Ученик-ориджин_версия

А причина, по которой она реагирует так...

Я это узнаю. Позже.

Сейчас продолжать расспросы — значит нервировать, а возможно и травмировать её ещё сильнее.

Если такой человек, как Као, срывается в слезы уже второй раз... Значит, причина достаточно серьёзна. А то, что она срывается при упоминании смерти и времени... У меня очень, очень плохое предчувствие.

Но это позже.

Сейчас — гладить по спине, прижимать к себе и после этого напоить чаем. Можно и чем покрепче, но в её возрасте и физических кондициях я не рискну определять нужную дозу.

— П.прости. — донеслось снизу.

— Все хорошо. — вот теперь можно погладить и по голове.

Главное — никакой похоти. Это очень легко чувствуется, и тут же вызывает отвращение.

Только поддержка. Только...

Да хватит уже врать самому себе, Акира.

Только любовь.

Ты запал на неё если не при первой встрече, то после того как она вместо того, чтобы начать ссору и наорать на тебя просто доверилась и помогла.

Мы помолчали.

— Где ты живёшь? — проще будет взять такси. Дороже, но она вообще не в том состоянии, чтобы ехать в метро или автобусе.

Она смущенно пробормотала адрес.

С одной стороны, мы можем просидеть тут вместе хоть весь день. С другой, лучше будет завести её домой и уже там поговорить с её родителями. Тем более что выгнать они меня не смогут.

Вызвав такси, я судорожно сжал телефон.

Не представимое в обычной ситуации действие далось удивительно легко.

— Алло, Ямамото-сама? Я сего... — меня оторвал голос из трубки.

— Сможешь. У тебя сегодня ночная тренировка, Акира-кун.

Как же кстати. Стоп. Почему я об этом узнаю только сейчас?

— Когда в следующий раз будешь утешать девушку — сразу покупай шоколад.

Звонок сбросили.

Понятно. Даже думать не хочу, как он узнает обо всем в реальном времени.

— Ты не должен... — господи, Каори...

— И должен, и сделаю. Ты для меня значишь гораздо больше пропущенной тренировки. — девушка смутилась.

Тоже мне. Её приравняли к одному занятию, а она считает это комплиментом.

Мы уже вышли из парка, и сели в подъехавшее такси.

И я очень, очень надеюсь что мне не придётся выбивать правду из её родителей.

Пока ехали, Као немного успокоилась. Ну как немного — на лице ни следа произошедшего, быстро поправила макияж (в трясущейся машине!), да и в целом, не видел бы произошедшего — не поверил бы.

Но... Слабо, едва заметно дрожит, пульс ускоренный, взгляд в никуда. Отходником от потраченных нервов если уже не накрыло, то скоро накроет. И лучше бы ей в этот момент спать в своей комнате, выпив если не успокоительного, то просто чего-нибудь горячего.

И ладно если у неё просто фобия или паническая атака — неприятно, не опасно и можно заблокировать, а вот если что-то серьезное...

Нет. Рано судить. Сначала поговорю с её родителями. В конце концов, это в их интересах, я с их дочерью стабильно половину дня провожу.

Машина остановилась, расплатившись, вышел. Ого. В интересном месте она живёт. В кондитерской.

Как я понимаю, второй этаж жилой, а первый под рабочее помещение.

Понятия не имею, как они договаривались с муниципалитетом, но видимо успешно.

Внутри оказалась не просто кондитерская, но совмещённая с кафе — сейчас в ней была занята примерно половина столиков.

Као шла довольно уверено, хоть и слегка покачиваясь. Да, однозначно паническая атака.

Понять бы ещё причины.

Черт, ну пожалуйста, пусть это будет детской травмой или какой-нибудь фобией. Ну или просто паническими атаками, такое тоже бывает.

Когда мы зашли, на встречу выскочил мужчина в поварской одежде.

— Кто гуляет с мое... — 'й дочерью' осталось несказанным.

Посмотрев на уже явно дрожащую Као (на тридцатиградусной жаре!), судорожно сжимающую мою руку, он тут же все понял — даже взгляд изменился.

Весь шуточный настрой пропал так же быстро, как и появился.

— Паническая атака? — вопрос риторический. — Быстро внутрь. — значит, разумный человек.

Подняться на второй этаж, не рассматривая планировку подняться по лестнице за мужчиной.

— Доченька, ты как? — зашли мы, как оказалось, в её комнату.

Разумно — роль гостиной все равно выполняет зал внизу, а нерабочие посещения лучше максимально уменьшить.

— Все хорошо, пап. — мы переглянулись.

Видно, как ей хорошо. Колотит так, что даже кровать дрожит.

— Я принесу успокоительное, ты... — так, все ясно.

— Я посижу с ней. Быстрее. — возможно, обращаться на ты к взрослому человеку не лучшая идея, но сейчас мне как-то плевать.

Он кивнул, уйдя вниз.

— Все. Будет. Хорошо. — нежно поднять пальцем подбородок, заставляя смотреть мне в глаза, тепло, медленно и чётко проговаривая.

Вряд ли она сейчас воспринимает то, что я говорю — роль играет только тон и общая интонация.

Спасибо за обширный практический опыт, сестренка.

Хотя её трясло после клановых мероприятий, на которых она как наследница обязана была присутствовать.

Помнится, после того как она по приказу пристрелила какого-то должника, я с ней ночь сидел.

Какая же у меня все-таки мразотная семейка, если так подумать. Один нормальный человек, и ту кровью повязали.

Так, простые словесные утешения это только часть процесса.

Теперь обнять, старательно игнорируя тот факт, что её лифчик сбился, посильнее, но не делая больно прижать к себе, и ждать, пока её опустит. Больше я тут ничем не помогу.

Дверь открылась, и мужчина вернулся с большой кружкой, от которой шёл пар.

Как ни странно, нам хватило взглядов, чтобы понять друг друга.

Кивок на Каори. Пожать плечами, перевести взгляд на столик у кровати. Кивок, кружка опускается туда.

Вздернутая бровь 'ну как? ', мол. Покачать головой — 'все плохо'.

Он вздохнул и вышел, умудрившись взглядом передать сразу два фразы — 'Мне нужно работать' и 'оставляю на тебя'.

Странно, откуда такое доверие?

Постепенно Као начала успокаиваться, и потихоньку начала пить заваренный чай, чуть не пролив половину на кровать — руки все еще тряслись. На меня попало, но обошёлся, закрыв рукавами — после додзе такие мини-ожоги не тянули даже на комариный укус.

В итоге Као просто молча положила голову мне на плечо, постепенно прекращая дрожать.

Все, самый сложный этап пройден. Сейчас навалится опустошение, и лучше бы ей во время такого отката спать.

Мягко расцепив сжавшиеся за моей спиной руки девушки, уложил её в кровать, накрыв одеялом.

Снотворное в чае, видимо, уже начало действовать, так что вскоре дыхание стало ровным, и я вышел из комнаты.

Так, не знаю, какой силы было снотворное, но спать она после такого стресса должна долго. Так что сидеть у постели дело бессмысленное, хоть и приятное.

Но сейчас нужно уже наконец узнать, что с ней творится. Остальное подождёт.

Впрочем, реальность меня обломала. Внизу все так же кипел рабочий день, так что я решил не мешать, и вернулся в комнату.

А ведь мило. Кровать, что для Японии пусть и не нонсенс, но все же. Скрипка и все принадлежности по уходу за ней, ну это понятно.

Огромное количество плюшевых игрушек и просто милых вещиц. Заметка — нужно подарить такую же, только чтобы чем-то выделялась. Будет работать напоминанием.

Дальше... Большое количество белого, розового и золотого в интерьере. Ну, это её любимые цвета, что тут скажешь.

Больше комната ничем не запоминалась. Просто дарила чувство уюта.

Да. Однозначно, комнаты носят на себе отпечатки своих хозяев.

А что тогда сказать про мою?

А ничего. Я там сплю, а не живу. И то, в большинстве случаев, я там лежу в отключке, а не сплю. Вряд ли это можно назвать 'своей комнатой'.

Назвать додзе домом получается легко и непринужденно, да что там — оно так и воспринимается. А вот комната — нет.

Девушка мирно посапывала, укутавшись в одеяло. Удивительно тёплое для этого времени года, к слову. Как бы не перегрелась — ей ещё простуды для полного счастья не хватает. Ладно, тут я уже ничего не сделаю.

Устав рассматривать комнату, я присел на стул около кровати, наблюдая за спящей Као. Выглядела она удивительно мирно и спокойно.

Черт. Я вчера спал часа четыре. А ещё сегодня ночная тренировка, раз уж Ямамото-сама вошёл в положение...

Я понял, что сам проваливаюсь в сон, и не стал этому мешать. Закончится рабочий день — разбудят.

* * *

Разбудили меня тычком в плечо.

И вы даже не представляете, чего мне стоило не рванутся назад и выстрелить на опережение или хотя бы не вколотить живой будильник в стену, попутно сломав руку.

Когда тебя тренируют Хадзимэ и Акисаме, подобные рефлексы появляются сами собой.

А когда базу доводит до ума Сигуре, задачки типа 'как прямо отсюда и сейчас уйти от уже летящей в тебя пули' решаются на автомате.

Эти психи мне такими темпами поствьетнамский синдром устроят.

Но, вовремя вспомнив, где я сдержаться получилось. Хотя и со скрипом — рука мужчины была довольно жёстко зафиксирована. Ещё чуть-чуть, и будет двойной открытый перелом.

Спасибо за навыки, Акисама-сенсей.

Я отпустил руку. Извинюсь потом — Каори ещё спит.

Судя по взгляду, мужчина полностью понял, что именно произошло. А точнее — что не произошло.

Впрочем, обиженным он не выглядел. Так, лёгкая досада и ещё более мимолетное уважение. И усталость. Вот чего хоть залейся.

Кивок на дверь. Окей, то, чего я и добивался.

Каори все ещё спит, я не удержался, и лёгким, осторожным касанием погладил по голове.

После этого мы вышли из комнаты и спустились вниз. За окном уже было темно, часы показывали одиннадцать ночи, и кафе было закрыто.

Наконец можно говорить нормально, не боясь кому-то помешать.

Мы сели за первый столик — взрослые на диван, я на стул. К слову, сейчас я впервые увидел мать Каори — грустная, уставшая женщина лет тридцати пяти.

Готов поспорить, в своём счастливом состоянии она выглядит на двадцать пять, максимум тридцать. Те же золотые волосы, что и у дочери, да и лицо похоже — от отца у Каори только серые глаза да форма носа.

Да, я действительно обращаю внимание на такие мелочи — Сигуре-сенсей иногда требует восстановить лицо человека по кусочку на фотографии. Искать среди трёх тысяч фото нужное по разрезу глаз, тону кожи и форме носа — то ещё удовольствие. Особенно когда за каждую ошибку ты получаешь лишние сто кругов на пробежке и пулю в живот прямо во время занятия.

Вот уж что умеют мастера, так это мотивировать.

— Значит, ты Акира-кун? — ого. Странно.

— Вы обо мне знаете? — вряд ли по клановым каналам, так что...

— Каори много про тебя рассказывала. — я покраснел.

Подозреваю, что она рассказывала. Или про сон на уроках, или про пьянство. Потому что больше рассказать нечего.

— Не стесняйтесь, молодой человек. Мало кто так серьезно относится к тренировкам в наше время. — я выдохнул от облегчения.

— Это Оттаса. Ты или отдаёшь все силы и выдерживаешь, или ломаешься. — вряд ли им известно название додзе, все же для этого нужно быть занятым несколько в другой сфере, нежели кондитерская.

— Понимаю. В любом случае, ты сегодня сильно помог Каори. И мы благодарны за это. — они помрачнели.

Но самое главное то не это. Коктейль эмоций — тоска, отчаяние, застарелая боль, горе... И море усталости.

Мне резко перестало нравится то, что я чувствую.

— Полагаю, моя помощь останется востребованной и дальше. — так. Мне надоели эти игры. — Что происходит с Као?

Да, я называю вашу дочь не просто по имени, а по ласковому сокращению и она разрешает. Утри... Эм, смиритесь.

— Акира-кун, мы не можем сказать. — смешная шутка.

— Мне кажется, вы не совсем понимаете ситуацию. — так, я начинаю конкретно слетать с тормозов.

Тише, Акира. Тише.

— И чего же мы не понимаем? — надо же, это до чего они дошли, что в ответ на такую откровенную борзость со стороны молокососа — тихое отчаяние и горечь.

Неправильно ставлю вопрос. До чего дошла Каори, если её родители уже едут с катушек от тоски.

— Позвольте мне объяснить, как я это вижу. В один прекрасный, солнечный день, Као вдруг спрашивает у меня, забуду ли я её, если она умрет. — реакция на последнее слово было такой сильной, что даже дезориентировала на минуту. — Когда я поклялся в том, что никогда, она отхватила паническую атаку, от которой сейчас с трудом отходит. А до этого при упоминании оставшегося времени чуть не разрыдалась. Я уверен, выводы вы сможете сделать и сами, так что просто повторю вопрос. Чем. Болеет. Као?

И это должно быть смертельно или около-смертельно, чтобы вызвать такую реакцию.

И черт возьми, если они сейчас пойдут в отказную, я просто выбью из них эти долбанные сведения.

И если мои опасения оправдаются... А они уже оправдались, если перестать врать самому себе, то у Акисаме появится новая пациентка. Чего бы мне это ни стоило.

Вряд ли дело будет в деньгах, врач такого класса может делать миллиарды в сутки, но если в них — я сочту моё наказание законченным. А если вдруг старый мудак откажется предоставлять нужную сумму — главой клана преждевременно станет Юна.

И никто мне и слова не скажет, разборки за власть они такие.

Хотя... Ямамото-сама скажет. Но Каори важнее.

— Акира-кун... — они, видимо, набирались смелости озвучить диагноз. — Боковой амиотрофический склероз.

Эм? Мне это ни о чем не говорит.

— Сколько стоит лечение? — при желании, оформить старого козла можно хоть завтра, лицом к лицу. После такого меня линчуют, но сестренка посмертную договорённость выполнит.

Как же легко я сам себя приговорил то. И куда делось хваленое подчинение главе клана?

— Его нет. -...

Что?

— Повт...рите. — да даже рак и спид уже лечат, мать вашу. Не бывает такого, что...

— Боковой Амиотрофический Склероз неизлечим. — это будто произнёс труп — лицо мужчины побелело, и он добавил. — Принципиально на современном уровне развития технологий.

Да бред. Быть такого не может. Не-Мо-Же. Херню несут.

Ведь не может, правда?

— Сссколька? — По голове будто ударили молотом. — Осталось? Ей?

Мыслей не было.

— Пять... может шесть месяцев. — даже думать не хочу, чего ему стоило это произнести.

А у меня это просто не уложилось в голове.

Пять месяцев? Сто пятьдесят три дня? Да вы шутите. Вы просто шутите.

Кажется, я рассмеялся. Совершенно истерично, как услышишь только в плохих фильмах.

Я хохотал, отчаянно пытаясь понять, почему перед глазами все вдруг помутнело, а в голове крутилась одна и та же мысль, с упрямством дебила пытаясь проникнуть в мозг. 'Не лечится' — кричал потолок. 'Не лечится' — складывался в надпись узор на столе. 'Не...'

А вот хрен вам.

Бесполезны технологии? Медицина?

Так по ней и человек не способен без подготовки пробежать тридцать километров, после этого схлопотать сотрясение, а потом проснутся и пойти тренироваться с чуть побаливающей головой.

Не способны на такое люди. А вот те, кого тренирует гениальный врач — способны.