На пороге мира

Отдай Жестянкин эту папочку не Сомову, а военному прокурору, и Сомов пошел бы под суд в тот же день. Не один Сомов. Что только ухудшило бы положение.

Не то чтобы нынешний Начальник Училища был настолько плохой человек, взяточник, растратчик и преступник. Нет, ни в коем случае. Наоборот, он был намного честнее, порядочнее и добросовестнее большинства. Но дело в том, что работал-то он в системе. С этим самым большинством. А система во все времена работала по принципу "не подмажешь, не поедешь". И соответственно, чтобы делать что-то, что угодно, просто чтобы держать на плаву Училище и себя, приходилось обходить, заступать, преступать, мутить...

По-человечески он ничего плохого не делал. Но прокурор судить будет не по-человечески,а по Закону...

Вот уж действительно не подвела "чуйка". Жестянкин...

Ведь не одного дня работа в этой папке. Даже не одного года. Выходит этот тваренышь затаил злобу на Сомова с самой первой встречи... Значит воспринял предупреждение полковника не по детски серьезно. И все эти годы копал, собирал, следил... Можно сказать держал пистолет у затылка полковника, ожидая лишь малейшего повода, чтобы "спустить курок"...

Не зря, каждый раз, как Сомову случалось общаться с Жестянкиным, у полковника возникало ощущение, что он держит в голых руках скорпиона или смертельно ядовитого паука. Одно неосторожное движение и укусит.

И вот он "укусил". Точнее всего навсего "показал жало", но Сомову этого хватило.

Полковник полез в карман за платком и наткнулся на колпачок, что кинул ему на прощанье бывший кадет. Он достал этот колпачок и присмотрелся. В колпачке лежала записка.

"Папка существует в единственном экземпляре. Все данные, что в ней удалены из всех баз данных СИБ и надзорных органов. Живи, полковник. Скажи спасибо дочери. Если б не она..."

Вот так вот... "Удалены из баз СИБа и надзорных органов". Совсем не простой кадет был Жестянкин. Не просто так его СИБ при поступлении пропустил. Не просто так...

И тут Сомова прошиб холодный пот: "удалены", это значит, что они там были! Значит руку на его горле держал не только Жестянкин. Все эти годы он, полковник Сомов был значит под колпаком у безопасников, даже не зная об этом, думая, что все шито-крыто...

Сомов медленно поднялся и походкой усталого, старого человека поплелся домой, где ждали любимая жена и не менее любимая, а как недавно выяснилось, еще и очень любящая дочь, отведшая от отца "жало скорпиона" страшного мальчика с глазами ангелочка Жестянкина Л. В.

На следующий же день собственноручно написанный рапорт полковника Сомова с просьбой об отставке лежал на подписи у Командующего Округом.

* * *

глава 23

В летней открытой кафешке за одним из столиков, попивая сок, сидела девушка в легком светлом платьеце и широкополой белой шляпе. На вид ей было около шестнадцати лет, юная, с умными карими глазами и упрямо вздернутым носиком.

К ее столику подошел парень в светлых рубашке и брюках. На голове у него была плетеная соломенная шляпа сделанная по типу ковбойских. Он, не спрашивая разрешения, отодвинул свободное кресло и с наслаждением в нем развалился, приспустив на глаза шляпу.

— Сань, закажи мне соку, а? — приподнял край шляпы так, чтобы видеть собеседницу, он.

— А сам чего? — продолжая потягивать сок через трубочку, ответила девушка.

— Мне лениво, я так хорошо устроился, — протянул он.

— Так и быть, — с притворно тяжким вздохом согласилась девушка. Она сделала знак официанту. Тот подошел и принял заказ.

Меньше, чем через минуту, перед юношей на столе красовался такой-же стакан с соком. Только у девушки сок был оранжевый, а у парня зеленый.

— Доволен?

— Счастлив! — отозвался он, втягивая первый глоток. — Ты ангел, Саня! Прекрасный и милосердный! Сок фейхоа в такую жару — именно то, что нужно изнемогающему от жажды ребенку!

— Хватит поясничать, — немного сердито сказала девушка. — Ты уже не ребенок! И твои глазки ангелочка обманут кого угодно, только не меня.

— Я тебя чем-то обидел? — сел в своем кресле нормально и поправил шляпу парень.

— Ты обещал мне отца не трогать!

— Я и не трогал, — недоуменно ответил юноша. — Даже пальцем к нему не прикоснулся.

— Он вчера домой вернулся, словно с края могилы! Маму чуть в объятьях не раздавил, передо мной битый час извинялся, а у самого руки трясутся. Утром написал рапорт на увольнение и повез его в штаб округа. Что ты с ним сделал?!

— Ничего такого. Просто отдал весь компромат, что насобирал на него за эти годы. И велел тебя благодарить, что я ему его отдал, а не прокурору.

— И много там компромата было? — с подозрением уставилась на юношу девушка.

— Не особенно. Лет на десять общего режима с запретом занимать должности на государственной службе. Ничего особо серьезного, он у тебя честный служака.

— Десять лет?! Это по-твоему ничего серьезного?!

— Да там в основном дача взяток, кое-какие махинации со списанием вещевого имущества и энергоносителей. СИБу он особенно интересен не был, так что серьезных подстав ему не устраивали. Ты бы видела, что такое СЕРЬЕЗНЫЙ компромат!

— Даже и знать не хочу! — снова взялась за свой стакан девушка. — А если бы у него сердечный приступ случался?! Ты об этом подумал?

— Подумал. У него медкоммисия только на прошлой неделе была. Я результаты посмотрел — сердце, как у быка, давление в норме, нервная система крепкая...

— Какой же ты все-таки рассчетливый, циничный монстр, Леня, — со смешанной интонацией сказала девушка. — У него же седины на висках за один вечер в двое больше стало!

— Ну, прости меня, Сань. Не мог я без ответки его выходку оставить. Просто не мог. Это был бы уже не я.

— Но я же тебя попросила, ты слово дал!

— Так ничего действительно плохого я ему не сделал: он жив, он на свободе, весь компромат в единственном экземпляре у него на руках, все следы во всех базах я потер. Он теперь чист перед законом, как младенец. У него теперь даже штрафов за неправильную парковку флаера нет в личном деле! А то, что я ему открыл глаза на реальное положение дел, так лучше я, чем эсбэшники, как считаешь?

— Довел мне отца до нервного срыва, — все еще дуясь, ответила девушка.

— Думать в следующий раз будет, прежде чем делать, а не наоборот.

— Скажи честно, Лень. А если бы это не был мой отец? Если бы это был просто Начальник Училища? Посторонний человек?

— То он не успел бы меня отчислить. Его бы арестовали еще на подходе к кабинету, а в СИЗО он бы покончил с собой, повесившись на сплетенной из обрывков собственной рубахи веревке, чтобы не выдать своих сообщников и избежать мести семье с их стороны.

— Ты ужасен, Леонид, — тускло проговорила Саша Сомова. — И ты знаешь об этом.

— Знаю, — пожал плечами юноша и снова расслабленно откинулся в своем кресле. — И ты знаешь. Но почему-то продолжаешь со мной дружить. Почему?

— Я уже говорила: ты честен со мной. Никогда не обманываешь меня, даже если тебе это не выгодно. И я ценю это. Да и вообще! Не знаю я! Дружу и все тут! Девушка я или не девушка?! Я должна быть загадочной и нелогичной!

— Уж чего у тебя не отнять, так это нелогичности, — хмыкнул Леонид.

— Ладно, оставим моего отца в покое. Надеюсь, теперь ты удовлетворен и больше не будешь его трогать?

— Вполне, — отозвался юноша после глотка сока. — Я так-то его никогда в своих врагах и не числил. Наоборот, очень уважаю его как человека. Просто, если бы я ответку не сделал, меня перестал бы уважать он.

— Вечно вы, мужики, писюнами меряетесь! — наставительно сказала Александра. — А мы, женщины, страдаем от этого! Мать второй день себе места не находит. Волнуется, понять пытается, что случилось, помочь, поддержать...

— Что сделано, то сделано. Точка.

— Ладно, ты прав, — согласилась девушка. — Сам-то как? После того, как вышибли из кадетов? Нашел, где жить?

— Нашел, конечно, — улыбнулся Леонид. — Это оказалось проще, чем я думал: представляешь, у гражданских есть такая штука, называется "съемная квартира"!

— Знаю я про такую штуку, — невольно улыбнулась девушка. — Ты, между прочим, тоже не военный уже! Работу нашел?

— А зачем она мне? Денег еще со СКООНа запас наличкой почти полная сумка. Да еще и за Звезду Героя каждый месяц семь с половиной сотен приходит. Мне тут сказали, что средняя зарплата по городу — двести пятьдесят. Так что, как-то нелогично работу искать, не находишь?

— Логика... Ты как робот с этой своей логикой и эффективностью...

— Ты же знаешь, что с чувствами и эмоциями у меня проблема. Вот и остается логикой руководствоваться.

— Знаю я, что у тебя компьютер вместо головы и система наведения вместо сердца. Знаю. Но это не значит, что я привыкла к этому.

— Главное я привык, — улыбнулся Леонид.

— Вот сейчас: это настоящая эмоция? Тебе правда весело?

— Хм... Ну, в этом месте разговора логично пошутить для смягчения жесткости фразы и некоторой разрядки атмосферы...

— Поняла я, не продолжай.

— Как скажешь, — отпил он из своего стакана еще глоток. — Но, заметь, я делаю успехи: даже ты начинаешь сомневаться, хоть и точно знаешь о моей проблеме.

— Чем заниматься-то думаешь, лицедей? — перевела тему девушка.

— А вот как раз лицедейством и займусь! — расплылся в задорной улыбке Леонид.

— То есть? — не поняла девушка и даже отставила на время свой стакан.

— Буду поступать в театральное училище! Чтобы когда-нибудь сыграть Гамлета на сцене Большого Драматического Театра! — аж встал со своего места и, задрав голову к небу, воодушевленно сжал перед грудью кулак юноша.

— Что ж, сцена по тебе плачет, — улыбнулась девушка.

— Нет, Сань, ты не понимаешь, — сел на свое место и совершенно серьезным голосом начал он. — Я позавчера ходил на вечерний сеанс в Большой Драматический. И я действительно, на самом деле, что-то почувствовал! Они так играли на эмоциях зрителей, так их захватывали, что... Я не знаю, как это описать... Это словно электромагнитная индукция в неподключенном проводе, лежащем рядом с мощным трансформатором... Я, кажется, даже почти уловил СТРАХ... Представляешь?! Страх! А насколько все это будет ярче, когда я буду не сидеть в зале, а стоять на сцене?! Я хочу это испытать...

— Надеешься, что театр сделает тебя полноценным? — хмуро спросила девушка.

— Нет, — покачал головой Леонид. — Ты опять не понимаешь. Я не урод. Я не считаю себя неполноценным. Это мое преимущество — всегда холодная голова и ясный рассудок. Но это, как для вас выпивка или наркотики. Я могу так ПОЧУВСТВОВАТЬ что-то выходящее за рамки моей обыденности. Испытать что-то новое.

— Это еще более странно для меня. Люди наоборот пытаются совладать с эмоциями, охладить голову. А ты, лишенный этих недостатков человечества, стремишься их себе вернуть.

— Не вернуть! — наставительно поднял указательный палец юноша. — Иметь возможность ими насладиться. Это разница!

— Ладно, не насилуй мне мозг. Я — существо слабое, несовершенное, живущее эмоциями и меня это устраивает!

— Как скажешь, — легко отступился юноша. На какое-то время повисло молчание.

— Кстати! — вдруг осветилась пришедшей мыслью девушка. — Я узнала, откуда взялся твой позывной!

— В смысле откуда? Мне его куратор дал, — удивился Леонид.

— Нет, ты не понял! Откуда куратор его взял!

— Как откуда? Придумал.

— А вот и нет! Он его из манги взял!

— Манги?

— В Японии двадцатого-двадцать первого века, еще на старушке Земле, зародился такой жанр искуства, манга. Это что-то вроде комиксов, с незначительными отличиями. И вот одно из произведений этого жанра называлось Фулметал Паник. На сегодняшний день является уже классикой. Переснимались фильмы и мультсериалы по нему уже больше сорока раз. И главного героя этой манги звали Сагара Соске. Сержант Сагара.

— А при чем тут мой позывной?

— Настоящее имя этого Сагары — Кашим! — торжественно произнесла Александра. — И он вылитый ты! Такой же ушибленный на голову малолетний убиватор! Советую посмотреть, кстати. В сети валяется, найти не сложно.

— Обязательно посмотрю. А над ним тоже опыты ставили?

— Нет, Сагара от природы такой придурошный. И в отличии от тебя, даже не маскируется под нормального. Вполне официально себе работает на спецслужбы. Людей убивает пачками, направо и налево. С супер-врагами борется. В девочку-школьницу влюблен взаимно. В общем живет полной жизнью.

— Я тоже живу полной жизнью! — слегка обиделся Леонид. — Просто сейчас у меня кризис самоопределения.

— Девчонку бы лучше себе нашел, неопределившийся!

— Ну, хочешь, тебя соблазню?

— Обломаешься!

— Это еще не факт, — зажегся энтузиазмом парень. — Я тут уже полгода Нейролингвистическим Программированием занимаюсь и психологией скрытых воздействий...

— Иди на хер, пикап-мастер блин!

— А что ты имеешь против? Сама же твердишь — найди девушку. Ты — девушка. Что не так?

— Я без любви не хочу! А ты, я точно знаю — ледышка бесчувственная, любить не способен!

— Но ты-то способна, — ничуть не обиделся Леонид. — Вот разожгу в тебе пламя страсти, раздую огонь желания, спровоцирую прилив нежности и тепла...

— Я взаимно хочу! — надулась Александра. — А от тебя, чурбана, взаимности не дождешься... Ты и не знаешь даже, что это такое — любовь...

— А ты знаешь?

— Нет, не знаю, — призналась Александра. — Я маленькая еще! Мне можно! А ты на полгода старше! Тебе нельзя!

— Я зависаю с твоей логики...

— Я девушка, мне можно!

— Пошли купаться? — предложил Леонид, решивший не запариваться и не ломать себе голову. — Тут пляж не далеко.

— Пошли, — согласилась Александра.

Юноша оставил на столе бумажку-купюру, и они вдвоем покинули кафешку.

* * *

глава 24

Вечер похода в театр закономерно закончился в постели. У Анны в своей, у Леонида в своей. И нельзя сказать, что девушка была полностью довольна таким развитием событий. Нет, сказать, что она прям уж так жаждала или вожделела Леонида, тоже нельзя, так как это будет ложью. Но то, что в случае проявления последним инициативы и настойчивости... не стала бы слишком сильно сопротивляться. Возможно. Или стала бы, все зависело бы от юноши: проявит он должную деликатность и романтичность или же пошлостью и грубостью отпугнет... Но! Но дело все в том, что инициативы парень не проявлял совершенно! Ни грубой, ни деликатной. Ни словом, ни полсловом, ни полвзглядом, ни намеком, ни тем более действием. Он оставался все так же весел, добродушен, вежлив, корректен, словно бы девушка в "этом" плане его не интересовала вовсе. Никак.

И это было обидно. Ведь парень Анне нравился. В том числе и в "этом самом" смысле: яркий, спортивный, красивый...

Утром же, сразу после завтрака Леонид убежал по делам. Вчерашняя мысль о поступлении в театральный институт, за ночь из его головы не выветрилась, а лишь, наоборот, окрепла.

Вернулся он во второй половине дня, схватил из своей комнаты какую-то папку и снова убежал, чтобы появиться вновь уже затемно и без нее. Зато с тортиком. И вновь — вечер ушел "в пустую": разговоры, разговоры, разговоры... ни о чем.