды прохожих. Жюстина вновь забралась за штурвал и включила турбину; я же только устроился поудобнее на переднем сидении, как раздался голос диспетчера:
— Кавасэ-Одиннадцать, Кавасэ-Одиннадцать, ответьте.
— Говорит К-11. — ответил я, принимая вызов. — Слушаю вас, Цитадель, приём.
— Кавасэ-Одиннадцать, городская полиция запрашивает помощи по адресу улица Регенераторная, дом девять, труп, предполагаемое убийство. Подтвердите, приём.
— Труп? — переспросила Жюстина. — А что, городовые сами не могут этим заняться?
— Цитадель, у нас дело. — дипломатичнее произнёс я. — Никак не можем подтвердить вызов. Приём.
— Кавасэ-Одиннадцать, отрицательно. Вы единственная команда в пределах досягаемости. — я уже начал готовить отповедь, как диспетчер добавила: — Кавасэ-Одиннадцать, примите во внимание: на Регенераторной труп гайдзина.
Гайдзина?! Я ошеломленно глянул на Фудзисаки; она была потрясена не меньше моего. Мертвый гайдзин? В Титане-Орбитальном? Хуже того — в Акиниве?
Какого черта ему вообще делать в Акиниве?
— Цитадель, К-11 подтверждает вызов. — проговорил я. — Вылетаем.
— Ничего не понимаю. — пробормотала Жюстина. — Кроме того, что только гайдзинов нам не хватало...
Второй раз за десять минут я не стал с ней спорить.
* * *
Улица Регенераторная тянулась вдоль основания цилиндра орбиталища, проходя почти четверть его диаметра: протянувшись по краю Дальней Акинивы, она миновала Вишнёвый массив и упиралась одним (наиболее живописным) концом в закуток гидропарка Кацурагава. По большей части своей длины она представляла собой ряды унылых складских помещений с одной стороны и шеренги таких же унылых жилых домов, крепостными стенами отгородивших свои дворы и зелёные садики, с другой. В самом прямом смысле это был край мира: отвесные скалы орбиталища начинались сразу за унылыми складами, возносясь высоко к небу и теряясь в облаках, подсвеченных близким сиянием люминёра.
Не то место, где ожидаешь встретить гайдзина.
Фудзисаки посадила люфтмобиль прямо на проезжей части, перед мерцавшей лентой полицейского заграждения. Чуть подальше, прижимаясь к поребрику, стоял омнибус городской полиции, а рядом с ним — несколько патрульных люфтмобилей. Похоже было, что сюда сбежался весь районный отдел. Один из синих мундиров подбежал к нам, не успели мы ещё и выйти из люфтмобиля.
— Старший сержант Зорькин, городская полиция, — отрапортовал он, щёлкнув каблуками и вытянувшись в струнку. — Чем могу быть полезен, госпожа инспектор? — добавил он, обращаясь к Фудзисаки.
Та деликатно прокашлялась.
— Инспектор Штайнер, — представился я, выступая на шаг вперед. — Национальная полиция. Это инспектор Фудзисаки. Где труп?
— Нижайше прошу вашего прощения, господин инспектор, — низко поклонился Зорькин. Берет с трудом удержался у него на голове. — За мной, прошу вас...
Труп обнаружился на тротуаре по складской стороне улицы; на сером пенобетонном заборе висел, мерцая, знак "улица Регенераторная, 9". Мертвый гайдзин лежал лицом вниз, слегка раскинув руки. Рядом с ним валялись разбитые очки.
Крови не было. Ни капли. Как будто гайдзин просто рухнул посреди тротуара, лицом вперед, и не поднялся на ноги.
— Вы обнаружили его в таком виде? — спросил я у сержанта. Тот кивнул. — Кто вызвал полицию?
— Свидетели. — махнул рукой Зорькин. — Там. Инспектор Ивасэ берёт у них показания.
— Передайте инспектору, что мы хотели бы перекинуться с ней парой слов. Мы осмотрим тело?
— Разумеется, господин инспектор. — козырнул Зорькин и трусцой удалился. Берет, из-под которого выглядывали золотистые кудри, до сих пор не свалился с его головы. Жюстина презрительно глянула ему вслед.
Я натянул перчатки и встряхнул левой рукой: Линза послушно выпала из рукава в раскрытую ладонь, и я направил её на мертвеца.
Согласно базе данных Национальной службы миграционного контроля, мертвец был никем иным, как Франтишеком Котерой, туристом с Остравы; дата прибытия — 07.03.2394; срок истечения визы — 28.03.2394; место регистрации — управление НСМК по округу Титан-Орбитальный, отдел при космовокзале Минато (проще говоря, Минбане). Острава, насколько я помнил, находилась где-то на полпути между Тау Кита и приснопамятным Фольксляндом, и в остальном была довольно обычной планетой — член Солнечного Альянса, стратегический партнёр, девяносто процентов населения составляют собственно коренные остравцы. Всех остальных они считают в лучшем случае гражданами второго сорта; одним словом, всё прямо как у нас в Сатурнианской Гегемонии.
Это не давало мне ни малейшей подсказки, что могло привести туриста с Остравы сюда. Наш город всегда был достопримечательностью, как кольца Сатурна или озеро Гитигами на Энцеладе, но приехать сюда, в Дальнюю Акиниву, на край орбиталища, вдали от видов и зрелищ Нойштадта или Меако...
И не давало мне ни малейшей подсказки, почему он умер.
Я присел на корточки рядом с телом и повернул голову мертвеца к себе. На меня уставились остекленевшие карие глаза. Ничего особенного в них не было — чуть расширенные зрачки, будто покойный чему-то ужаснулся за секунду перед смертью, но ни лопнувших сосудов, ничего. Глаза и глаза.
Вдвоём с Фудзисаки мы осмотрели труп, но не нашли ничего: ни пулевых ранений, ни ножевых, ни даже следа от укола или попадания дротика. Впрочем, это ещё ничего не означало — убить человека можно было великим множеством способов. Но зачем было убивать именно этого гайдзина?
Жюстина заглянула в рот мертвецу, подсвечивая себе Линзой. Язык трупа посинел и попытался вывалиться наружу, но она отпихнула его.
— Ничего? — негромко спросил я. Она помотала головой.
На самом деле, я мог назвать несколько причин, по которым можно было убить гайдзина. Одно дело — Дэдзима: то, что творится там, мало волнует всю остальную вселенную (за исключением статистических показателей и некоторых не в меру ретивых депутатов ЗакСа). Титан-Орбитальный же — дело совсем другое. И гибель иностранного туриста, да ещё и накануне премьерского визита, вполне способна повлечь за собой крупный скандал.
Я поднял с тротуара очки и оглядел их с разных сторон. Стёкла разбились и торчали кривыми оранжевыми зубами, дужка треснула. Огонёк на ободке не горел; при нажатии кнопки включения он загорелся зелёным. На одном из осколков стекла промелькнуло какое-то изображение и тут же погасло; на мгновение у меня будто бы закружилась голова.
Я выключил очки.
Меня не беспокоит политический курс, который держит Гегемония под руководством премьер-министра Кисараги-Эрлиха. Меня даже не особо беспокоит, что премьер-министром Гегемонии в кои-то веки стал мужчина — времена давно уже не те, что прежде. Меня не особо беспокоят ни перевооружение, ни разрядка с Центаврой после "странной войны" в восемьдесят седьмом; мне и без них есть чем заняться. Но я хорошо знаю, что отнюдь не все в Гегемонии разделяют мое мнение.
Четыре года назад, прямо перед премьерскими выборами, произошёл нашумевший инцидент в Китакюсюйске, из-за участия в котором Конституционная партия и её кандидат — главные соперники Кисараги-Эрлиха — пролетели мимо премьерского кресла, как комета мимо Солнца. С тех пор Конституционная партия, хоть и прибегает к более законным методам — например, к депутатским запросам и громким выступлениям о том, как "при Клериссо такого не было!", хотя самая старая из членов партии никак не могла застать времена Клериссо — но всё же затаила злобу на действующее правительство.
Устроить громкий скандал прямо перед высочайшим визитом им на руку. Да что там: убийство Вишневецкой им тоже на руку, и из-за этого мы с Фудзисаки мечемся между Портом и городом; но убийство гайдзина — это громкий скандал. Очень громкий. И он вполне в духе Конституционной партии. Гайдзинский турист, да ещё и из-за пределов Солнечной; и утаить его будет невозможно.
Мотив? Да, мысленно согласился я, мотив налицо. Но, в отличие от дела Вишневецкой, здесь не было ни следа метода.
Даже на яд не похоже. Да и способа доставки яда не было заметно: не в пищу же его подсыпали, да и настолько точно рассчитать дозу...
— Инспектор Штайнер? — раздался незнакомый голос у меня над плечом.
Я обернулся. Передо мной стояла невысокая женщина в тёмно-красном, как у инспектора Дзэнигаты, пальто; каштановые завитки волос падали ей на плечи. Не говоря ни слова, женщина продемонстрировала мне свой значок.
— Инспектор Азалия Ивасэ, городская полиция. — представилась она мягким голосом. — Вы хотели со мной переговорить?
— Да, если позволите. — ответил я, коротко кланяясь. Ивасэ поклонилась в ответ.
— Вы осмотрели труп? — спросила она.
— Да. — кивнул я.
— Вы что-то нашли?
— Ничего. — развёл руками я. — Никаких внешних следов. Это мог быть какой-нибудь яд, или что-то ещё более необычное, но без вскрытия проверить это невозможно. Мы не чародеи, инспектор.
— Я знаю. — мягко ответила Ивасэ; её голос был немного печальным. — Вы заберете тело?
Я бросил ещё один взгляд на мёртвого гайдзина. Фудзисаки, стоя чуть поодаль, делала снимки, отставив руку с Линзой. Несколько городовых завороженно смотрели на неё.
— Скорее всего. — я сверился со своей Линзой. — Да, я полагаю, наши эксперты уже в дороге.
— Вы весьма оперативны. — сухо заметила Ивасэ. Я покосился на неё, но она покачала головой: — Не сочтите за обиду, инспектор, но в данном случае, — она рукой указала на мёртвеца, — ваша оперативность только к лучшему. В кои-то веки.
— Действительно. — только и сказал я. Учитывая, что ни я, ни Фудзисаки криминалистов не вызывали, сделано это было сверху... а значит, Хомура или Мэгурэ — скорее всего, разумеется, Мэгурэ — держат это событие на контроле.
Логично. Если шума не избежать, то его нужно, по крайней мере, минимизировать. И чем меньше журналистов пронюхает о валяющемся посреди улицы Регенераторной трупа, тем лучше.
— Ваш сержант сказал, что были свидетели. — снова заговорил я. — Вы с ними закончили?
— Да, конечно. — ответила Ивасэ. — Они только что дали показания.
— Кто они?
— Две девушки и их парень. Случайные прохожие.
— Вы не против, если мы переговорим с ними?
— Не против, разумеется. — покачала головой Ивасэ и повернулась. — Пойдёмте.
Я позвал Жюстину и пошёл следом за Ивасэ: инспектор привела нас к синему с белыми полосами люфтмобилю городской полиции, припаркованному у тротуара, где в окружении городовых в форме и в гражданском стояли свидетели. Ничего необычного в них не было, обычная троица — две девушки и их парень; все довольно юные, но уже вступившие в тот расплывчатый период, когда возраст сатурниан становится невозможно определить по внешности. Я благодарно кивнул Ивасэ и подошёл к ним: Фудзисаки подошла и стала рядом со мной.
— Инспектор Штайнер, Национальная полиция. — сказал я, демонстрируя свою Линзу. Все трое тут же уставились на неё, как на что-то диковинное.
— Инспектор Фудзисаки, Национальная полиция. — добавила Жюстина, показывая свою. — Мы хотели бы задать вам несколько вопросов. Вы позволите?
— Конечно. — с готовностью кивнула одна из девушек, в очках с розовыми дужками и коротко стриженными светло-каштановыми волосами. — Маиру Куртэ-Добровольская, к вашим услугам. Это Тамара, — она указала на другую девушку, с лиловыми волосами, — и Эйдзи, — светловолосый парень застенчиво кивнул. — Мы будем рады помочь вам, госпожа инспектор, господин инспектор!
Небывалый энтузиазм, прозвучавший в её голосе, заставил меня удивиться — как будто бы и не было мёртвого гайдзина, лежащего за нашими спинами на тротуаре, точно таких же вопросов инспектора Ивасэ, ничего. Вообще, полицию в Сатурнианской Гегемонии уважают — нас, Национальную полицию, немного меньше — но не до такой же степени.
— Спрашивайте, пожалуйста. — добавила Тамара, учтиво наклонив голову. Стоявший рядом с ней парень переступил с ноги на ногу и покрепче сжал её руку. Я прищурился: либо парень просто чересчур волнуется, либо что-то здесь было не так.
— Вы обнаружили тело? — спросил я. Куртэ-Добровольская снова кивнула:
— Да, господин инспектор.
— Что вы делали перед этим?
— Мы прогуливались, — начала она, — мы живём здесь неподалёку, в тридцатом доме, там, дальше, — девушка махнула рукой вглубь улицы. — У нас выходной, и мы решили прогуляться. Вышли из дому и увидели... — она сделала паузу, — ну, гайдзина. Эйдзи ещё удивился, как странно он выглядит.
— Мне показалось, что у него ужасно смешные очки, господин инспектор... — пробормотал Эйдзи негромким голосом.
— И что было дальше? — спросил я.
— Ну, мы шли ему навстречу, мы с Тамарой ещё удивлялись, что у нас на улице делает гайдзин, да ещё и турист... а потом, — Маиру остановилась, чтобы перевести дух, и продолжила снова: — Потом он вдруг остановился, как вкопанный, будто что-то увидел... ну, нам так показалось, мы не видели его лица. Я тогда обернулась, но на улице за нами ничего не было, а когда я обернулась, гайдзин уже лежал на земле, вот так. — она кивком указала на тело, скрытое спинами полицейских. — Мы подбежали к нему, не знаю, может с ним что-то случилось, а он мёртвый. Тома вызвала полицию. А остальное... — она взмахнула руками.
— Я поднял его очки. — вновь заговорил Эйдзи; я обернулся к нему. Парень всё ещё неловко переминался с ноги на ногу. — Там была кнопка... ну, на ободке... и я нажал на неё. У меня вдруг сильно заболела голова, там был какой-то... не знаю, отблеск на стекле очков... и я выронил их. — он замолчал. — Я их разбил. Покорнейше прошу простить меня, господин инспектор! — выпалил он и уронил голову на грудь, стараясь не смотреть на меня. Тамара ещё крепче сжала его руку.
