Музыка тишины

— Видишь ли, у нас скоро появится новая ученица. Вряд ли это тебя удивит, ты ведь знаешь, что она нас крайне интересует.

— Не она.

— Нет, именно она... обстоятельства изменились.

— Беттани Сэнджио — пустышка. Зачем она тебе? — прищурившись, спросил парень.

— А тебе зачем? — парировал директор.

"Так, опять Беттани Сэнджио. Нет, надо будет всё-таки к девочке присмотреться получше" — решил для себя профессор Дерби.

— У неё очень ценная родословная, — не дождавшись ответа, продолжил директор.

— Я и забыл, что представители аристократии для тебя всё равно, что породистые собаки. По крайней мере, сами по себе мы для тебя особой ценности не представляем, — равнодушно пожал плечами Эдмунд.

— Ты же знаешь, что это не так.

— Нет, не знаю, — возразил парень и, отделившись от стены, направился к двери, — я принимаю твой предложение, Грегори, — не оборачиваясь, на прощание бросил он и вышел.

Только после того, как закрылась дверь, мистер Дерби понял, что Эдмунд двигался совершенно бесшумно, словно тень. Кроме того, парню каким-то образом удалось незамеченным пробраться в дом, напичканный техническими и магическими охранными системами. А вот хозяин дома, кажется, совершенно всему этому не удивился.

— Вот что, Уинстон, — как ни в чём не бывало, произнёс директор, — найдите Беттани Сэнджио и как можно скорее.

— Прежде чем привести её в Орден, необходима инициация, — напомнил профессор Дерби.

— Попробуйте, но если не получится, всё равно доставьте её на остров и займитесь обучением.

— Хорошо, — с готовностью согласился профессор.

Ему очень хотелось поскорее уйти отсюда, вернуться домой, принять горячую ванну и выпить крепкого чая, а может чего и покрепче, устроившись в глубоком кресле перед телевизором. Он редко позволял себе это, но после всех этих "задушевных разговоров в неформальной обстановке" немного расслабиться было жизненно необходимо. Всё-таки общение с Грегори Вильсоном здорово выбивало из колеи.

Когда профессор Дерби стал прощаться, его не стали задерживать, чему он был несказанно рад. Мужчина вышел из кабинета в просторный коридор, где его уже ждал предусмотрительный дворецкий, который проводил его к выходу. Всё-таки есть что-то угнетающе мрачное в этих старинных родовых особняках и имение Вильсонов не был исключением.

"Аристократы чтоб им... а ещё до города часа три добираться" — садясь в машину, подумал профессор Дерби, — "а к девочке надо будет всё-таки присмотреться получше".

========== Глава 17. Безумная. ==========

Ник был в отчаянии. Он не знал, что произошло и, тем более, не знал, что с этим теперь делать. Вроде бы ещё совсем недавно всё шло хорошо, Мария была вполне здорова и счастлива, и вдруг такая резкая чудовищная перемена...

Он нашёл её на другое утро после грозы в мастерской, которую самолично запирал... без сознания... без одежды... всю в крови... в чужой крови... Вязкая, ещё тёплая, багровая жижа медленно растекалась по полу, змеилась по огромному оконному стеклу, капала с бордовой ткани — и не было ни единого указания на то, кому она могла принадлежать. На самой Марии не было ни царапины, только замысловатые кровавые узоры по всему телу, которые при его приближении стали медленно исчезать, будто впитываясь в кожу.

Надо бы было вызвать полицию, но, если хорошенько подумать, то какой в этом смысл? Следов взлома или присутствия посторонних в квартире нет, и тела живого или мёртвого (хотя, судя по количеству крови, живым оно точно быть не могло) тоже нет, только Мария, которую Ник долго не мог привести в сознание. Когда же она, наконец, очнулась, лучше не стало — начался кромешный ад.

В глазах Марии поселился ужас, беспросветный бесконечный ужас, её бросало то в жар, то в холод, и маленькое хрупкое тело будто обратилось в один сплошной оголённый нерв. Она металась, рыдала и кричала — кричала — кричала, потом внезапно затихала, просто застывала, глядя незрячими, пустыми глазами куда-то в пространство и достучаться до неё было невозможно.

Ник снова, не задумываясь, переехал к Марии и взял всю заботу о ней на себя. Он не мог доверить её чужим людям. Чувство вины перед Эллис отошло далеко на задний план и почти не тревожило, страх за Марию затмевал всё. Ник пробовал обращаться к докторам, но те только разводили руками и в один голос твердили, что больную необходимо госпитализировать и изолировать для блага окружающих и её самой. Видите ли, Марии лечение необходимо, но от чего конкретно эти товарищи собираются её лечить, никто из них объяснить так и не смог, следовательно, их предложение не вызывало никакого доверия.

Проходили дни, а улучшений в состоянии Марии так и не наблюдалось. Она всё так же металась, не зная покоя, а ещё по-прежнему рисовала, но совсем не так как раньше. Теперь это была ещё одна грань её безумия и лёгкий транс, в котором она всегда творила, превратился в лихорадочный бред. Теперь вместо мольберта и полотен был простой альбом, на листы которого художница выплёскивала то, что переполняло и терзало её. Если раньше её творения завораживали и пугали, то сейчас смотреть на них без содрогания было просто невозможно. Ярость, боль, страх, смерть, отчаяние — всё это подобно торнадо неслось из глубины этих чудовищных творений. Ник даже представить не мог, что кто-то способен так рисовать — несколько отрывистых взмахов кисточки и на белом листе возникала сгорбленная фигурка матери, судорожно обнимающей мёртвого ребёнка или изуродованный человек в крови с выражением муки и отчаяния на лице, или молодая девушка в лохмотьях с мёртвыми от безысходности глазами. Этих образов было много, и каждый из них был по-своему ужасен.

— Ник, я должна забрать эти рисунки. Это будет настоящая сенсация! Никогда не видела ничего подобного. Жаль, конечно, что на альбомных листах... ну, да ничего, такое всё равно дорогого стоит, — заявила, пришедшая навестить Марию Мириам.

— Мириам, ты о чём-нибудь, кроме своей галереи думать можешь? — раздражённо одёрнул её Ник.

— Конечно. Не ты один беспокоишься, но ведь одно другому не мешает. Кроме того, эти рисунки достойны того, чтобы их увидели, а Марии это никакого вреда не причинит.

— Тебе нужно получить её разрешение... сомневаюсь, что она захочет показывать кому-то такое, — нахмурился Ник, — а без её разрешения я забрать их не позволю.

— Ник, не говори ерунды. Она сейчас невменяема... к тому же вдруг она их уничтожит... порвёт или выбросит... нельзя так рисковать, — продолжала уговаривать Мириам, — я могу забрать их, а потом, когда ей станет лучше, я спрошу у неё разрешение. Уверена, она не откажет.

Упускать такую возможность Мириам никак не хотелось, особенно если учесть, в каком состоянии находилась художница. А если ей теперь лучше так никогда и не станет?

Смотреть на Марью было больно, кажется, теперь всё ещё хуже, чем было тогда, после смерти Майкла, хотя тогда казалось, что хуже просто некуда. Бедный Ник, утешить бы, так ведь не даст.

— Ник, ты всё время здесь? — участливо спросила Мириам.

— Я не могу оставить Марию одну, — устало ответил Ник.

— А как же твоя девушка? Ей, наверно, тебя не хватает.

— Прости, Мириам, но с этим я разберусь сам.

Ну, вот всё так, как она и думала — ей вежливо намекнули, чтобы она не лезла не в своё дело.

— Хорошо... слушай, ты консультировался со специалистами по поводу состояния Марии? — сменила тему Мириам.

— Да... они настаивают на госпитализации, — поморщился Ник.

— Но, может, так действительно будет лучше...

— Нет! Это просто убьёт её! Ей нельзя ни в какие клиники.

— Но ведь ей там действительно могут помочь.

— Как? Накачают какой-нибудь дрянью, превратят в овощ и начнут вести задушевные беседы? Нет, никуда я её не отдам! — теперь его голос сочился сдержанной яростью.

Мириам только покачала головой. А что тут поделаешь? И всё-таки делать что-то надо, а то ведь он доведёт себя совсем.

— Я знаю одного очень хорошего специалиста, его зовут Джеймс Коули — он часто бывает в моей галерее и, кроме того, является большим поклонником Марии... думаю, он не откажет в помощи. Я прямо сейчас ему позвоню и попрошу приехать.

— И он приедет? — не поверил Ник.

— Конечно. Я же сказала — он большой поклонник Марии... и он давно интересовался её личностью... в профессиональном плане...

Вся беседа заняла минуты три. Имя Марии Веланж действительно подействовало на доктора волшебным образом, он даже лишних вопросов задавать не стал и появился уже через час. Мистер Коули оказался высоким солидным блондином лет сорока пяти, с приятными чертами лица и даже очки в элегантной золотой оправе ничуть не портили его. Он осмотрел Марию, потом попытался с ней поговорить, но она, казалось, вообще не замечала его присутствия, безропотно выполняла его просьбы, но смотрела при этом куда-то в пространство мимо него. Ник прекрасно знал, что в такие моменты с Марией разговаривать бесполезно и никаких чудес не ждал. Мириам тоже ни на что особо не рассчитывала, и просто терпеливо дожидалась результатов обследования, сидя рядом с Ником на диванчике в гостиной.

— Ну, что я могу Вам сказать, — начал доктор, выходя из спальни Марии, — к сожалению, поставить сейчас точный диагноз сложно, необходимо более тщательное обследование и, конечно же, постоянное наблюдение за пациенткой, но одно совершенно точно, это состояние — результат сильного потрясения.

— Но в последнее время с ней всё было в полном порядке, — возразила Мириам.

— Возможно, Вы просто не всё знаете, хотя... есть и другое объяснение... — было заметно, что доктор Коули тщательно подбирает слова, — вполне вероятно, что в данном случае имеет место быть наследственность...

— Говорите прямо, доктор, — не выдержал Ник.

— Видите ли... в моей клинике есть одна весьма необычная пациентка. Знаете, эта женщина слепа от рождения и уверяет, что обладает даром ясновидения. Странная там вышла история — однажды её застали у колыбели её новорожденного ребёнка всю в слезах и с ножом в руке. К счастью, трагедию удалось предотвратить, и кажется, она была искренне благодарна за это. Её семья сделала всё, чтобы эта история осталась в тайне и вместо того, чтобы обратиться в полицию, поместила её в мою клинику. Собственно, она до сих пор находится у меня.

— Зачем Вы нам всё это рассказываете, — недоумённо поинтересовалась Мириам, — нет, это всё, конечно, очень интересно, но какое отношение это имеет к Марии?

— Я вообще-то не должен разглашать эту информацию — это является врачебной тайной, но данный случай... пациентку, о которой я вам говорил, зовут Виктория Веланж... она является матерью Марии. Я давно наблюдаю как за самой Марией, так и за её творчеством, должен сказать, весьма интересный случай.

Ник был поражён. Он впервые слышал об этом, хотя знал о Марии почти всё. Энжела Веланж — женщина с младенчества растившая девочку — говорила, что сестра мужа, мать Марии, умерла при родах. Ну, тут как раз всё понятно, зачем ребёнку знать, что её пыталась убить собственная мама? Однако...

— Почему Виктория пыталась убить... собственную дочь? — наконец, спросил он.

— О, а вот это самое интересное, — оживлённо воскликнул, доктор, — Виктория всё твердила о том, что её дитя уничтожит мир, правда, как именно уничтожит, она не уточняла. Сейчас пациентка, вроде, вполне вменяема, но покидать клинику отказывается.

— А можно мне встретиться с этой женщиной?

— Зачем тебе это, Ник? Она же явно ненормальная? — удивилась Мириам.

— Я не знаю... просто чувствую, что должен её увидеть... может, она скажет, что с Марией.

— Разумеется, ничего она тебе не скажет — она же сумасшедшая и, если я правильно поняла, почти тридцать лет провела в клинике.

— Тут Вы не правы, Мириам, я же уже говорил, что сейчас Виктория, вполне вменяема, — вмешался в разговор доктор Коули, — я, наверно, смогу организовать Вам встречу, но взамен Вы должны позволить мне в дальнейшем наблюдать Марию. Она великолепная художница и мне очень хотелось бы ей помочь... и такой интересный случай.

— В вашу клинику я её не отдам, — сразу предупредил Ник.

— Что ж, жаль... могу я тогда приезжать к ней, скажем, три раза в неделю. Кроме того, я просил бы Вас делать записи, фиксировать её состояние... что-то вроде дневника. Вы ведь её муж, верно?

— Верно, — последовал утвердительный ответ.

— Тогда до свидания, я приеду в среду, а пока ей необходимы покой и некоторые препараты, кое-что я вам оставлю, кое-что необходимо купить, рецепт я Вам выпишу.

После ухода доктора и Мириам, Ник отправился кормить Марию. Бедняжка снова сильно осунулась и похудела. Что же с ней такое? Будто проклял кто-то. За что? Она же как ребёнок. И женщина, давшая ей жизнь... с ножом... Ника передёрнула. Ему даже думать не хотелось о том, что могло случиться, если бы Викторию не остановили. Нет, всё-таки надо, непременно надо, поговорить с этой женщиной. Ради Марии, надо разобраться во всём.

========== Глава 18. Удача охотника. ==========

Хешки уже давно проснулся и теперь терпеливо ждал, когда проснутся его новоявленные спутники. Рассмотреть, как следует, "свою находку" он вчера не успел — некогда было, но то, что детишки уникальные не сомневался. Это ж надо иметь такую внешность и это притом, что они оба выбрались из какого-то подвала, чумазые и одетые в бесформенные балахоны. На них же даже морока не было! Хотя... Хешки ещё раз обвёл внимательным взглядом спящих детей и удовлетворённо кивнул — нет, не было на них никакого морока.

Давненько Хешки не встречал людей, не носящих морока, даже высокородные не брезговали, хоть и упорно отрицали. Морок вообще чрезвычайно удобная штука, если уж природа на тебе отдохнула, для некоторых так, прямо скажем, незаменимая, но сейчас им уже никого не удивишь — куда не кинь, всё сплошь красавцы да красавицы. Некоторые дак даже и не помнили, как выглядят на самом деле, хотя у большинства и смотреть-то не на что. Простолюдинам-то что? Какой с них спрос? А у высокородных считается унизительным лицо прятать, вот и изощряются в том, как бы понезаметнее изъяны породистой физиономии подправить. Хешки и сам в своё время не мало на свой морок потратился, но оно того стоило — теперь и горбатый нос не столь внушительных размеров, и глаза не те поросячьи щёлочки, которыми его наградила покойная мать и волосы явно погуще. Женщинам его новый облик нравится, а что ещё для счастья надо?

Однако пора было собираться потихоньку, дни здесь длинные, но не бесконечные. Хешки пододвинул к себе свою дорожную сумку в поисках одежды и запасов провизии. Тем временем мальчик открыл глаза и принялся недоумённо осматриваться.

— А, очухался. Ты давай и красавицу свою буди. Нам ещё идти далеко — Мёртвые земли за один день не одолеешь и до Юма путь не близкий, — не отрываясь от своего занятия проворчал мужчина.