Клим сходил на кухню и нашёл в домашней аптечке упаковку со шприцами. Оторвав от блистера один, он зашёл в родительскую спальню и сел перед материнским трюмо. Распаковав шприц, он какое-то время смотрел то на него, то на свою левую руку. Смазал лосьоном, который нашёл на столике перед трюмо, большой палец и наставил на него иголку. Только третий укол оказался чувствительным — боль пронзила руку до плеча. Клим в своём воображении, как и вчера, отправил эту боль дальше — в горло. Пришлось уколоть палец ещё дважды, прежде чем боль набухла и лопнула. Клим взглянул на себя в зеркало — теперь там отображался старший воспитатель Клопэн из французского лагеря. Именно его мыслеформа почему-то возникла в голове во время разрыва пузыря с болью.

Клим поднялся и осмотрел себя — на левой руке обнаружил короткие розовые пальцы с рыжим мехом на тыльной стороне и ни одного следа от уколов. Пройдя в гостиную, он ещё раз полюбовался чужой фигурой, отражённой в экране выключенного телевизора, после чего вскинул руки вверх (в правой всё ещё сжимая шприц) и издал победный клич — чужим надтреснутым голосом. Потом застыл перед собственным портретом, висящим на стене, и уже без особой жалости вогнал в чужой розовый палец иголку шприца. Для обратной метаморфозы понадобился всего один укол. Когда рука приобрела знакомые очертания, Клим сбегал к трюмо удостовериться, что он — снова прежний, после чего выбросил шприц в мусорное ведро. Немного поразмыслив, он вытащил из ведра пакет с мусором и поставил его у двери, чтобы не забыть вынести на помойку до прихода отца. А то ещё придётся оправдываться, что ты — не наркоман.

На полке у двери Клим нашёл деньги с запиской "на еду" от отца. Пересчитав их, он прикинул, что хватит на бургер с картошкой-фри в кафе и на маленький тортик для гостей. Оставалось всего полтора часа до их прихода, так что следовало поторопиться.

Родственницы пришли почти в четыре. Они с видом заговорщиков заходили в квартиру, крутя головой по сторонам. При этом Ольга кривлялась не меньше дочери. На ней была надета кофточка с глубоким декольте — Клим даже покраснел, когда обнаружил его на уровне своего носа. Видимо, привыкание к новому молодому телу у двоюродной бабки проходило стремительно.

— Да вы — буржуи! — Ольга ходила по квартире, стукаясь головой о дверные косяки и задевая люстры. Варвара же с ногами забралась в большое кресло в гостиной и рассматривала коллекцию на стене, которую мать Клима составила из подарков своих клиентов.

— А это — настоящая подпись Рамаяны? Ой, как же я её обожаю! — тут же завопила она, тыча пальцем в одну из фотографий на стене.

Климу показалось, что после появления родственниц их квартира словно уменьшилась в размерах. Он расставил чашки на журнальном столике в гостиной и порезал торт. Потом налил всем чая и стал терпеливо ждать, когда гости к нему присоединяться. В десятый раз ответив Варваре, что все автографы настоящие, и Ольге, сколько квадратных метров у них кухня, он стал в одиночку прихлёбывать остывший чай, запивая им совершенно невкусный торт. Когда родственницы, наконец, уселись за стол, Клим понял, что в него больше ничего не влезет. Превозмогая тошноту, он решил перевести бестолковую беседу в деловое русло:

— Так что у тебя за сюрприз? — спросил он Варвару.

— О! — завопила она с полным ртом. — Мы решили помочь тебе с тренировками, чтобы ты научился сам в кого хочешь превращаться. Каждый день можем тренироваться!

Клим скептически усмехнулся:

— И вы, наверное, что-то хотите взамен?

— Совсем немного! — гостьи переглянулись. После небольшой паузы прожевавшая торт Варвара продолжила. — Мы тут подумали, что тайскими таблетками изменения во внешности мамаши трудно будет объяснить...

— Не может быть! — саркастически вставил Клим.

— ...так что ей придётся на работу и с соседями принимать время от времени свой прежний облик — ну, пока не уволится, и мы не переедем. Это нужно примерно на месяц, максимум — на два. Так что мы с тобой будем тренироваться, а заодно мамаше помогать облик менять.

— Может, лучше сразу и за один раз? А вначале всё подготовить?..

— Клим! — встряла в разговор Ольга. — Ты знаешь, что такое бессонница? А отдышка? Я не выдержу ещё месяц в своём прежнем обличии! Ты можешь себе представить, насколько я счастлива именно сейчас, в этом юном теле?

Она показала на своё декольте, и Клим снова покраснел.

— Я уже представила её соседям, как двоюродную сестру из Саратова, которая поживёт у нас, пока место в общежитии освободиться, — зачем-то сообщила Варвара — вновь с набитым ртом.

— Это, что, мне к вам каждый день надо ездить?

— Можешь через день... Но это же и для твоих тренировок тоже.

Клим возмущённо хмыкнул. Он уже собрался выложить, что больше не нуждается в их помощи, потому что открыл волшебную силу боли, как тут в замке заскрежетал ключ. Отец редко, когда появлялся дома так рано, но сейчас именно он возник с угрюмым видом на пороге. Удивлённо осмотрел компанию в гостиной и вопросительно уставился на сына. Клим сглотнул слюну:

— Пап, это Варвара Самойлова — твоя двоюродная сестра. Помнишь, я тебе рассказывал? А это — её подруга из Саратова...

Отец недоверчиво перевёл взгляд на девушек, задержавшись на более взрослой и крупной Ольге — её вид плохо сочетался с представлениями о том, какие гости могут быть у несовершеннолетнего сына. Но Ольга, совершенно не смущаясь подозрительного взгляда, вдруг произнесла:

— Господи, Костик, каким же ты стал!

Глава 9 "Сделка века"

— Помнишь, ты приехал к нам..., к своей бабушке летом? Мне было четырнадцать — значит, тебе — девять. И я потащила тебя играть в дровяной сарай. Ты ещё боялся лезть наверх, где сушилось сено — кричал, что лестница развалится. А потом всё же залез, и мы нашли там гнездо летучих мышей — помнишь?

— Ольга? — отец почему-то схватился за сердце. — Она вам это рассказала?

— Костик, я — и есть Ольга, твоя малолетняя тётка. Можешь меня про то самое лето что угодно спрашивать...

— Но вы не похожи...

— Тебе, кажется, сын пытался рассказать... Ну, что мы с тобой — не совсем обычные люди. Ладно, садись в это кресло и наблюдай. Варвара, изобрази нам что-нибудь.

Варвара выбрала одну из фотографий на стене, после чего зажмурилась. У Клима судорогой свело живот — он испугался за отца. Тот выглядел ошеломлённым и каким-то взъерошенным. Куда-то пропал сильный и властный мужчина, которого Клим, если честно, немного побаивался. Отец теперь казался меньше, утонув в большом кресле, да ещё на фоне сидевшей рядом великанши Ольги. Варвара тем временем успела превратиться в поп-певицу Рамаяну — вскочив, она подбежала к фотографии, чтобы можно было сравнить. Отец переводил растерянный взгляд с одной девушки на другую, а потом остановил его на сыне. Тот передёрнул плечами, будто хотел сказать: "действительно, я же пытался тебе объяснить". Отец закрыл руками лицо:

— Почему всё сразу — в один день?

— Костик, ты что? — Ольга даже вскочила. — Это же здорово — как ты не понимаешь? Посмотри на меня! Я сама себе выбрала новую внешность!

Отец ничего не отвечал. Он выбрался из глубокого кресла и налил себе коньяка в баре — почти половину огромного бокала. Залпом выпил, но поперхнулся. Когда откашлялся, снова удивлённо обвёл всех — теперь уже слезящимися глазами. Варвара как раз находилась в обратной метаморфозе — отец внимательно следил, как сходит смуглость со щёк двоюродной сестры.

— Значит, мы все тут — оборотни? — произнёс он, издав в конце фразы странный смешок.

— Да! — сказали дружно девушки, а Клим молча кивнул. Отец снова странно засмеялся. Клим вспомнил, что скаут Жиль ссылался на инструкцию, по которой узнавшего о своей истинной природе оборотня следует на день оставить в покое, чтобы он свыкся с этим.

— Пап, я провожу Ольгу Сергеевну с Варварой и немного прогуляюсь. Если понадоблюсь, звони! — Клим решительно встал с места.

— Но нам так много о чём нужно поговорить! — возмутилась Ольга, на что Клим сделал страшное лицо и прошептал:

— Позднее поговорите. Его нужно оставить одного — хотя бы на пару часов.

Ольга нехотя, но подчинилась. Она бормотала себе под нос — и когда надевала обувь в прихожей, и спускаясь в лифте, и потом на улице:

— Что он, в конце концов, трагедию из этого делает?

На улице ещё светило солнце, но уже распластавшись на крышах домов. Разговаривать никому не хотелось, поэтому Клим скучно проводил своих гостей до метро. Они даже не договорились об очередной встрече, потому что все понимали — возникла большая неопределенность в виде отца Клима, который ещё неизвестно как примет свою новую сущность.

Когда стемнело, и Климу надоело бесцельно бродить по парку, он вернулся домой. В квартире было темно, но, когда Клим зажёг свет, увидел в кресле отца с почти пустой бутылкой коньяка. Тот щурился и прикрывал глаза рукой. Клим сел напротив. Отец выбрался из глубокого кресла на его край, плеснул из бутылки в бокал, но пить не стал, а замер с бокалом в руке, как будто задумался. Его глаза были красными и слезились, но недавняя пугающая рассеянность уже пропала.

— А почему бы и нет? — внезапно произнес отец. — Это же не болезнь, в конце концов. Может, и к лучшему, что всё так сложилось. Только матери давай не будем говорить... Так же, как Варвара, в кого угодно можно превращаться?

— Да, только надо быть примерно одной массы, а то может получиться непривычный масштаб — как у Ольги Сергеевны.

— Так вот почему она такая... высокая, — отец снова закашлялся. Когда он отдышался, то опять пробормотал "может, всё к лучшему" и спросил. — А в дядю Женю я смогу превратиться?

Дядя Женя был партнёром отца по бизнесу — Клим видел его пару раз на семейных вечеринках. Это был бесцветный лысый мужик, который, кажется, не умел говорить ни про что кроме денег — какую бы тему ни обсуждали. Отец был шире его в плечах и выше, но зато у дяди Жени присутствовал заметный животик, так что по массе они были примерно равны. Клим ещё мгновение раздумывал, после чего утвердительно кивнул:

— Только комплекция у вас разная — одежда может не подойти.

Глаза у отца вспыхнули и смотрели уже куда-то мимо. Он автоматически хлебнул из бокала, но сморщился и решительно поставил его на журнальный столик:

— У меня же есть его костюм — как-то заодно со своим забирал из чистки, а случая отдать не представилось.

— Пап, — Клима начали одолевать подозрения, — только не нужно никаких авантюр — меня предупредили насчёт одного немца. Он очень богатый, а его люди отслеживают странные события, в которых могут быть замешаны оборотни — так они ловят нас для опытов. Никто живым оттуда не возвращался. Так что никаких скандалов...

— Что за страсти, сын, ты рассказываешь...

— Честно — я сам видел: на немца реальные уголовники работают. А он сам хочет себе новое тело, как у оборотней, и вообще бессмертие...

— Ладно, ладно — никаких скандалов. Понимаешь, такое дело: у нас на работе контракт большой наметился, да что контракт — контрактище, контракт века, а дядя Женя в самый ответственный момент на Мальдивы укатил. Мы завтра без него этот контракт ни за что не получим. Женя по телефону всё подтвердил, но требуется его личное присутствие — заказчики у нас недоверчивые больно. Если я вместо него заявлюсь, это — вроде как неуважение. Так что скандал, возможно, и будет, но только если дядя Женя завтра на переговоры не придёт... Ну, что — поможешь?

Конечно, Клим не мог отказать — в кои веки к нему за помощью отец обращался. Более того, даже испытал прилив воодушевления — несмотря на то, что ещё недавно зверски хотел спать. Смущал запах алкоголя от отца, но тот задавал вопросы — все по делу, пока Клим объяснял ему технику метаморфоз. Он также сам выбрал действительно удачную для их затеи фотографию дяди Жени. Переодевшись в халат, отец уселся рядом с Климом и взял его за руки. Но метаморфоза не шла — то ли все-таки виноват был алкоголь, то ли навыки у отца ещё слабые. Клим даже прибег к шприцу и бросался комками разрывающейся боли, но это привело только к размытому туману на лице отца. Тот в изнеможении откинулся в кресле:

— Может, ты — не мой сын?

— Исключено — я получил гены оборотня от твоей бабки — Ксении Михайловны. Да и черты лица, я видел, у тебя слегка менялись. Наверное, мы оба устали. Может, ты сильно прикипел к своей мыслеформе, и наших с тобой сил недостаточно. Как-нибудь надо будет попробовать вместе с Ольгой Сергеевной и Варварой...

— Как-нибудь? Завтра или никогда! Дай мне их телефон, пожалуйста.

Отец набрал номер и сразу принялся извиняться. Потом в его голосе появилась настойчивость и даже отчаяние. Клим уже не улавливал слова, потому что отец энергично перемещался по всей квартире. Наконец, он снова появился в гостиной, раздражённо произнёс "хорошо, будем в восемь" и бросил трубку. Ещё минут пять он нервно шагал по комнате взад-вперед. Остановившись перед сыном, прогрохотал:

— Ну и семейка у нас, оказывается! Ольга на ночь глядя куда-то уехала — сказала, что к старому знакомому. Но сама Варвара обещала помочь. И просила тебе напомнить о каком-то графике.

Конечно, разве могла она делать что-то просто так — Клим теперь со всех сторон всем будет должен! Он вдруг ощутил страшную усталость, поэтому отправился спать. И только закрыл глаза, как его снова разбудил возбуждённый отец:

— Я вспомнил! Отец, твой дед, велел сохранить какую-то старую тетрадь про оборотней. Я только что нашёл её в нашем архивном чемодане — смотри, может, завтра пригодится.

Клим ощутил в своих руках бумажную папку. Но сил что-либо изучать он в себе не нашёл. Поэтому промычал "хорошо" и снова провалился в сон. Отец ещё что-то говорил ему, но все слова слились в один сплошной убаюкивающий шум.

Солнце разбудило Клима, когда ещё не было и шести часов утра. Он проспал совсем немного, но смутная тревога не позволила заснуть опять. На цыпочках пробрался сначала в ванную, потом на кухню. Проглатывая бутерброд, он вспомнил про бумажную папку — вернувшись к себе в комнату, Клим обнаружил её на полу под кроватью. Развязав пожелтевшую тесёмку, он убедился — это такие же листки, которые ему скопировала Варвара: тот же почерк, те же чернила. Только страницы были другие. Сверив их, Клим даже рассмеялся — зачем-то кто-то (видимо, всё та же партизанившая в войну Ксения Михайловна) разделил старую рукопись на две части. Часть, которая нашлась у Ольги, содержала только нечётные страницы, а более поздняя нумерация только сбивала с толку. Соответственно, чётные страницы нашлись теперь у отца. Клим перетасовал их в правильном порядке и сосчитал — тридцать два листа. Разорванные ранее слова и фразы получили своё продолжение. Клим перебирал рукопись, пытаясь разгадать смысл теперь уже полных предложений, но они всё равно оставались головоломкой. Какой, видимо, казались и той же Ксении Михайловне.

Отец встал по будильнику в семь. Быстро побрился и сделал кофе — его он прихлёбывал в автомобиле по дороге к дому Варвары. Большую сумку, загруженную в багажник, он, видимо, собрал ещё ночью. Клим удивился, как отцу с бутылкой коньяка внутри удалось сохранить ясный ум — сейчас он снова казался уверенным хозяином происходящего. Видимость это или реальное владение ситуацией — Клим не мог разгадать, хотя и рассматривал отца исподтишка всю дорогу. Сам он мучился сомнениями и даже не пытался это скрывать. Ему очень хотелось заразиться уверенностью отца, успокоиться от умиротворяющего солнца и знакомого пейзажа за окном, но почему-то вспоминались то пролистанная только что рукопись, то жетон оборотня в кармане — всё это мешало поверить, что жизнь течёт по-старому. Да, ряды панельных домов, пробки и пыльная листва — это всё та же Москва, но теперь она вырезана из картона для постановки какой-то неизвестной пьесы, в которую автор для пущего впечатления зрителей непременно добавит хорошую ложку трагизма. Мышцы в теле Клима каменели от такого предчувствия, а слепящий свет становился тусклее.