— Сюда славного новика!
— Где стрелец вострый, что поганым стрелами зрици целовал?
— Сюда Косую Сажень!
Поднялся смущённый Демьян. Под крики бояр подошел к нашему краю. Ему сунули полный кубок.
— Выпей, новик, за первый славный бой свой!
Демьян, улыбаясь смущенно, огляделся. Что-то дернуло меня подняться и крикнуть.
— Бояре, есть обычай такой. Новики пьют вино с оружия доблестного.
Все взоры обратились на меня. Я выдернул саблю, поставил кубок на клинок и стал пить, стараясь удержать совсем нелёгкую ёмкость. Демьян, глядя на меня, попытался повторить. Не пролив ни капли, выпил вино и тут же уронил кубок. Я допил до дна, снял и поставил кубок на ковёр. Замеревшие было ратники одобрительно взревели.
— Любо! Любо!
Вскочили и, поставив кубки на сабли, стали повторять трюк. А Горин, выпив вино, подкинул саблей вверх медную чарку и разрубил её пополам. Все опять взревели криками.
— Ой, любо!
Похоже, чуть переделанный обычай пить с локтя боярам пришелся по вкусу. А Горин, озабоченно озираясь, закричал:
— Трифон! Кубок мне принеси.
То тут, то там в стороны разлетались разрубленные пополам кубки.
Пока бояре развлекались порчей посуды, я занялся закуской. Не хотелось заснуть головой в салате. Салатов тут не было, зато имелись деревянные блюда с брусникой и квашеной капустой, мочёными яблоками и сушёными фруктами.
Отрезав себе вареного мяса и оторвав ещё одну ножку запечённого гуся, я принялся закусывать. Кубин отхлебнув вина, наклонился и произнёс:
— Владимир Иванович, ты бы хоть совета спросил. Они ж как дети. Нового что дай, не успокоятся. Теперь всю посуду переколотят, и упьются как сапожники. Даже дозоры не выставят. Пойду хоть отроков озадачу.
Потом подчерпнул ещё вина в наполовину пустой бочке, вскинул кубок и прокричал.
— Слава оружию русскому, непобедимому. Слава!
Опьяневшие бояре взревели наперебой.
— Слава! Слава!
Дед Матвей под эти крики незаметно исчез. Я, прожевав мясо, запил вином, набрал в руку кураги с орехами из деревянного блюда, закинул смесь в рот и огляделся. Горин с Велесовым о чем-то бурно спорил, размахивая руками. Немного в стороне, Демьян с боярами, пытались в очередной раз повторить трюк с кубком на сабле. Получалось плохо. Подкинутая чаша летела больше вбок и пьяные бояре рубили воздух и тут же падали. Не поразрубали бы друг-друга. Ничего, скоро кубки кончатся, и развлечение заглохнет само собой. Интересно, как вино пить будут? Бочку по кругу пустят? Ага, двое отроков деревянные ковшики разносят.
Чуть дальше, в десяти метрах от ковров, холопы развели костры и на некоторых запекались большие куски мяса. По-видимому, конина. В бою пали несколько лошадей, правильно, чего добру пропадать.
Я столько мяса давно не видел. Всё больше в пельменях и сосисках, где его, возможно, и нет — сплошная соя или хрящи.
Зачерпнул вина, отхлебнул и огляделся. Похоже, кубок остался только у меня. Остальные бояре пили вино из деревянных ковшей, которые на клинок не поставишь.
Вернулся дед Матвей.
— Я отроков на тройки разбил и расставил дозорами. От бояр толку сейчас нет. Глянь, уже и сидеть не вмочь.
И правда. Некоторые ратники, отвалившись, кто куда, засыпали, держа в руках, кто ковш, кто кусок мяса. Один откинулся на спину, заснул, и недоеденное луковое перо торчало изо рта как антенна. Кубин хмыкнул.
— Ей Богу дети. Владимир Иванович, с краю Демьян костёр запалил, там ночевать будем.
Я оглянулся на Велесова и Горина. Оба уже спали, откинувшись назад. Наспорились. Дед Матвей посмотрел на них и проговорил.
-Третея со шкурами пришлю, пусть укроет. Пойдём к костру, там и поговорим наконец.
Мы двинулись к краю поля, к месту, где поджигали камыш. Рядом с костром, на потнике, укрывшись овчиной, спал Демьян, и сладко причмокивал.
— Спит, герой. Присаживайся, Владимир Иванович.
У костра были сложены наши сёдла и потники, сумы и плащи. Будет на чём переночевать. Ночи тёплые, не замёрзнем. Расстелил потник, положил сумку с вещями под голову. Рядом готовил себе место дед Матвей.
— Владимир Иванович, давай сделаем так — ты первый рассказываешь, потом я. Согласен?
— Да. С чего начать?
Кубин подумал, глядя на огонь, потом сказал:
— Начни с момента начала войны, когда она там началась?
Я сел поудобней.
— Итак. Двадцать восьмого июля тысяча девятисот четырнадцатого года Австро-Венгрия объявила войну Сербии...
На реке слышались громкие всплески рыбы. Эх! Порыбачить бы сейчас. Тишина, река и много— много рыбы. Наверняка клевать будет. Снасти прихватил, так, на всякий случай. М-да, мечты рыбака.
Подошел Кубин и повесил котелок над костром, переворошил горящие ветки и подкинул ещё дров. Присел и посмотрел на меня как-то странновато.
— Владимир Иванович, я хотел спросить. — Он пожевал губы. — Даже не знаю, как вопрос сформулировать.
Опять помолчал. Я не торопил, пусть подумает.
— Когда мы оказались здесь, у нас появились некоторые... э, умения или способности, так сказать. Ну. К-хм. Я никогда с лука не стрелял. А тут, как Вильгельм Телль, ей-Богу. Ну, не совсем метко, но сноровисто стрелять стал. Ведь патронов к револьверу нет, а стрелять надо. В общем, взял лук и... А у тебя подобное не случилось?
Я пожал плечами.
— С лука в детстве стрелял, когда в индейцев играли. Здесь ещё не пробовал.
Кубин улыбнулся.
— Купера читали?
Я кивнул и сразу вспомнил.
— Да, есть способности! На лошадях я не ездок был. Можно сказать, совсем не ездок, а тут как жокей заправский.
Дед Матвей вскинул брови.
— А мне казалось, ты держишься на коне вполне естественно.
— Вот— вот. А ты стрелял из лука, как Робин Гуд.
— И как это объяснить?
— Я думаю, ответ мог бы дать леший.
Дед Матвей перекрестился.
-Чур меня.
— Не стоит так реагировать. — Улыбнулся я. — Не так страшен чёрт, как его малюют. Леший, его, кстати, Кочур зовут, и фамилия есть — Дубовой, так он говорил, что на леших лишнее наговаривают. Не водят, мол, они никого по лесу. Только от Священных Деревьев в сторону заворачивают, а люди говорят — леший водит. Кстати, Чура тоже к нечисти отнести можно.
— Ну и чёрт с ним, ой. — Кубин перекрестился. — Не буду я с нечистью говорить. Сам к лешему иди. Ой, извини.
Я опять улыбнулся. Дед был похож на нашкодившего школьника.
— Матвей Власович, а сколько лет тебе?
Кубин вздохнул и закрыл глаза.
— Шестьдесят пять. Мне ведь тридцать пять было, как сюда попал. Эх-мааа!
Котелок вовсю кипел. Я поднялся, снял его. Достав кружки, добавил по ложке кофе в каждую и залил кипятком. Поставил сахарный песок на землю.
— Посластите, Матей Власович.
Кубин помотал головой.
— Не надо. И так хорошо. А как получается кофе без варки?
— Сделан так. Гранулированный, растворимый. Долгий процесс.
Кубин молча пил и смотрел на костёр. Я положил две ложки сахара, помешал и сделал глоток. Дед Матей допил кофе и поставил кружу на землю.
— Ну-с. Давай я свою историю расскажу.
Дед Матей кашлянул и попросил.
— Владимир Иванович, давайте ещё закурим.
Я протянул ему сигарету и достал себе. Кубин взял уголёк и прикурил. Затянулся и с наслаждением пустил струю дыма.
— Блаженство. Кофе и табак. Даже и не надеялся, что ещё раз попробую их. Я ведь в последний раз ещё в Москве, за день до того как попал сюда, кофе пил.
И изящно стряхнув пепел, продолжил:
— Итак. Приехав из Нижнего Новгорода, я вышел в город, и только взял извозчика, как меня окликнули. Поворачиваюсь, батюшки — мой брат Олег. Оказалось он в отпуске. Представил меня другу, поручику Николаю Александровичу Ефпатину. Вместе зашли в ресторацию. За обедом поговорили. Оказывается, Олег уже четыре дня, как в Москву приехал, шалопай такой. В имении Ефпатиных, что под Подольском, обитает. Стали они вдвоём уговаривать меня с ними в имение поехать, и уговорили ведь. Думаю, есть ещё два дня в запасе. Согласился, как узнал, что там будет мой давний друг, капитан Иван Петрович Кулибин. Сразу скажу, Кулибин просто однофамилец знаменитому механику. У Ефпатиных имение большое, богатое. Даже конезавод есть. А через день, Николай Ефпатин предложил съездить в соседнее имение. Мол, там есть стрелок изрядный, что лучше его и нет. Так как мы все стреляли отлично, решили взять револьверы, патронов и ехать.
Дед Матвей усмехнулся, вспоминая.
— А возвращались мы обратно, изрядно пьяными. Впотьмах свернули не туда, ну и заплутали. Решили переночевать у огромной сосны. Примечательная сосна. Ствол толстенный, только-только вчетвером обхватить можно. Слезли с коней, а они вдруг как рванут от нас, только их и видели. Ну, куда деваться? Тьма непроглядная. Стали укладываться спать, даже костёр не запалили. С утра думали, быстро дорогу найдём. Вот. А поутру...
Кубин бросил окурок в костёр и продолжил:
— А поутру, как проснулись, смотрим, вокруг лес стеной. Даже непонятно, как сюда-то пробрались. Удивились изрядно. И вопросов много, да ответов нет. Кулибин сказал, что железная дорога должна в десяти верстах проходить, если на юг идти. Ему конечно видней, мы карты в голове не держим, а он в том году два курса академии генштаба закончил, собирался на дополнительный курс идти. Так он все карты, как 'Отче наш' изучил. Мы на юг и стали пробираться. Заросли кругом, не пролезть. Мы тогда удивлялись — и как могли пройти эти заросли вчера.
Я прервал Кубина.
— Погоди Матвей Власович, а как спать легли, я имею в виду, дерева вы касались?
— Ну да. Прямо на корни головы положили, мха подстелив. Мох там мягкий и сухой. Не впервой так ночевать. Вышли, значит, мы к перелеску, а там дорога. Кулибин осмотрелся и сказал, что идти на запад надо. Шли мы по дороге с час наверно. И тут навстречу всадники. Семеро и все в кольчугах. Нас увидели и сабли достали. Мы честно опешили сперва, на землю попадали. Думали маскарад какой. Но потом Олег удар получил. Я закричал и, достав револьвер, стал стрелять. Одновременно со мной стрелял Кулибин, потом и Ефпатин достал револьвер. Отстреляли все патроны, что в барабанах были, ещё долго впустую курками щёлкали. Я к брату кинулся, рана большая. Сабля живот с боку рассекла, кровь еле остановили. Всё исподнее извели, Ефпатин за сухим мхом бегал.
Кубин глубоко вздохнул.
— Я брата перевязал, кровь остановили, а он глаза открыл и улыбается. А у меня прям мороз по коже. Он бледный весь. 'Что это они? За что?', — спрашивает. А меня самого трясёт почему-то, и не знаю, что сказать. Тут Кулибин подходит. 'Посмотрите, господа', — говорит, и показывает саблю. Мы не понимаем в чём дело. А он говорит 'Это же булатная сталь'. Нам если честно, это ничего не говорило, а Кулибин поясняет: 'Такие, как эта, сабля, делались очень давно. Сейчас их можно встретить только в частных коллекциях, или в музее'. Потом хмыкнул и сказал: 'Вы не поверите господа офицеры. У этих бандитов нет огнестрельного оружия. Только сабли, клевцы и по три ножа на поясе. Ещё короткое копьё, то-бишь рогатина и это'. Он показал, вытянув руку, из которой выпал железный шарик с пол кулака на кожаном ремешке. Кистень. 'Я осмотрел всех семерых, у каждого почти одинаковый набор подобного оружия. Судя по ним, эти бандиты как будто из древней Руси попали сюда'. Ефпатин тогда и спросил: 'Что делать-то будем?'. Я посмотрел на Олега, он был совсем плох. Надо срочно к доктору его везти, а как? Кулибин оглянулся и сказал: 'Николай Александрович, поймай лошадей. Матвей Власович, мы с тобой срубим две ёлки и сделаем волокушу. На ней, чтобы не растрясти, Олега повезём'. А я спросил: 'А тела как? Убрать с дороги?'. Кулибин поднял палец: ' Тела оставим для полиции. Как доберёмся до Подольска, или до первого отделения, полиции и сообщим'.
Кубин усмехнулся.
— Не знали мы тогда, куда попали. В какую ИСТОРИЮ вляпались. Каламбур какой-то.
Он поворошил тлеющие угли и подбросил дров в костёр. Я привстал и подвинул котелок с водой ближе к огню. Вода быстро закипела.
— Матвей Власович, может быть чайку попьём?
Дед Матвей кивнул.
— Да, извольте.
Я улыбнулся и, увидев удивление на лице Кубина, пояснил:
— Извините, Матвей Власович. Выражение 'извольте', в наше время считается устаревшим.
— Ты прав. Мы тоже часто встречали такие выражения, устаревшие даже для нас. Удивительно, что речь понимали, ведь язык изменился за века.
Я достал кружки, сахар и чайные пакетики. Налил кипяток и положил пакетики. Оставил завариваться.
— Это наверно древо так наделило нас. Я тоже удивился, особенно когда на земле буквы писал. На древнерусском!
Чай заварился и, взяв кружку и пакет с сахарным песком, протянул Кубину.
— Извольте.
Он улыбнулся.
— Премного благодарен.
Размешав сахар, стали пить чай. Дед Матвей выпив чай, поставил кружку.
— Quelle jouissance!
Ого! Тут же говорю:
— Tu dis bien selon est français. А encore quelles langues tu possedes?
— English, Der Deutsche. Кулибин теми же, ещё японский и испанский. — Улыбается дед Матвей.
Хм.
— А я только двумя, английский и немножко французского. — Сказал я. — Английским владела мама, она в университете языки преподавала, а отец владел тремя — немецким английским и французским. Поэтому начал немного сам разговаривать. Но французская грамматика у никакая. Отец часто в командировках был, так что... — я спохватился и предложил:
— Allez, mon ami.
— Ecoutez plus loin, — усмехнулся Дед Матвей. — Ефпатин собрал всех лошадей. Их оказалось четырнадцать. Значит, бандиты ехали с заводными лошадями. Мы срубили две ёлки, связали комеля и ветки. С одной лошади сняли седло и потник. Потник положили на ветки и перенесли Олега на волокушу. От комеля привязали верёвку к седлу коня. На него сел Ефпатин. Мы собрали лошадей и привязали их одну за одной. С одной стороны ехал я, с другой Кулибин. Я ехал и смотрел на Олега. Он был бледный. Боже мой, с такими ранами не выживают, я знаю. Но если доставить в госпиталь, то надежда есть. Через три версты мы выехали на поле, за которым увидели селение. Кулибин огляделся и удивлённо произнёс: 'Странно. Тут должна проходить железная дорога'. 'Может, ты путаешь, Иван Петрович?' — спросил Ефпатин. 'Нет, Николай Александрович, я не путаю. Странно это. Место как будто то, но ощущение такое — что железнодорожное полотно свернули, насыпь сравняли и всё деревьями засадили'. Кулибин показал на часовню, стоящую на пригорке посреди селения: 'Едем туда. Там спросим, куда нас нелёгкая занесла'. Мы подъехали к селению и по околице проехали до часовни. Селение, домов в тридцать, как будто вымерло. Людей нигде не было видно. Мы спрыгнули с лошадей, и Ефпатин постучал в дверь часовни. Дверь приоткрылась, и из-за неё выглянул священник, маленький, одетый в черную рясу, подпоясанный верёвкой, на голове островерхая шапочка, на ногах лапти. 'Мир вам, добрые люди. Что ищите? Куда путь держите?' — спросил нас он, и достал из-за двери икону, которую стал держать у груди. Мы перекрестились. Священник поднял брови: 'Никак православные?'. Кулибин шагнул вперёд: 'Православные мы, отче'. А священник спросил: 'Зело странно одеты вы, мыслю из дальних краёв, путь держите?'. ' Ты прав, отче, из дальних краёв. А что это за место, как называется? И где все люди?' Священник убрал икону и ответил: 'Подолом сие место называют. А люди попрятались вас увидав'. Я спросил: 'А доктор здесь есть?'. 'Кто?', — не понял поп. 'Ну, врач, санитар, целитель, наконец'. Поп смотрел не понимая. Я показал на волокушу: 'Там раненый у нас, его лечить срочно надо'. Священник махнул рукой на ближний к часовне дом: 'Везите к дому Фомы Кустахи. Там остановитесь, а я позже подойду. Как имя уязвлённого?'. 'Олег'. Священник кивнул и повернулся. Кулибин вглядывался в дома, потом спросил: 'Скажи, святой отец, какой сейчас год?'. 'Год 6715 от сотворения мира' — ответил поп и скрылся в часовне. Кубин отвёл нас сторону: ' Господа, вы обратили внимание на дома? Посмотрите на окна. Они обтянуты чем-то серым. Возможно промасленной бумагой, или скорей всего бычьими пузырями'. Мы посмотрели на окна домов. И точно, ни в одном доме, не было стёкол. А Кулибин продолжил: "Я тут подумал, господа офицеры. Первое — проснулись не там, где уснули. Второе — нападение бандитов, одетых в доспехи времён Мономаха. Третье — нет железной дороги, там, где она должна быть. Четвёртое — это окна. Я не видел, даже в самых нищих домах окон без стёкол. А тут? Пятое — священник сказал про год 'шесть тысяч пятнадцатый от сотворения мира', а это тысяча дести седьмой год. Я не сомневаюсь в нормальности священника". Он помолчал. 'Вывод один — мы попали в прошлое и сейчас тринадцатый век. Матвей Власович, ты в истории силён, кто в тысяча дести седьмом году великий князь?'. 'Всеволод Юрьевич, по прозвищу — Большое Гнездо'. 'Вот' — поднял палец Кулибин, 'От этого и будем отталкиваться'. 'То есть' — не понял Ефпатин. 'Обживаться тут будем'. Ефпатин расстроился: 'А домой, что не попадём уже?'. Кулибин пожал плечами: 'Как? Вот и я не знаю. Кстати, господа. Сколько патронов осталось? У меня полный барабан и ещё шесть патронов'. 'У меня тоже' — сказал Ефпатин. Я похлопал по карману и достал револьвер. Откинул барабан: 'У меня только шесть выстрелов, господа'. Иван Петрович вздохнул: 'Будем беречь. Придётся обходиться холодным оружием, надеюсь, уроки фехтования вами не забыты? Вот и славно, а с остальным оружием потренируемся'.
