Как не везет попаданкам!

Я вдруг понял, что думать о ней как о тариль не получается. Мысленно я называл ее Искра, ведь она зажгла в груди пожар чувств, о которых я давно запретил себе думать.

Ради этого стоило бороться. И победить.

Но я знал, что смерть стоит за моей спиной. Ведь я рискнул связаться с тариль.

Глава 8

Резко открыв глаза, поняла — не могу этому противиться. Тело словно зажило своей жизнью, снова став не моим. Сознание охватил странный холод. Осторожно, стараясь не побеспокоить мужчину, спящего рядом глубоким, восстанавливающим силы сном, я поднялась на ноги. Рука потянулась к его мечу...

Миг — и ладонь, в каком-то узнаваемом жесте охватила рукоятку. Сверкнула сталь клинка, взметнувшегося вверх, прежде чем опуститься на... веревки, крепившие бочонки с питьевой водой к лодке.

Накатил ступор — следствие глубокого потрясения. Поэтому я думала о странных вещах.

Удивительный факт, меня не столько поразила собственная неуправляемость (это как раз предсказуемо), сколько проявленное телом тариль мастерство. Как много я еще не знаю об этом теле! Не знаю, что оно способно так виртуозно владеть мечом, бесшумно нанося удар за ударом.

Лишь легчайший свист воздуха, рассекаемого сталью. Но он скрывается за шелестом волн. И каждый раз, вопреки стремительности удара, меч в моих руках замирал, не погрузившись в древесину. Лезвие рассекало только загрубевший от времени до окаменелости промасленный канат, не оставляя на борту судна даже насечек.

Пять ударов. И оба бочонка с пресной водой закувыркались на поверхности океана, неумолимым течением уносимые куда-то к горизонту. А я в ужасе замерла где-то глубоко внутри этого ослепленного темной волей тела.

Я ощущала эту тьму едва ли не физически — холод мрака и аромат крови окутали меня. Лишив нас запаса питьевой воды, жестокосердная развернулась к мирно спящему мужчине.

Ее глазами я смотрела на мерно вздымавшуюся грудь. И сейчас совсем не следы изувечившей кожу болезни или мысли о недавней близости занимали меня. Я чувствовала переполнявшее это существо желание убить! Уничтожить, растерзать...

Глаза сощурились — мир сузился до тонкой полоски света, центром которой стала грудь мужчины. Место, под которым бьется его сердце.

Нет!

Мысленный вскрик ужаса. Больше путешествия на этой лодчонке по неизвестному океану меня пугала только перспектива сделать это в одиночестве, и меня стиснуло со всех сторон чужой яростью. Как плитой придавило злобой. Гневом.

На секунду свет померк, заслоненный мысленным образом уже привидевшейся мне демоницы. Ее перекошенным от ненависти лицом, оскаленным окровавленными клыками ртом и наполненными тьмой глазами.

Нет!

Стремясь прогнать наваждение, я затрясла головой. И тут неожиданно поняла, что это не мысленное желание — голова в реальности судорожно задергалась, перекатываясь по плечам из стороны в сторону. И пусть рука с оружием, продолжая приближаться к спящему мужчине, двигалась уверенно, обзор основательно исказился.

Я тоже могу влиять на это тело! — озарило меня.

Тут же я осуществила подспудно бьющуюся в сознании мысль: не видеть этого кошмара! Хотя бы так не становиться соучастницей убийства.

Мир вокруг исчез — веки сомкнулись. Замерла рука с занесенным клинком — даже тариль было сложно нанести смертельный удар, не видя цели.

Взбешенное шипение демоницы реальной болью ударило по моим ушам. Рефлекторно руки взлетели вверх, стремясь зажать уши. Меч выскользнул, чтобы с громким звоном упасть на дно баркаса, задев якорную цепь.

Звук разбудил мужчину. Приоткрыв глаза, замутненным от боли взглядом я заметила, как он стремительно вскочил на ноги, едва увидел свой меч и меня, рухнувшую рядом на колени.

Это была уже только я.

Наваждение пропало, как и ощущение чуждой воли, довлеющей над телом. Исчезла и боль, позволив мне уже самостоятельно встретиться взглядом с Тенью. С мужчиной, который, как ни крути, спас меня уже дважды. С которым я теперь делила постель и... которого только что пыталась убить.

На его месте никто не предположил бы другого, — призналась я себе, ломая голову — как выкрутиться из этого положения?

Но переживала я не о том. И Тень быстрым взглядом, в котором уже не было и намека на сонливость, окинул все вокруг и, уставившись совсем не на клинок, быстро дал мне понять это. Смотрел он на рваные края обрубленных канатов.

Он не спросил, ни почему, ни как, ни зачем.

— Давно? — Рывком подскочив к борту, где крепились бочонки с водой, вытащил из воды обрубок каната и уставился на океан.

— С полчаса, — каким-то неживым голосом ответила я, понимая, что он спрашивает о времени утраты самого ценного — воды. И понимая, что запасы пресной воды отнесло от нас в неизвестном направлении очень далеко — их не увидеть, не вернуть.

— Сам виноват! — Сжатая в кулак рука мужчины в гневе с силой опустилась на край лодки, основательно качнув ее.

Я удержалась на ногах, только ухватившись за остов мачты.

— Ты не винишь меня?

Обращалась к напряженной спине мужчины. Тень не оборачивался, я видела только вздувшиеся на шее мышцы и его напрягшиеся руки. Но и этого хватило, чтобы понять, насколько сильные эмоции обуревают его.

— Нет, — сказал он отрывисто и резко. В голосе рыбака, что поразило меня неимоверно, прозвучал стыд.

— Но нам же недолго осталось плыть?

Я всей душой надеялась, что это так.

— Долго.

— А... воды больше совсем нет?

В ответ он отстегнул флягу, которая болталась на отброшенном в сторону ремне. И тряхнул ею. По звуку я поняла, что воды там меньше половины.

Невольно сглотнув, перевела взгляд на поднимающееся солнце. Оно припекало уже сейчас, а к полудню жара станет нестерпимой.

— Ты не спросишь меня, почему я это сделала? — Я сама задала гнетущий меня вопрос, отчаянно ища возможность оправдаться, объяснить, что совсем не желала погубить нас. Да еще таким кошмарным образом.

Мужчина так и не обернулся. Некоторое время молчал, усилив мое ощущение вины до колоссальных размеров.

— Нет. — И, прежде чем успела изумиться такому ответу, пояснил: — Понимаю. А если не понимаю, спрошу потом, когда доберемся до земли.

А не доберемся, мне от этого знания легче не будет.

— У нас говорят, что женщина на корабле — к беде, — припомнив так изначально поразившее меня несоответствие взглядов на этот вопрос в наших мирах, прошептала я.

— Только если она тариль. — Почему-то именно сейчас он обернулся, бросив на меня очень странный взгляд — задумчивый, печальный и настороженный одновременно.

Палач!

Я промолчала, скрывая за безмолвием отчаянную душевную боль. С его выводом не поспоришь. Как бы ни был этот изгой обделен женским вниманием ранее, он сделал ошибку, оставив меня.

Я хотела спросить, что же нам делать. В уме билась одна мысль: три дня! Именно столько, по данным экспериментальной науки, может протянуть без воды человек под палящим солнцем. Подпадают ли под это правило жители этого мира?

— Уйди в укрытие, разденься и попытайся уснуть, — перебил меня Тень.

И точно, болтать сейчас бессмысленно, только силы тратить. Находясь еще в состоянии шока от случившегося и действуя механически, я поднялась на ноги и двинулась к навесу на корме баркаса. Там, безропотно подчиняясь словам мужчины, разделась и легла на подстилку. Уже сейчас хотелось пить.

Но я не заикалась о своем желании, молча наблюдая за рыбаком. Он, натянув короткие штаны, поднял мачту и закрепил парус, явно избегая взглядов в моем направлении. Но ветер был очень слабым, даже развернутый парус не придал нам значительной скорости.

На мгновение нырнув ко мне, Тень вытянул наружу один сундучок. Я знала, там хранится одежда. Что он с ней делал, я не видела, но особенно и не задавалась этим вопросом. Сознание лихорадочно искало выход, какой-то способ избежать неминуемого кошмара — смерти от обезвоживания.

— Дождь! — Слово вырвалось синхронно пришедшей в голову мысли. — Нас спасет дождь!

— Дождя не будет недели две. — Сухой отклик убийственного по своей значимости ответа пришел снаружи.

Слегка переместившись, я подобралась к проему и посмотрела на небо. Ни облачка.

Но и вчера так было, — цепляясь за надежду, возразила себе. — А буря случилась.

— Ты не можешь знать наверняка!

— Это все рыбаки знают, — бесстрастно отозвался мужчина. — Океан называют проклятым. Мы в той его части, где дожди крайне редки. Я уверен в сроках, опыт, знаешь ли...

Но я отчаянно не желала смиряться с этим убийственным известием. Чувство вины снедало меня заживо.

Время словно остановилось, мне казалось, что солнце замерло на месте, раскаленным диском повиснув прямо над нами. Мысли сводили с ума, я успевала проиграть в голове сотни разных сценариев нашего будущего, а светило так и висело в зените. Да и лодка... по моим ощущениям мы двигались не быстрее улитки.

Поначалу мне казалось, что пресловутые трое суток я выдержу легко, а там что-нибудь да произойдет. В душе я очень рассчитывала на дождь. Время моего заточения в укрытии на корме баркаса шло, Тень не отменял своего приказания, жара только усиливалась, а пить хотелось нестерпимо.

Наступил миг, когда я могла думать только о воде. Тем более, она была повсюду. Закрываешь глаза, и слышишь шорох волн, плеск воды о борт судна. Все это не добавляло мне стойкости. И когда желание пить стало сильнее уверенности в послушании, я выкарабкалась из-под навеса.

Тень обнаружился на корме. На миг мне показалось, он медитирует, сидя неподвижно и невнятно бормоча себе под нос. Это меня разозлило. Мужчина! Мог бы и сделать что-нибудь, хотя бы грести, приближая нас к суше!

— Надо что-то делась, — сглотнув вязкую слюну, высказалась я в никуда. И когда никакой реакции не последовало, а рыбак все продолжал свое неподвижное бормотание, высказала свое навязчивое пожелание: — Я хочу искупаться.

Это слово уже не первый час крутилось в голове, маня призывной и такой желанной свежестью.

— Не стоит, — снизошли до ответа. Впрочем, моего раздражения всеми и всем это не убавило. — Терпи до вечера. Искупаешься, когда жара спадет. Сейчас не удержишься и наглотаешься воды — от соленой станет только хуже.

— Я пить хочу! — Сама себя в этот момент ненавидела за малодушие. Но не сдержалась, фраза — крик души — вырвалась сама собой.

— Знаю. — Плечи мужчины на миг приподнялись в очевидном вздохе. — Но в этом месте трудно добиться милости богов. Цена слишком высока.

— Цена? — Я внезапно испытала прилив сильнейшего стыда, вспомнив, по чьей вине мы так влипли. Но и слова о местном боге, насылающем шторм, запомнила. — Это как остановить бурю? Смысл в этом же? Я готова!

Каждый может считать меня распутницей, но сейчас я дошла до такого состояния, когда за кувшин с водой отдалась бы кому угодно. Не только прокаженному, который, кстати, вообще оказался самым доброжелательным ко мне существом в этом мире.

Но Тень отрицательно мотнул головой, разрушив все мои надежды.

— Все не так просто. Твоя Богиня, тариль, хитра. Она умно выбрала время и место. Это ловушка, и из нее нет спасения. Если мы хотим его получить, должны отдать что-то крайне ценное, нужное богу. Иначе ему нет резона помогать нам.

Местные боги меня доконают! Так хотелось разбить что-нибудь от злости.

— Например... — ухватившись за мачту, так как ноги от слабости плохо держали, я оглянулась. — Неужели лодку?

На мой взгляд, древнее корыто — единственное достояние этого мужчины. Но я очень сомневаюсь, что оно может заинтересовать какое-либо божество. А значит, всем на нас начхать.

Плечи рыбака дрогнули, мне показалось, он беззвучно смеется.

— Нет, не лодка, — подтвердил он мои подозрения. — Есть кое-что другое.

Ах, есть! Я возликовала.

— Тогда надо отдать, — тут же высказалась вслух.

Он медленно обернулся. А я с трудом устояла на ногах, увидев лицо спутника.

Мамочки...

Он был так бледен, ни кровиночки в лице, застывшем, как гипсовая маска. Даже следы болезни поблекли, словно стерлись, потонув в этой бледной безжизненности. А вот глаза, наоборот, налились цветом. Алым...

Мгновенно увеличились в размерах. Испещренные десятками кровяных прожилок, приобрели отчетливо алый цвет. И в целом выражение лица испугало меня какой-то изнуренностью и мукой. Тень словно состарился лет на пятьдесят за эти часы.

— Скажи мне, кто ты? Та, что живет в тариль? — Голос его звучал безжизненно, устало.

Вот этого вопроса я сейчас не ожидала. И в смятении от страха перед неминуемой гибелью, измученная жаждой, испугалась разоблачения. Словно ком в горле встал, мешая сознаться. Отведя взгляд, избегая пытливого внимания мужчины, ответила вопросом на вопрос:

— С чего ты взял, что во мне кто-то живет? И разве Богиня желает убить меня? Я же тариль!

Тень какое-то время молчал. Я чувствовала на себе его взгляд. И мне казалось, что уже и не ответит, разгадав мою ложь.

Но он ответил:

— Цель не ты. Ты переродишься. Твоя покровительница выбрала удачный момент навредить мне.

Ему? Зачем Богине-мужененавистнице несчастный рыбак?

— За что?

— Хотя бы за то, что увез тариль так далеко от цитадели. Твое отсутствие подрывает ее силы.

Об этом я уже и сама думала.

— А что им от тебя нужно? Может, жемчужина?

Мне очень жаль было бы расстаться со своими планами, а для того, чтобы узнать о пути в свой мир, мне нужна была жемчужина. Но сейчас я могла не дожить до встречи с этим их местным всезнающим мудрецом. Поэтому готова была жертвовать нечаянным трофеем.

— Ты же не можешь всерьез полагать, что Мудрейшему дано знать то, что неизвестно богам.

Вопрос был риторическим. А я, исчерпав запал, без сил опустилась на дно лодки. Жажда стала катастрофической. Спасения нет. И Тень тоже бессилен помочь, более того, именно я причинила вред и ему. Пусть и не по собственной воле.

Из глаз полились слезы. Вот казалось, откуда бы им взяться, организм и так обезвожен. А закапали...

Это я оплакивала свою незавидную долю попаданки, испытывая чувство вины, которое и сейчас не давало смириться и тихо-мирно скончаться от жажды посреди океана. Жалела не себя — мужчину, которого невольно втянула в такие проблемы.

'Ох, об одном прошу, — взывала я к мирозданию в состоянии полного душевного смятения, — пошлите мне еще раз эту лилововолосую старушку!'

Но услышать меня не пожелали.

Вместо этого внезапно окатило волной прохлады. Очнувшись — а я настолько глубоко ушла в свои печальные думы, что практически отключилась от реальности, — заморгала, постепенно понимая, что случилось. Тень выплеснул на меня ведро воды. И сейчас уже наполнял второе, намереваясь повторить этот подвиг.

— Как это понимать?

Я в испуге отшатнулась. Освежающая волна слегка придала сил, прояснив сознание.

— Не устраивай истерики, женщина, — устало урезонили меня. — И так сложно. А вода? Я подумал, может быть, ты не так уж не права. Похорошело?

Я кивнула, не в силах сказать что-либо.

Второе ведро он опрокинул на себя. Я с облегчением отметила, что краски стали возвращаться на его лицо.