Все ведьмы - рыжие

— Отлично, а я Риту забираю, — вставил Князь.

Ромочка насупился, даже кулачки сжал, и выдал:

— Йита моя!

— Явно прослеживаются еврейские корни, — задумчиво произнес Стужев. — Дите, еще раз, медленно и с расстановкой — тебе майозенка, мне Рита, заметь, ты получаешь лучшее.

Малый подумал, и уверенно сказал:

— Йома!

Стужев вопросительно глянул на меня. Перевожу:

— Он не 'дите', он Рома.

Князь невозмутимо протянул руку, Ромочка смущенно-удивленно-восторженно ее попытался пожать, Стужев выдал:

— Приятно познакомиться, я Алекса... дядя, в общем.

— Почему 'дядя'? — удивилась я.

Отняв руку у ребенка, который активно увлекся пожиманием, Стужев наклонился ко мне, и прошептал:

— Так если он свое имя исковеркал до неузнаваемости, представляешь, что с моим сделает? Так что пусть будет 'дядя'.

С трудом сдержала улыбку, нет, ясно, что Стужев сейчас просто прикалывается, но умеет же.

— Ладно, держи майозенку, — Князь протянул ребенку блюдо с кулинарным шедевром.

Но Ромка радоваться не спешил, и подозрительно глядя на Стужева исподлобья, хмуро напомнил:

— Йита моя!

— Жмот, — прокомментировал Стужев.

Ромка молча и требовательно посмотрел на меня, ожидая перевода непонятного слова. Я подумала и сказала:

— Живот. У дяди болит животик.

Малыш удовлетворенно кивнул, и, взяв ложку приступил к первому грибочку, Стужев же полностью развернулся ко мне и не скрывая подозрительности, протянул:

— Так, а ты уверена, что правильно перевела мне слово 'Йома'? Ибо возникли у меня смутные сомнения в качестве твоей компетентности как переводчика.

Я посмотрела на Ромку, дорвавшегося до желе и рыбки из кураги и, несмотря на занятость прислушивающегося к разговору, посмотрела на Стужева и прямо спросила:

— Князь, а зачем ты собственно, няшка анимешная, явился?

Серые глаза потемнели, с лица исчез даже намек на улыбку и у меня грубо спросили:

— Марго, я тебя оскорблял?!

Ой, ой.

— Прости, — выдавила с трудом, — так зачем ты пришел?

Мрачный взгляд продолжал неприязненно буравить мое лицо. Затем Стужев соизволил дать ответ:

— Ты мне нужна сегодня.

— Йита моя, — напомнил недремлющий Ромка.

Я подтвердила кивком. Князь ответил злой ухмылкой, и потребовал у скатерти кофе. Мы посидели в тишине пока отечественное фентези глотало черную горькую жидкость, а потом Стужев соизволил задать вопрос:

— Маргош, у тебя платье есть?

Чуть подавшись к нему, я громко прошептала:

— Стужев, ты не поверишь — я девушка!

— Намекаешь, что оглашение твоей половой принадлежности я обязан логически связать с имеющимися в твоем гардеробе платьями? Но, Маргош, я тебя ни в одном не видел, так что вопрос обоснован.

Мы с Ромкой переглянулись, малый показал некоторым коричневый от мороженки язык, я бы тоже кое-что показала, но не буду.

— Есть платье, — хмуро ответила Князю.

— Длинное? — продолжил вопрос Стужев.

— Нет, — нехотя созналась.

Не люблю длинные юбки.

Укоризненный взгляд и ехидное:

— А говоришь 'девушка'. Хотя я заподозрил неладное, едва ты выразила сомнение во всеобщей ориентации нашей группы. Знаешь, у кого что болит... — и такая многозначительная пауза.

Сложив руки, я направила пристальный взгляд на харю фентезийную. Он сам начал, я вообще молчала.

— Прости, Князь, — мило улыбнулась, — видишь ли, я скрывать и не собиралась, а вот твоя скрытность вызывает грустные мысли по поводу трусости...

Договорить не успела — послышался звук проворачиваемого в двери ключа, затем скрип, а после на всю квартиру раздалось:

— Ромочка!

Малый радостно заорал:

— Мама.

Князь стремительно поднялся, обошел стол, подхватил малого и опустил его на пол — Ромочка умчался к неожиданно пришедшей Кате. Стужев, с совершенным спокойствием произнес:

— Уменьшись.

Скатерть сжалась до носового платка и была спрятана в кармане фентезийщика. За все это время я не успела сказать ни слова, зато успел Князь — склонившись надо мной, он усмешкой произнес:

— Меня нет.

Я все так же сидела, когда в кухню ворвалась Катя — с пакетами из магазина, и стопкой каких-то книг.

— Риточка, — затараторила она, — знаешь, сидела на работе, и как накрыло — зачем мне эта шубка? Знаешь, этот вещизм, он же ни к чему хорошему не приводит, а дети...

Она повернулась и посмотрела в дверной проем — там Ромочка изо всех сил тащил в комнату еще один пакет из магазина. Натужно тянул, но упрямо и не сдавался. А рядом с его сосредоточенной мордашкой порхала феечка, и я услышала ее мелодичное:

— Взялся — тяни, бросать негоже, ты же мужик.

— Музик, — печально согласился Ромочка.

— Мужик, — восторженным эхом отозвалась Катя.

Я оторопело посмотрела на нее — и, судя по взгляду, фею Катька не видела! А учитывая, что и на стоящего у окна Князя не реагировала — его не видела тоже!

— Кааать, — осторожно начала я.

Она повернулась, посмотрела мне в глаза и вдруг как-то радостно улыбнулась. Катя полненькая брюнетка с задорной улыбкой, ямочками на щеках, пухлыми ручками и незлобивым, но очень ветреным характером. За те три года что у нее есть Ромка она уже раз двенадцать влюблялась и разочаровывалась, в последнее время бредила идеей о шубе и элитном садике для Ромки, ради чего вторую работу взяла... Но вот ни разу она не бросала работу вот так вот резко!

— Знаешь, ты ведь все правильно говорила, — Катя дождалась пока Ромочка втащит кулек на кухню, бросилась к нему, зацеловала и поблагодарила, а потом поднявшись и выкладывая продукты не стол, продолжила: — И про то, что Ромашечке внимание нужно, и про правильное питание...

— Хочу майозенку! — прозвучало требовательное.

И тут Катя выдала:

— Майозенку кушать вредно, а я молочко принесла.

Шок был не только у меня, маленький тоже стоял, от удивления приоткрыв ротик. И он уже хотел было начать возмущаться, он это умел при желании и практиковал исключительно на Кате, на мне просто бесполезно было, но тут феечка вмешалась, напомнив:

— Маму обижать нельзя, ей и так тяжело, а ты ей первый помощник и защитник.

И Ромочка насупился, сжал кулачки, кивнул и самому себе напомнил:

— Я музик.

Катя ласково потрепала его по головке, а я... я посмотрела на стопку книг и в очередной раз искренне удивилась — правильное питание, учебники по воспитанию детей, букварь даже!

— А букварь не рано? — ошарашено спрашиваю.

— В игровой форме можно начинать уже, — Катя стремительно выкладывала продукты, причем овощи, молочное, крупы, и никаких тортиков, пирожных, мороженного и готовых салатов, — Ритулечка, а тебе домой не пора, мама волноваться не будет?

Я просто сидела, открыв рот — Катя мою маму не то чтобы не любила, просто не переваривала и данная тема вообще никогда не поднималась.

— Пора-пора, — отозвался незримый для некоторых Князь, — и давай сам а, чтобы я фею не вмешивал.

Очень хотелось послать Стужева, но не при Ромке же.

— Да, — медленно поднялась со стула, — пойду я, наверное.

Проводил меня Ромочка, держа за руку и сурово насупившись. Дойдя до двери, оглянулся на кухню и доверительно прошептал:

— Мама взрослая.

Устами младенца...

— Повзрослела, — согласилась я.

— Я музик, — напомнил то ли мне, то ли себе Ромочка.

— Настоящий музик, — согласился Стужев подталкивая меня к двери.

— Ты плохой, — выдал очередную мудрость мой самый лучший мужчина на свете.

— Умный пацан, — не стал возражать Князь, каким-то образом умудрившийся открыть дверь и таки вытолкнуть меня на лестничную площадку. — Все, Йома, — он наклонился, протянул малышу руку, — бывай, маму береги, мужиком будь, ну и дальше по списку.

— Писку? — переспросил Ромка.

Стужев глянул на меня и попросил:

— Не переводи, мне уже страшно представить, как ты интерпретируешь это кажущееся на первый взгляд невинным слово. Пока, Йома.

— Пока, Гьязь, — отомстил малый и за себя и за меня.

— О-ба-на, — опечалился Стужев.

— Знай наших, — ответила гордая за наших я.

Ничего не ответив мне, Князь, он же с легкой Ромкиной руки Грязь, махнул мелкому, вышел и закрыл двери. После решительно направился к лифту, вызвал, и пока тот ехал, вернулся за мной, взял за локоть, завел в лифт, и мы молча подождали, пока дверь закроется.

Дальше случилось нечто — рывок, и прижав меня спиной к не особо чистой стенке лифта, Стужев навис, вжимая в эту самую стенку и зло произнес:

— Трус значит?

Не сразу врубилась, к чему это было сказано. Потом вспомнила, что это он видимо все еще помнит о моем: 'Прости, Князь, видишь ли, я скрывать и не собиралась, а вот твоя скрытность вызывает грустные мысли по поводу трусости...'.

— Слушай, Гъязь, — ехидно начала я, — у тебя какое-то болезненное самолюбие, тебе бы к психологу записаться, глядишь и комплексов поубавилось бы...

Договорить мне не дали — Князь как-то резко оказался совсем близко, так что это уже было мало похоже на сентиментальные мексиканские сериалы, и явно двигалось в сторону немецкого эротического фильма, и вот в этом положении, Стужев с усмешкой поинтересовался:

— Марго, а что ты знаешь об инициации ведьмы?

В моей голове прокрутилось нечто вроде лишения невинности, посему стараясь не показывать нарастающий ужасть, ровным голос интересуюсь:

— Гетеросексуальность доказывать будешь?

Усмешка, и склонившись ближе, так что теперь его губы ощущались моими, Стужев проникновенно прошептал:

— Девственность? Маргош, да кому она нужна. Поверь, тут все гораздо интереснее , — почти поцелуй и он продолжил, — для того чтобы инициировать ведьму, нужно просто... — Князь допустил паузу, затем выдохнул, — разбить ей сердце.

Лифт плавно двинулся вниз, мое сердце ухнуло куда-то, где ему было не так страшно как со мной, мне вдруг стало очень холодно и жутко, а Стужев... ну он просто искренне наслаждался ситуацией, няшка анимешная.

— Стужев, — задумчиво произнесла я.

— Мм?

Я резко выдохнула, приводя чувства в порядок, потянулась к нему и тоже проникновенно так:

— А к психологу все же сходи, Князь, он тебе явно нужен.

Стужев решил поржать мне в лицо. Решение даже было приведено в исполнение, но на патетической ноте злодеюкского смеха, лифт остановился, дверь открылась, и вошел...

— Добрый вечер, Владимир Михайлович, — вежливо поздоровалась я с суровым дедушкой, бывшим бабушкиным другом.

Некогда важный генеральский чин остановился на входе в лифт, с некоторым недоумением созерцая картину собственно распятой Стужевым меня, ну и торжествующе-злодейская харя Князя тоже без внимания не осталась.

— Риточка, голубушка, а что тут у вас происходит? — задумчиво вопросил извечно спокойный Владимир Михайлович.

Он вообще всегда был спокойным мужиком — что ему житейские неурядицы после реальных боев в суровой афганской реальности.

— А тут у нас злодей злобствующее торжествует, — созналась я.

Стужев медленно отпустил, но стоять остался рядом.

— В каком смысле торжествует? — Владимир Михайлович в лифт зашел, но трость была им едва заметно перехвачена чуть иначе.

И ведь даже не заметишь сходу, просто однажды довелось мне присутствовать на уроке 'вселенской справедливости' преподанной бывшим генералом местной гопнической братии, и после сего урока у последних возникли трудности с щелканиеим семечек, по причине нарушения зубной нормы.

— В смысле, что наивно надеется разбить мое сердце, — врать уважаемым людям я не люблю.

— То есть на твою честь не покушаются? — сразу все понял бывший генерал.

— А честь, Владимир Михайлович, в современном мире вещь ненужная, у нас злодеи все больше на сердца ориентируются, — продолжаю я беседу.

— В каком смысле? — встревожился военный и сразу заподозрил Князя в корыстолюбии: — Ритулечка, а этот ваш злодеище случаем не бывший медик, перешедший на сторону черного донорского рынка?

— Что? — не понял Стужев, видимо ни разу не участвующий в высокоинтеллектуальных беседах.

— Нет-нет, что вы, — поспешила я успокоить Владимира Михайловича, — этому до светил медицины как до Китая в валенках, тут речь о метафорическом разбивании сердца.

— Метафорическом, — протянул бывший генерал, вперив пристальный и очень подозрительный взгляд в Стужева. — Молодой человек, а вы служили?

Князь как-то нехорошо сложил руки на груди, и уставился на пенсионера не менее подозрительно-пристальным взглядом.

И тут лифт остановился.

— После вас, — произнес Владимир Михайлович, обратившись ко мне.

Как воспитанная девочка я вышла из лифта. Уже вступив в коридор, повернулась... и узрела, как ловким и очень быстрым движением, Владимир Михайлович нажал на кнопку собственно тростью, ею же отрезал путь к отступлению Князю. Дверь закрылась!

Тридцать последующих секунд я стояла в ступоре, думая куда бежать, кому звонить, и вообще я за него дико испугалась! За Владимира Михайловича, естественно, не за двухметрового накаченного няшку же!

Двери лифта медленно разъехались...

— Не служил, — вынес вердикт бывший генерал, гордо покидая кабинку лифта.

Анимешную няшку конкретно глючило на полу. Зубы у Стужева были явно на месте, а вот ребра, кажется, нет.

— Вввладимир Михайлович... — прошептала ошарашенная я.

— Идем, Ритулечка, такси тебе вызовем, нечего девушке вечером одной бродить, идем.

И мы вышли во двор. Там, пока я пыталась понять, что случилось, бывший генерал звонил ничуть не в такси, а сыну старого друга, которого я тоже пару раз видела — Евгению.

— Женечка, — вот то единственное, что сказал Владимир Михайлович.

— Сейчас буду, — ответили в трубке.

Не простояли мы и двух минут, как черный хаммер зарулил во дворик, и остановился напротив нас.

'Женечка' ростом по значительнее Князя и разворотом плеч по внушительнее, вышел их машины, обошел махину, подошел к нам.

— Как оно? — участливо спросил бывший генерал, протянув руку.

— Потихоньку, — ответил шкаф Женечка. — Проблемы?

— Да ты знаешь мутный человечек тут нарисовался, — лексикон бывшего генерала удивил меня не меньше его ловкого обращения с тростью, — документов при нем никаких, зато все кредитки в наличии, и что совсем странно — права явно не местного производства, и не в гаи деланы — я такой качественной печати у местного водилпрома в жизни не видел.

— Права, — спокойно приказал 'Женечка'.

Владимир Михайлович молча протянул пластик.

Женек в свою очередь протянул руку и... завис. И бывший генерал тоже завис.

— Это вообще кто такой?! — гневно вопросили за моей спиной.

Медленно обернулась — Стужев нервно вытирал кровь с искореженной губы.

— Генерал... бывший, — пробормотала я.

— Бывший? — подойдя, Князь лишил элиту военных подразделений собственных прав, бумажника, тоже судя по всему собственного, карточек кредитных, и даже вытащил из кармана кулон, после чего меня схватили за руку и потащили с места событий, нервно выдав: — Нинзюцу кэгэбешное!