Наследие ван Аленов. Книга 4

Ну что ж, по крайней мере, ей не придется больше носить свои неудобные сапоги. Даже после проведенной ампутации каблуков они все равно не позволяли нормально перемещаться. Мими сбросила сапоги, разделась до трусов и лифчика и скользнула в воду, держа сумку над головой.

Вода, должно быть, текла из горного источника, судя по тому, насколько она была холодной, почти ледяной. Но все равно это было чудесно — погрузиться в нее после почти двухдневного блуждания по раскаленному городу, где они не могли принять душ. Течение было сильным, и Мими едва не сносило. Девушке пришлось напрягать мускулы до предела, чтобы перебраться на другой берег. Когда она добралась до мелководья, Кингсли протянул руку и вытащил ее наверх, но Мими потеряла равновесие и упала в его объятия, на миг прижавшись к нему всем телом.

От неожиданной близости Мими покраснела, и обнаружила, к своему удивлению, что Кингсли тоже выглядит смущенным.

— Извини, — произнес он, выпрямляясь.

При всей своей болтовне и постоянном флирте он вел себя как настоящий джентльмен.

— Да не за что. — Мими выразительно улыбнулась, давая понять, что, завидев ее в мокром нижнем белье, никто не в силах устоять, даже сам великий Кингсли Мартин.

Но личина беззаботности была не более чем личиной, потому что Мими почувствовала, как в тот миг, когда Кингсли прикоснулся к ней, между ними проскочила искра. Произошло нечто такое, чего Мими покамест не желала признавать — или не желала признавать вообще, — но она ощутила некую связь с Кингсли... И не только. Еще желание, совершенно не похожее на ее обычную ненасытность по отношению к людям-фамильярам, этим игрушкам с красной кровью, которые она использовала в соответствии с собственными прихотями, — двоих таких она оставила в гостинице. Нет, это было нечто более глубокое и волнующее. Может, некое воспоминание? Может, они знали друг друга в прежней жизни? А если это вправду так, что между ними было? Ничего? Или все? Впрочем, у Мими не нашлось времени долго размышлять над этим, потому что Ленноксы уже карабкались на берег.

Мими достала одежду из водонепроницаемого пакета и начала одеваться, стараясь не глядеть на Кингсли. Тот вел себя точно так же.

— Должно быть, уже недалеко, — произнес Кингсли, сверившись с картой, когда все были готовы.

Они шли через заросли, пока не добрались до группы деревьев и прочей растительности, образующей занавес вокруг небольшого деревянного домика — так, не лачуга, но и не полноценный дом. На двери был изображен чуждый символ — пятиконечная звезда. Метка Люцифера. Мими содрогнулась и заметила, что остальные члены команды тоже напряглись. Да уж, тут дело посложнее, чем драться с бандой наркоторговцев.

— Значит, так, — распорядился Кингсли, — мы с Форс берем на себя главный вход, а вы двое заходите сзади.

Он осторожно двинулся к входной двери, Мими следом.

— На счет три, — кивнул Кингсли.

Он обнажил меч. Серебряный клинок сверкнул на солнце.

Мими извлекла из кружев бюстгальтера иглу, и та превратилась в клинок. Внезапно в ее сознании возникла картина: погоня за демонами по узкому ходу в пещере, пронзительные крики и тишина. Что это, воспоминание? Или переданное сообщение? Чей это был голос — Джека? Этого Мими не поняла. Связь между ними была не такой, как следовало бы.

"Сосредоточься!"

Кингсли начал отсчет:

— Один, два...

Он кивнул Мими. Девушка пнула дверь, и та распахнулась с громким стуком.

ГЛАВА 24

ШАЙЛЕР

Джек провел Шайлер через жилые улицы острова Святого Людовика — девушка успела краем глаза взглянуть на собор Парижской Богоматери, пока они мчались мимо него к ближайшей станции метро.

— Куда мы? — Выдохнула она, когда они перепрыгнули через закрытый турникет.

Поезда перестали ходить час назад.

— Туда, где будем в безопасности, — отозвался Джек, пока они бежали к краю пустой платформы.

Шайлер уже успела привыкнуть к красоте парижского метро, но все равно ее поражало, до чего же в Париже прекрасно все — даже подземка. Станцию "Сите" озаряли светильники в стиле артдеко, изящные шары, что вились над путями с очаровательным своеобразием.

— Под этой станцией есть другая, старая. Ее закрыли, когда метро перестраивали, — сказал Джек, открывая потайную дверь, что была расположена в дальнем конце станции.

Он повел девушку вниз по пыльной лестнице. Нижняя станция словно застыла во времени: казалось, как будто лишь вчера пассажиры ждали поездов, чтобы отправиться к месту назначения. Шайлер с Джеком прошли по старым железнодорожным путям до того места, где рельсы закончились и туннель превратился в пещеру, уходящую дальше под землю. Темнота окутывала их, словно одеяло. Шайлер очень радовалась иллюминате: лишь благодаря этому свойству она могла видеть Джека.

Извилистые и узкие подземные тропы напомнили Шайлер кое-что, виденное в одной старой книге в Хранилище.

— Это ведь... — вопросительно произнесла она.

— Лютеция, — кивнул Джек.

Да, это был древний галльский город. Красная кровь, римляне, завоевав Галлию, назвали город в честь окрестных болот. Вампиры построили под ним грандиозную сеть туннелей. Краснокровные полагали, что от Лютеции остались лишь развалины амфитеатра в Латинском квартале. Они не знали, что большая часть города сохранилась в целости в катакомбах.

В отличие от подземелья под отелем "Ламбер" в катакомбах Лютеции был на удивление свежий воздух. И вообще здесь царила чистота. Шайлер решила, что их защищает какое-то заклинание. Не было ни крыс, шмыгающих вдоль стен, ни запахов плесени или гниения.

— Как ты думаешь, он все еще идет за нами? — Спросила Шайлер, не отставая от Джека.

Ей казалось, будто все ее существо превратилось в камертон, вибрирующий от страха.

Они спускались все глубже и глубже, и Шайлер обнаружила, что ничего не видит в непроглядной тьме, невзирая на вампирское зрение.

— Надеюсь, что идет, — отозвался Джек.

"Надеюсь, что идет?"

Шайлер на бегу осознала, что туннели образуют лабиринт, где переплетается сотня коридоров, уходящих в тысяче направлений.

— Здесь можно заблудиться навсегда, — сказала она.

— В том и суть, — ответил Джек. — Только Голубая кровь знает путь наружу. Эти туннели зачарованы против "анимадверто". Постарайся запомнить дорогу, и ты увидишь, что у тебя ничего не получится.

Джек был прав. Шайлер не помнила дорогу, и это было странно, и вообще делалось как-то тревожно, потому что вампирское зрение напоминало цифровой видеорегистратор. Оно позволяло перемотать запись на нужное место и вспомнить все: детали обстановки в комнате, выражение лиц всех присутствующих, каждое произнесенное слово. Так вот почему Джек надеялся, что Левиафан продолжает идти за ними! Хотя Шайлер все-таки сомневалась, что обычный лабиринт способен остановить демона.

— А те, кто остался позади?

— Там Чарльз. Он не допустит, чтобы они пострадали, — ответил Джек. — Он присматривал за Левиафаном, пока я пошел за тобой. Он сильнее демона.

Они бежали и бежали под землей, и казалось, что они оставили позади уже многие мили. Шайлер совершенно не представляла, где они находятся, и надеялась лишь, что Джек знает, что делает. Девушка думала, что у нее сердце разорвется от напряжения, а мышцы начали слабеть. Сколько им еще бежать?

"Недолго, — послал ей мысль Джек. — Мы уже почти добрались до перекрестка. Идем!"

Он провел девушку по тесному туннелю — чуть шире расщелины в камне, такому узкому, что они вынуждены были протискиваться боком, — и наконец они вышли на своеобразный перекресток, открытое пространство, где сходились семь коридоров.

— Где мы?

— Под Эйфелевой башней. Здесь центр старого города и начало нового. Все туннели в конце концов приводят сюда.

— "Все дороги ведут в Рим", — процитировала Шайлер. — Та же самая идея?

— Типа того, — позволил себе улыбнуться Джек.

Шайлер огляделась вокруг. На стенах всех семи коридоров были высечены символы, казавшиеся ей знакомыми. Шайлер задумалась, где она могла их видеть, потом поняла: они сверкали на знаменах, вившихся над джонками. Это были символы Великих Домов на священном языке. Над средним туннелем красовался символ, который Шайлер носила на запястье. Меч, пронзающий тучи. Знак архангела.

У входа в каждый из туннелей стояло по факелу, прислоненному к стене. Джек взял один, взмахнул над ним рукой, и вспыхнул небольшой белый огонек.

— Это называется "дыхание Бога". Любой из Голубой крови может принести свет в эти туннели. Пойдем. Выход в той стороне, — произнес он, направившись в крайний левый коридор.

Он осветил путь, и в тот же миг с другой стороны возникла темная фигура. Шайлер едва не закричала, но крик умер, не родившись, когда она узнала мужчину в черном. Он, как и Джек, был в форме венатора.

— Отец! — Воскликнул Джек.

Чарльз Форс холодно кивнул. Он одарил Шайлер отчужденным, высокомерным взглядом, припасенным, похоже, специально для нее. Шайлер не поняла, отчего он вообще соблаговолил помогать ей, хотя в каждом его жесте сквозило нежелание видеть ее.

— Неплохо проделано, Джек. Они идут за нами. Пока что их задержало "обсидо" на южном перекрестке, но это не навечно. Скорее наверх. На перекресток, куда они войти не смогут. Быстро.

За маленькой дверью обнаружилась лестница. Шайлер помчалась вверх, перепрыгивая через две-три ступеньки, и тут что-то мертвой хваткой вцепилось в ее ногу. Девушка упала на каменные ступени, сильно ударилась головой и на мгновение потеряла сознание.

Когда она пришла в себя, оказалось, что ее со всех сторон окружает плотная завеса серого дыма, и ее затопило ощущение острой, жадной радости. Шайлер поняла, что это радость врагов. Они питались ее страхом, поглощали, пожирали его. Мгла была непроглядной, твердой на ощупь; она выглядела бесформенной, но у нее была физическая плотность и невероятный вес. Она была твердой, как прутья клетки или стены камеры.

Потом девушка услышала их: это был пронзительный звук, подобный свисту ветра в ветвях деревьев или скрипу мела по доске. Он сопровождался каким-то странным клацаньем, напоминающим стук когтей по твердой поверхности. Цок, цок, цок... копыта дьявола стучат по крыше.

Серебряная кровь шла, чтобы забрать ее. Враги окружили ее, и их было намного больше. Нет. Она не станет поддаваться отчаянию. Она будет сражаться... но как? Надо сохранять ясность рассудка, не уступать одолевающей тяжкой сонливости. Потом она увидела глаза, светящиеся во тьме, их потусторонние, зловещие, красные зрачки. Глаза, горящие адским пламенем. Левиафан пришел довершить начатое.

Пылающий свет рассек тьму. Сперва Шайлер приняла его за факел, но потом поняла, что это меч. Подобного меча она не видала в жизни. Меч ее матери светился ярко-белым пламенем, чистым, как слоновая кость, и прекрасным, как солнечный свет. Этот же клинок был иным. Он почти сливался с дымом — темно-серый с серебряной каймой, с ужасающими черными отметинами на нем. Он больше походил на секиру, чем на меч, — примитивный, грубо выкованный, с потрепанной кожаной кобурой вместо ножен.

— Шайлер, беги! — Крикнул Джек. — Быстро!

Он полоснул своим уродливым мечом по адской твари — или она тут была не одна? Кто это был, всего лишь Левиафан или нечто большее? Чудовище взвыло от боли, и теперь уже Шайлер ощутила его страх. Увидела отражение того, что оно увидело перед собой.

Потому что Джек преобразился. Его здесь больше не было. Остался только Аббадон.

Шайлер не хотелось оборачиваться. Не хотелось видеть, в кого превратился Джек, но она краем глаза заметила окружающее его черное пламя, что осветило его и сделало великолепным и устрашающим, подобным разгневанному карающему божеству. Он внушал страх и благоговение. Это была сила, не принадлежащая этому миру.

Шайлер не хотелось это признавать, но Аббадон на вид мало отличался от Левиафана, демона, вырвавшегося из-под земли.

Но она не могла размышлять об этом сейчас.

Она пустилась бежать.

ГЛАВА 25

БЛИСС

Конечно же, из того, что Блисс позволили разок обрести контроль над собственным телом, еще не следовало, что она вернулась к нормальной жизни. Она начинала было воспринимать свою свободу как нечто само собой разумеющееся, но потом Посетитель возвращался, и все обрывалось, обрывалось, обрывалось до следующего раза. Ей приходилось следить за этими скачками: вот был понедельник, а вот уже среда, потом на большую часть четверга она отключается, потом выходные проносятся мимо размытым пятном, потом она включается снова и не осознает, какой сегодня день — думала, что четверг, а оказывается, что суббота. С течением времени ей становилось все труднее приспособиться к возвращениям Посетителя, к тому, что ее внезапно отсекали от света и от мира и вышвыривали в холодную, пустую бездну, где не было ничего, кроме воспоминаний и тревоги.

Блисс решила, что в следующий раз она не позволит ему отрезать себя от мира. Должен быть какой-то способ остаться в себе. Нужно разузнать, что замышляет Посетитель и к чему это все катится. Ну да, Посетитель позволил ей получить обратно часть ее жизни, но кто знает, надолго ли? И вообще, Блисс не желала делиться. Она хотела владеть собой безраздельно. Ей не нравилась эта жизнь шизофренички. Кроме того, стоило побеспокоиться и о других — Посетитель был зол и опасен. Она не могла допустить повторения событий, произошедших в Рио.

От одной мысли об этом у Блисс все внутри леденело. Если бы только показов мод или вечеринок было побольше, чтобы она могла отвлечься! Но постепенно светская жизнь в Хэмптонсе сходила на нет, и у нее оставалось все меньше поводов выходить в свет.

Вторую половину дня девушка провела на заднем дворе, загорая. Она теперь была такая бледная! Она уже разок сгорела, и ей пришлось намазаться каким-то французским солнцезащитным кремом, с фильтром на сто единиц — с тем же успехом можно было загорать, завернувшись в одеяло. Блисс купалась в солнечных лучах, наслаждаясь теплом, что медленно согревало ее тело. После года пребывания в "нигде" это было небесным блаженством — снова очутиться в реальности, сидеть в шезлонге. Надувной шезлонг покачивался в центре бассейна, а рука девушки едва касалась теплой воды.

И тут она ощутила... затемнение, как будто туча закрыла солнце, а потом — толчок. Посетитель возвращался. Но вместо того чтобы послушно уступить место, Блисс заставила себя остаться. Она сделалась очень-очень тихой и свернулась в клубок, слилась со стеной, словно тень, чтобы Посетитель не заметил, что она тут болтается. Она инстинктивно понимала: нельзя допустить, чтобы он заметил ее присутствие. Она попыталась превратиться в зеркальную, без малейшей ряби, гладь океана.

Она заставила себя удержаться. Каким-то образом ей это удалось. Управление перехватил Посетитель, но она по-прежнему оставалась здесь. На этот раз она видела все, что видел он. Она даже слышала, как он разговаривает — ее голосом.

Они — теперь Блисс пришлось думать о себе как о двух существах — встали, накинули халат и размашистой походкой направились в дом. Они поднялись по лестнице, перескакивая через две ступени, и буквально-таки вломились в кабинет Форсайта.