Кроме всех этих гастрономических полезностей, я "не отходя от кассы" приступил к важной беседе с другом:
— Федь, мне хотелось бы уточнить для себя одну важную вещь, и я рассчитываю на продуктивную беседу сегодня вечером. Но ты знаешь, в чем проблема: мне ни в коем случае нельзя открывать своей сущности девушкам. Для них я останусь Женькой. Может, немного странноватым, но все же...
— Ха! — прервал меня кудрявый физик громкой усмешкой. — Мягко выражаясь, странноватым.
— Ну, в психушку, надеюсь, вы меня не упечете. Тем более что Люся меня оттуда уже раз вызволила...
— Так о чем же ты хотел поговорить? — заинтересовался приятель. — Неужели еще осталось что-нибудь невыясненное между нами?
— Воз и маленькая тележка, — я грустно вздохнул и пояснил. — Все, что я вам втолковывал раньше, было из области прошлого, а о том, что может или не может произойти, мы особенно и не говорили...
— А и правда! — сообразил Федька. — Ну-ка, ну-ка, колись на свои ангельские штучки!
— М-да, ты же знаешь с какой я службы? — спросил я и, получив согласный кивок, продолжил. — Так вот, мы пытаемся позитивно воздействовать на прогресс цивилизации. Но чаще всего делаем ляпы. Тем более что наши возможности очень ограничены.
— Это я и так знаю, — нетерпеливо ответил друг, по пути закидывая в корзинку очередную цветастую упаковку непонятно чего. — Ты ближе к телу, так сказать...
— А ближе к делу вот что получается: человечество подошло к очень важному рубежу в своем развитии и перейдет ли оно его, еще вопрос, — я задумался, как бы все обсудить так, чтобы выслушать непредвзятое мнение моих сегодняшних собеседников.
— Что еще за рубеж? — возмутился приятель. — Опять война какая? Яснее не можешь изъясняться?
— Могу, — я честно признался. — Но не хочу. Мне сейчас очень интересно выслушать ваше мнение по этому вопросу, не испорченное моим влиянием, и надеюсь, оно будет хоть немного более развернуто, чем я услышал в церкви. Поэтому у меня к тебе еще одна просьба.
— Ага, какая?
— Поддерживай вечером нужное мне направление беседы и, может, мы много чего проясним...
— Но с тебя потом разъяснения, к чему все это понадобилось грешному ангелу? — поспешил заручиться моим обещанием друг.
Таким образом, мы прибыли ко мне, подготовленные к встрече, как морально, так и материально. В течение часа я суматошно метался по квартире, исполняя Федькины распоряжения. В результате, в назначенное время вся квартира сияла порядком и чистотой, а заодно и пахла заманчивыми ароматами довольно изысканных закусок. Что за чудесный у меня товарищ — подготовил вечеринку не хуже, чем в астральных пенатах. Откровенно говоря, я устыдился своих вечных пивных банок там "наверху", но признаваться приятелю постеснялся.
Когда прогудел домофон, я подлетел к нему и с радостью услышал приятный голосок Люси. Они с Катей пришли вместе. Вскоре я ворковал и порхал вокруг наших гостей, балансируя на грани приличия и провала — настолько был рад им, и настолько мне было трудно контролировать свои ангельские порывы. Кажется, даже немного смутил девушек своими расшаркиваниями, поскольку Катя спряталась за корчившего мне ехидные рожи Федьку, а Люсе пришлось только смеяться, показывая, что она якобы не придает значения моим комплиментам. Друг не дал мне совсем зарваться и, перехватив инициативу, вовремя провел дам в гостиную, показывая, что у нас тут к чему, а я, заглотив побольше воздуха, остался приходить в себя и собираться с мыслями перед важной беседой.
Благодаря кулинарно-социальным талантам Федьки, все шло как по маслу. Девушки плавно перешли от удивления приготовленными вкуснятинами к увлекательной болтовне ни о чем. Я выжидал удобный момент, потихоньку подливая вина и подсовывая закуски. Наконец, понял, что вино достаточно раскрепостило собеседников для откровенной беседы. Многозначительно подмигнув Феде, воспользовался маленькой паузой в разговоре и подкинул первую провокационную мысль:
— А знаете, что мне кажется?
— И что же? — поддакнул приятель, концентрируя внимание девушек на мне.
— По большому счету, человек и общество сейчас кардинально меняется, причем, настолько они не менялись еще никогда в истории человечества, — я задумчиво бросил высокопарную фразу, какими уже не раз бомбил несчастных слушателей на протяжении последних дней, и выжидающе затих.
— Хм, а я так ничего такого не замечаю, — провокационно буркнул Федька, подталкивая беседу в нужном мне направлении.
— А вот подумайте, вернее, попробуйте ощутить эти изменения. Правда, может, они виднее в некоторых европейских странах, но и Россия идет тем же путем. Только у нее более тяжелая дорога, и не мне это вам объяснять...
— Кажется, понимаю, о чем ты говоришь, — вдруг откликнулась Люся, напряженно что-то обдумывая и глядя в бокал с вином. Внезапно она подняла на меня свои темные глаза, и у меня сжалось сердце — настолько внимателен и открыт был ее взгляд. Как будто она мне в душу заглянула (будто у ангела есть душа). От неожиданности я смущенно потупил очи, а ее прорвало на откровения. — Я ведь два года после мединститута жила в Швеции. И знаешь, я чувствую, о чем ты говоришь, но трудно выразить это словами.
— А ты попробуй, — просяще промямлил я. — Мне это очень важно.
— Знаешь, почему-то у меня чувство обиды. Сама не знаю на что или кого, — девушка досадливо поморщилась. — Казалось бы, какая разница между ними и нами? И там и там живут люди со своими обычными проблемами и радостями. Вроде бы, сейчас и государственное устройство похожее, и богатых у нас чуть ли не больше, но у меня такое чувство, будто здесь все перевернуто с ног на голову: какая-то дикая пародия на то, как нужно жить людям. Почему у нас все против обычного человека, а там, человек живет своей жизнью и не мешает жить другим, а государство прислуживает своим гражданам? Почему там неприлично или глупо кичиться своим богатством, почему у них говоришь на равных хоть с профессорами, хоть с малыми детьми? Почему там тебе по-настоящему улыбаются даже малооплачиваемые служащие, вроде медсестер и уборщиц? И я не понимаю, откуда у нас столько злости и отчуждения вокруг? И самое обидное, я знаю, что многие русские, выросшие в тех странах, совсем другие — они тоже искренне внимательны и предупредительны к окружающим.
— Ты не совсем права, — я решился прервать девушку. — Чувствую, у тебя наболело. Но ведь и здесь много хороших людей, просто их время еще не пришло. Та страна, в которой ты жила уже перешла рубеж, перед которым стоит сейчас Россия. Беда в том, что перейти его очень непросто. На самом деле, ты дала очень тонкий психологический анализ.
Я был в неописуемом восторге. Эта девушка, вдруг сама легко и просто подметила то, о чем я безуспешно пытался толковать до этого с людьми.
— Хм, кажется, я понимаю, о каком типе людей ты говоришь, — подал голос Федька из своего кресла. — Их у нас еще по ошибке называли интеллигенцией.
— А почему по ошибке? — спросила удивленно Катя.
— Это свойство не совсем соответствует определению, которое предполагает высокую образованность. Поэтому часто и говорили: "необразованный человек, но насколько интеллигентен внутри". Но у нас этот тип людей не выживает — они слишком слабые.
— Да, да, именно так, слабые! — подхватил я. — Все пытался подобрать определение этим двум типам людей и, наверное, так будет правильно: новые слабые, но свободные люди, и старый тип — сильные рабы.
— А почему рабы? — возмутился Федька.
— Сейчас объясню, — ответил я. — Это не в том смысле, что они послушны. Понимаешь, это внутреннее рабство у своей животной основы. И не имеет значения рабовладелец ты или раб — психология одна: подавить других и получить максимум удовольствий от жизни. Они всегда дерутся за место под солнцем, не заботясь окружающих.
— А что же "слабые"? — спросила Катя.
— Люся описала общество, где "слабые" люди в большинстве или, по крайней мере, "делают погоду", формируя свободное общество и государство. На самом деле здесь кроется самый великий парадокс, который приходится преодолевать всему человечеству: "рабы" не могут построить свободного общества, так как не могут принять психологию свободных, но слабых людей. Тысячи лет люди нормально жили с рабской психологией и, несмотря на множество кровавых "освободительных" революций и восстаний, "рабы" всегда строили новое рабское государство.
— Теперь понимаю, — ответила Люся. — Ведь, придя к власти, "рабы" просто делили мир по-своему, а его нельзя делить, он должен быть для всех...
— Иначе сказать, вся мечта о свободе раба упирается в то, что рядом такой же раб, мечтающий о свободе за счет других... Ведь, настоящая свобода предполагает подсознательное уважение и, более того, уступки окружающим тебя людям. По той же причине "слабые" не выдерживают конкуренции сильным "рабам", ведь они вечно подсознательно уступают другим и стараются не наступать тем ни на пятки, ни на мозоли.
— Ага! Это как у нас стали "рабы" строить демократию, потом передрались, обозвали демократов дерьмократами и организовали "прочное" полицейское государство, — рассмеялся Федька.
— Да, для "раба" окружающие люди будут всегда ресурсом, кадрами, материалом, которым нужно управлять, распоряжаться, использовать и так далее. А государство, построенное такими людьми, будет всегда бдеть, учитывать, распределять, карать, но только не служить людям. И это положение не менялось с каменного века до последнего времени.
— Неужели все так плохо, и для нас нет никакой надежды? — спросила расстроенно Катя.
— Совсем даже наоборот, процесс идет. Ведь те же шведы-варяги когда-то по кровожадности могли заткнуть за пояс любой народ. Просто, в отличие от России, у них была пара сотен лет относительно мирной жизни. Единственный способ преодолеть парадокс — дать спокойно вырасти новому свободному поколению. Смотрите, потихоньку и здесь пробивается поросль "слабых" людей, для которых ценность чужой жизни не менее важна, чем собственной, ведь уважение окружающих заложено в человеческой душе, которая противоположна животной основе. Поэтому новые "слабые" люди все время вырастают из детей, если только "рабы" и рабское государство не выковывает из них сильных, подобных себе.
— Больно уж ты "слабых" хлюпиков обрисовал. Такие хоть вообще-то выживают? — спросил Федька.
— Ты не понял. Ощущение потребности свободы для всех и уважение окружающих -единственное отличие. В остальном это такие же люди со своими недостатками и достоинствами, делающие ошибки и пытающиеся их исправлять. На самом деле таких людей очень много, просто их не видно, ведь они не любят "толкаться локтями". Для меня вы все определенно относитесь к "слабым".
— Ну, спасибо! Но с другой стороны, лучше быть слабым и свободным, чем сильным, но рабом, — обрадовано заключил Федька.
— Именно! Вот ты, Федя, неплохой психолог, но тебе, ведь, не приходит в голову манипулировать людьми. И не приходит просто в силу того, что ты считаешь это чем-то неприемлемым для себя.
— Хм, наверное, ты прав, — как бы пробуя на вкус свежую мысль, проговорил Федька. — Но не кажется ли тебе, что наши современные "рабы" просто задавят "слабых"? Ведь их тотально пытаются обратить в сильных рабов. Посмотрите вокруг: насилие возведено в культ, им пичкают детей с утра до вечера под видом развлечений. А государство напоминает какой-то вертеп бюрократов. Сплошь провозглашаются красивые лозунги, но действия и результаты противоположны этим заявлениям.
— Да, такой воинствующий "раб" всегда прав, как право его государство, чиновники, церковь — все они не слышат и не видят окружающих людей, сражаясь за свою правду. Для них не существует других мнений, других правд или истин. И пока что это наша действительность, — совсем расстроенно прошептала Люся.
— Ладно, давайте о чем-нибудь более веселом поговорим, — мне стало стыдно, что я испортил настроение девушкам, хотя и был самым бессовестным образом рад, что нашел глубоко понимающих меня людей совсем у себя под боком. И чего, спрашивается, бегал по улицам и народ смущал? Но надо было срочно менять тему беседы, и я "вдруг" вспомнил свои приключения в больнице. — Люся, я забыл тебя еще раз поблагодарить за спасение...
— Да не за что! Все равно тебя далеко бы не увезли, — улыбнулась девушка, видимо вспоминая мои причитания.
— Помню, как ты вошла к нам в клетку, словно строгий ангел в белом халате: всех рассудила и всем помогла... Слушай, а что стало с этим парнем? Выглядел он неважно... — вдруг мои мысли набрели на моего несчастного "сокамерника", и разговор покатился по новым рельсам...
Когда уже стало темнеть за окном я, возвращаясь с кухни с очередной порцией закусок, застал Люсю одну в комнате. Она стояла с бокалом в руках и задумчиво смотрела в окно, где унылый пейзаж нашего на двоих с Женькой района медленно погружался в сумерки вечера.
— А куда остальные подевались? — не задумываясь, спросил я и поставил на столик тарелки с сыром и оливками.
— Они в другую комнату пошушукаться ушли, — улыбнулась девушка и напряженно замерла.
Я каким-то шестым чувством понял, что она хочет что-то сказать, но то ли стесняется, то ли боится. И все-таки, не будь я ушлым ангелом, если бы не мог разговорить девушку. Понимая, что ее легко спугнуть, я с самым скучающим видом взял бутылку с вином, немного плеснул себе, сделал выразительный жест с бокалом Люсе. Подучив отрицательный кивок, подошел к ней и, равнодушно глядя в окно, встал в полуметре, чтобы внимательно "изучать" старый, наполовину засохший тополь прямо напротив окна. На самом деле под прикрытием Женькиного тела сидел внимательный разведчик, который боковым зрением пытался отследить все действия девушки...
Немая психологическая обработка собеседницы удалась с блеском, и она все-таки решилась высказать свои сокровенные мысли:
— Слушай, Жень, ты уж меня прости, что я тогда в клубе... так грубо тебя оттолкнула... Ты же совсем не такой... наверно, просто выпил лишнего. Я чувствую: ты добрый и внимательный...
Как я хотел услышать такие слова от нее! Настало самое время расслабиться как мартовскому коту и получить полное удовольствие. Но меня вдруг словно молнией прошибла одна ужасная мысль: "Что же я творю?! Ведь, максимум, на что у меня есть время и право — это легкий необременительный флирт, — я сам себе был противен: Такая девушка унижается передо мной! Она же через все свое достоинство переступает. А я? Тоже ангел нашелся — преступно пользуюсь своими астральными способностями. Где уж тут бедной девушке устоять?"
Я зажмурил глаза, продолжая стоять лицом к окну, и лихорадочно пытался найти выход из положения: "Она же, кажется, по полной программе в меня втрескалась. Нужно сейчас же изменить ее мнение обо мне!" Но нахамить девушке я тоже не мог, ангел все же. Да и нравилась она мне, чего уж скрывать. Слишком нравилась — слишком, для того чтобы побаловаться и бросить... Я вдруг заметил, что она, не дождавшись моего ответа, разочарованно вздохнула и двинулась от окна. Мне ничего не оставалось делать, как взять ее за руку. Больше времени на придумывание вранья у меня не было, и я стал говорить все, что лезло на язык:
