Час испытания

— Да я один остался. Остальных по кольям развешали, — мужик приуныл, вспоминая о товарищах.

— А Пастырь это кто?

— Пастырь? Это наш учитель. Не знаю, кем бы я без него был. Гнил бы уже в земле, наверное, или в петле висел. За мелкие грешки, хе-хе. Пастырь нас сюда и послал, рассказать о его учении, но не сложилось. Дикари, — пожал плечами Ровио. — Только им рассказали, что к чему, докончить не успели даже, они сразу за ножи схватились.

Похоже, здесь они тоже хотели захватить власть. Не вышло.

— А он откуда вообще? Пастырь этот ваш.

— Он с востока, ещё дальше. Сам я там не бывал, но ребята говорили, что там люди с головами тигров и города не как здесь, а ввысь тянутся. Тигры кто такие? Ну это как кошки, только большие. А про города Пастырь говорил, там, на востоке, один дом всю здешнюю деревню вместить может.

Гарольд удовлетворённо хмыкнул. Кое-что прояснялось.

— Давай я потом за тебя словечко замолвлю? Ты вроде мужик нормальный, понимаешь. Вместе новый мир строить будем, без горя и несчастий! Без сожалений!

— Нет, спасибо. Мне и в этом неплохо, — отказался Гарольд. — Не завершил ещё кое-что.

— Ну как знаешь, ты бы Пастырю точно понравился, нам такие люди нужны. Ты потом куда, кстати?

— Обратно, на запад. Здесь уже ничего не держит, — Гарольд вспомнил про меч, оставшийся в доме. — Хотя нет, надо ещё к новой жене заглянуть.

— О, ты тут уже и ожениться успел? Поздравляю, поздравляю, — Ровио похлопал собеседника по плечу.

— Да сам не знаю, как так вышло. Я же не знал, что мне вообще всё переходит. Мне, собственно, вооружиться там надо.

— Это не помешает, — согласился Ровио.

На закате щит снова убрали, чтобы спустить баланду. Пора действовать. Ровио, как по команде, завопил:

— Мааннее куоллут! Мааннее куоллут! Старик помер!

Старик и в самом деле лежал, будто мёртвый. Удар по голове надёжнее, чем сговор с безумцем.

Наверху показался один из воинов. Одна жиденькая косичка сбоку, ещё молодой. Слишком юн и неопытен, чтобы противостоять заключённым. Он заглянул в яму, никого не увидел в темноте и убежал.

— Сейчас вернётся. Не один. Будь готов, — прошептал Гарольд.

В яму спустилась верёвочная лестница. Два молодых воина, с копьями, спрыгнули следом. Подарок судьбы, подумал охотник. После жестокой насмешки боги решили смилостивиться. Айвары явно не знали, что делать, поэтому оба полезли в яму. Отличный шанс для побега.

В полной тишине заключённые прыгнули из тёмных коридоров. Глаза надзирателей ещё не привыкли к темноте, узники застали их врасплох. Завязалась борьба. Дикарей сбили с ног, Гарольд неистово колотил противника деревянным ведром по голове. Совсем ещё мальчик, юный айвар, уже не мог сопротивляться. Красивое прежде лицо превратилось в кровавую массу. Второй надзиратель сумел подняться и теперь кружился с копьём в руках, отбрыкиваясь и пытаясь отцепить Ровио от своего оружия. Закричать он не додумался или не успел, и Гарольд вонзил дикарю трофейное копьё под лопатку.

Труп и бесчувственное тело они оттащили в тёмный коридор, на всякий случай переоделись в трофейную одежду, вылезли и закрыли яму. На айваров они не были похожи совсем никак, но если смотреть издалека, одним глазом и не приглядываться, то сойдёт.

Солнце опускалось медленно, и темнота никак не наступала, но надо было торопиться. Скоро парнишек начнут искать. А следом за ними начнут искать и беглецов.

Гарольд лёг и пополз в деревню, и жестом приказал своему спутнику сделать то же самое. Земля, всё ещё сырая, прилипала к одежде и пачкала руки, но лучше вымазаться в грязи, чем сгореть на костре. Или как они ещё приносят жертвы. Скармливают диким зверям, или просто режут глотку. Неважно.

Ровио шёпотом матерился, вытирая руку о траву. Гарольд обернулся и увидел позади солдата размазанную собачью колбаску.

— Будь проклята эта псина, мать её колесовать! Вернусь потом и зарежу к демонам всех собак в этой помойке!

— Заткнись, болван. Если нас услышат, то зарежут обоих, — прошипел следопыт.

Дом бывшего чемпиона стоял на противоположной стороне, и беглецам пришлось обходить кругом всю деревню. К счастью, прохожих на улице почти не было. А те, кто были — совсем не замечали две ползущие тени.

Йона готовилась ко сну. Немыслимо, один муж убит, второго принесут в жертву! Её просто преследуют неудачи. На глаза сами собой наворачивались слёзы. И через несколько минут они превратились в рыдания.

Дверь тихо скрипнула, в комнату скользнул Гарольд. Девушка испуганно зажала рот рукой. Следом за Гарольдом ввалился ещё один мужик, заросший и грязный. Йона узнала в нём одного из тех проповедников, что приходили по весне. Эти дураки открыто призывали отказаться от нынешнего вождя и всем миром избрать нового, но вождь приказал посадить всех на кол. Видно, этого тоже оставили для жертвенника. Откуда дикарям знать, что айвары и так выбирают вождей всем миром?

— Йона, ты нас не видела, хорошо? — медоточивым голосом произнёс следопыт, подпоясываясь ремнём с ножнами. — У Олле были какие-нибудь припасы? Сушеное мясо, бобы, сухари? Принеси.

Девушка только хлопала глазами. Чужаки сбегают. В ней боролось два желания, убежать и рассказать всё вождю, и желание уйти с ними. Повидать мир. Быть с мужем, пусть и пока ещё таким чужим.

— Хорошо, — кивнула она и принялась опустошать полки с запасами.

Ровио взял со стены двуручный топор, богато украшенный травлением. Рисунок изображал какую-то из древних битв. Топор солдату не понравился, и он методично снимал оружие со стен, подбирая себе по руке. Наконец, он остановился на боевом копье и щите. На щите тоже имелся рисунок, что-то из мифологии айваров. Бородатые мужи воздели руки к небу, а из облаков выглядывают медведица с медвежатами. Ничего интересного. Ровио сунул щит в кожаный чехол и повесил за спину.

Припасов в дорогу набралось изрядно. Вяленая рыба, мясо, сушёные овощи, крупы, орехи, сухари. В самый раз, чтобы дойти до ближайшего поселения. Йона, складывая продукты в заплечный мешок, спросила дрожащим голосом:

— Гарольд, а можно с вами?

Беглецы переглянулись. Привычка подсказывала идти одному, здравый смысл говорил идти вдвоём с Ровио. Девушка стала бы задерживать их в пути, и, случись что, она может сдать их преследователям. Ровио шёпотом посоветовал прикончить девку.

— Ты станешь обузой, — немного погодя, ответил Гарольд. Негласно он уже стал лидером отряда.

Йона, не говоря ни слова, продолжила собирать вещи. Мужчины терпеливо ждали, изредка поглядывая в окна. Погони ещё не было, но уже скоро их отсутствие обнаружат. Ещё чуть-чуть, и им придётся бежать, не оглядываясь.

— Поживее, — проскрипел Ровио, барабаня пальцами по древку копья.

— Будь благодарен, чужак, что я вообще вам помогаю, — ответила девушка. — За вами отправят лучших воинов и охотников. Вам не скрыться.

— Это мы ещё посмотрим, — процедил Гарольд, глядя в окно.

— Я знаю эти леса, возьмите меня с собой, умоляю! Я готова идти наравне с вами, нести вещи наравне с вами! Не оставляйте меня здесь! Мне уже не будет спокойной жизни, после того, что ты сделал!

Гарольд замер. В самом деле, кто она теперь? Вдова, причем, можно сказать, уже дважды. После того, как он сбежит, её просто вышвырнут на улицу, на смерть. К тому же, девчонка и в самом деле могла пригодиться. Кашеварить и ходить за водой может даже ребёнок.

— Хорошо, собирайся с нами. Только быстро, — следопыт задумчиво потёр подбородок.

— Я уже собрала! — радостно защебетала она. — Пойдёмте, нужно спешить, вождь наверняка уже вас ищет!

Ровио ухмыльнулся плотоядной щербатой улыбкой и весело пихнул Гарольда в бок.

Солнце уже зашло, на землю опустилась ночь, тёмная и пасмурная. В деревне промелькнул красный огонёк. Кто-то шёл с факелом в руках. Срочно требовалось уходить.

— За мной, — громко прошептала Йона и устремилась в лес, в темноту. Мужчины побежали следом, стараясь не шуметь. Получалось не очень.

— Куда ты нас ведёшь? — просипел Ровио на бегу.

— Доверьтесь мне, — ровным голосом ответила девушка. — Я знаю эти места лучше вас.

— Приведёшь в лапы к своим дружкам — зарежу на месте, поняла меня? — пригрозил старый проповедник. — Я тебе, девка, ни на грош не верю.

Гарольд бежал, погрузившись в раздумья. Что делать дальше? Вот он, шанс узнать почти всё, у него в руках, пыхтит рядом. Но с каждой минутой всё меньше хотелось сдавать графу своего сокамерника. Слишком злая шутка, вытащить его из одной тюрьмы, чтобы через месяц бросить в другую, на пытки и мучения. Да и идеи он проповедовал в чём-то справедливые.

Троица нырнула под тёмный покров леса, с каждым шагом удаляясь от деревни. Как ни странно, девчонка бежала быстрее обоих мужчин, и Ровио едва поспевал за ней. Позади уже слышались крики. Их пропажу обнаружили.

— Быстрее! — ускоряясь ещё больше, прошипела Йона.

Гарольд изо всех сил молился, чтобы ночью не выпал снег.

Глава 7

— Серо всё кругом, — задумчиво обронил один из завсегдатаев таверны, глядя в окно. Мелкий промозглый дождик противно стучал по крышам, и пепельного цвета тучи закрывали всё небо.

— Это всё, мать их, власть новая, — понизив голос и оглянувшись по сторонам, ответил ему собутыльник. — Как припёрлись в своих рясах, так и дождик мочит. Видать, богов прогневали чем.

— Не, брат, это как графа прирезали, так и боги обиделись. Чай, власть-то у нас от богов стояла, а мы эту самую власть и скинули. Как бы еще большей беды не вышло. Правильно народ этого стражника повесил.

За окном, печатая шаг, прошли четверо бойцов в черных одеяниях поверх доспехов. Собеседники, завидев их, сразу замолкли и уставились в свои кружки.

— Как на прошлой седмице одного типчика в подворотне сталью накормили, так сейчас по четверо ходят, — осклабился первый, не поднимая головы. Второй тихонько рассмеялся.

— Слышал давеча от племянника, что они сейчас по деревням ездят да с каждого двора по мешку зерна требуют. На дальнем хуторе мужики их на вилы поднять решили, так им спалили и хутор, и их самих вместе с бабами, детей разве что в город забрали, на воспитание, — мужик тяжело вздохнул и сплюнул прямо на пол.

Его собутыльник опустошил свою кружку и с грохотом поставил её на стол.

— Герда! Герда, налей мне ещё пива!

Хозяйка таверны оглядела зал. Необычно пусто для этого времени суток, но ничего не поделать. Все сидят по домам, ожидая, пока всё наладится.

— Ты мне как за пиво станешь платить, так и налью! — крикнула она в ответ.

— Да ладно тебе, всё равно никого нет, — улыбнулся ей мужчина.

Герда неохотно взяла кружку из-под стойки, но в это время в таверну вошёл заросший толстяк в засаленном кафтане.

— Вот, он есть! — она поставила кружку обратно, и, перекинув грязное полотенце через руку, отправилась к новому посетителю.

Толстяк сидел, опершись головой на кулак, всем своим видом выражая вселенскую скорбь.

— Что вам принести? — обратилась к нему Герда. — Максимиллиан, это вы? Что вы здесь делаете? Что с вами?

— Уйди, — мрачно ответил торговец. — Я разорён. Из-за этих, — он махнул рукой в сторону площади.

Герда стояла, округлив глаза. Пальцы её машинально теребили грязное полотенце. Оба завсегдатая повернулись к ним, чтоб лучше видеть и слышать происходящее.

— Уходи, я тебе говорю, — прорычал толстяк. — Хотя нет, принеси мне самой крепкой выпивки.

Женщина убежала в подсобку, и вскоре вернулась с небольшим кувшином и кружкой.

— Хлебное вино, самое крепкое, какое есть, — поставила она посуду на стол.

Максимиллиан жестом отправил её восвояси и одним махом влил в себя кружку вина. И ещё. И ещё одну.

— А знаете, что самое мерзкое? — слегка захмелев после выпитого, спросил торговец у почти пустого зала. — Знаете? А то, что эти мрази сейчас радуются, пока в городе процветает серость, безбожие и разврат! И они нагревают на этом руки! Словно наш славный Мариград это дойная корова, которую...

Герда в ужасе подбежала к гостю и закрыла ему рот крепкой ладонью. Толстяк еще полсекунды что-то мычал, но быстро сдался.

— Что ты такое говоришь!? Тебя же повесят как изменника! И нас повесят за содействие! Тише с такими разговорами в моём заведении!

Два собутыльника переглянулись, и на их лица синхронно легла едва заметная улыбка.

По стенам кабинета плясали тени. В камине бодро потрескивали сухие дрова, и пламя лишь слегка разгоняло мрак. За столом, подбитым тёмным сукном, сгорбился мужчина в чёрной рясе, опираясь на сложенные костяшки пальцев.

— Похоже, всё идёт не так, как мы предполагали, брат, — вполголоса произнёс мужчина, нервно постукивая пальцами. — Народ всё меньше поддерживает наше дело, и всё больше жаждет нас прогнать. Разве об этом мы мечтали?

— Не стоит сомневаться в мудрости Пастыря, брат, — ответил ему собеседник в таком же одеянии. Его смуглая кожа жирно блестела в свете камина, а густые чёрные усы топорщились в обе стороны. — Если так происходит, значит, это угодно богам.

— Оставь эту чушь для неофитов и проповедников, Карббал. Если богам угодно, чтоб в наших людей дети бросали камнями, вместо того, чтоб благодарить за освобождение от феодального гнета, то в пекло таких богов.

— Заткнись, — резко выплюнул тот. — Всё же ты недостаточно умён, чтоб понимать всю суть нашего дела. Твое понимание как раз на уровне неофитов и проповедников. Причем, самых худших проповедников, — Карббал стал нервно мерять шагами комнату. Три шага вперед, разворот, четыре шага и снова разворот. — Мельник, пойми, ты должен меньше думать о людях, и больше думать о нашем деле. Никаких сожалений, помнишь?

— Помню. Без сожалений, — мужчина оторвал голову от кулаков и поднял руку одновременно со словами. Собеседник повторил жест в точности до мелочей. — Я не сожалею о содеянном и всем сердцем хочу приближения полной нашей власти, но ведь такие методы не прибавляют нам сторонников. Как бы чего не вышло.

Карббал расхохотался в ответ.

— А что может выйти? Все влиятельные граждане куплены, стража целиком наша, вооруженные патрули на улицах охраняют спокойствие горожан, — явно кого-то передразнивая, произнес он. — Голозадые крестьяне не представляют угрозы. Больше работайте на местах, с населением, и всё будет хорошо.

— Работайте на местах? — закипел Мельник. — С населением? Поджигая хаты с детьми? То есть, затаптывать лошадями баб — это работа на местах? А выпытывать у крестьян, где ухоронки и тайники, это работа с населением? Ты знаешь, в армии у нас это называлось одним простым словом. Разбой. И мы разбойников вешали вдоль дороги, чтоб неповадно было.

— Вступая сюда, ты отринул прошлое. И армию, и свои прошлые заслуги, и поступки. Не забывай, — спокойно ответил Карббал и заученно продекламировал: — Государство есть аппарат насилия в руках господствующего класса.

— Хватит, я прекрасно помню всё, чему нас учил Пастырь, — раздражённо процедил мужчина, разгибаясь от долгого сидения и похрустывая суставами. — Сбросить феодальный гнет, освободить крестьян, горожан и ремесленников, и прочее, и прочее. Только не говорил он о том, что придется для этого тех же самых крестьян убивать. Не для того я высокие посты бросил, чтоб холопов резать. Не для того.