Ледяное небо, Литрпг

Я оглядел небольшой светлый кабинет, странные агрегаты у стен, ширму. Собрался с мыслями.

— Ну, что молчите? — голос дружелюбный и подбадривающий, а взгляд — наоборот внушал страх, и напоминал сканер, пронизывающий насквозь.

— Здислав, в общем, — я заложил руки за голову, потянулся, и как пловец нырнул в ледяную воду: — У меня в полёте вырубилось зрение.

Как всё произошло, разумеется, рассказывать я не собирался. Никто об этом не должен знать — ни одна живая душа. Иначе... Даже не знаю, чтобы сделал Дресслер, если бы узнал. В лучшем случае, отправил под домашний арест.

— Ну, это бывает и довольно часто, — не отводя от меня просвечивающего взгляда серых, живых и умных, глаз, сказал он. — От сильной перегрузки кровь оттекает от мозга. Это не очень страшно. Если часто не повторяется.

— Да, но у меня правый глаз перестал видеть совсем. То есть, левый восстановился, а правый — нет. Понимаете? Но сейчас вижу обеими глазами, — поспешно добавил я.

— Хорошо, давайте проверим. Не бледнейте так, Алан. Что вы за мужики такие? — в его голосе зазвучала обидная насмешка. — Летать на этих кошмарных штуках не боитесь, а нас, врачей, боитесь.

Я снял куртку, брюки и улёгся на ложемент медкамеры. Плавно и медленно он затащил меня в своё тёмное нутро. Раздались странные стуки, треск, дребезжанье, а я мысленно вызвал инструкцию к орбитоплану и стал изучать. Память у меня феноменальная, но не грех потренировать её.

— Ну, вот и всё... Ну, вот и всё... — почти пропел Мадей, когда меня вытащило обратно на свет. — Мда-а-а, — протянул он так огорчённо, что заставило мою душу сжаться до размеров теннисного мячика.

— Что так плохо?

Мадей игрался трёхмерными изображениями моего мозга, крутил, увеличивал некоторые места, подсвеченные разным цветом — красным, жёлтым и зелёным. Длинные суженные на концах пальцы, покрытые редкими седыми волосами, бегали по картинкам, как по клавишам рояля.

— В общем так, Алан. Не буду долго и нудно вам всё объяснять. Да и вы не поймёте всех этих вещей. Не обижайтесь. Я ведь тоже ничего не смыслю в ваших пилотских терминах. Птичий язык.

— Мадей, я вас задушу сейчас! — я вонзил ногти в ладони, лицо предательски заполыхало. — Говорите, чёрт возьми! Не играйте на нервах!

— Успокойтесь, — он поднял белёсую бровь. — Держите себя в руках. А то как назначу вам инъекции по пять штук утром и вечером. Чтобы сесть потом не могли... — он усмехнулся. — Алан, у вас началась деградация сосудов, снабжающих мозг кровью. Это не очень опасно. То есть, опасно, но проблема состоит в том, что этого можно было избежать. Если бы... Если бы вы жили там, где...

— Там, где тепло? — понял я.

— Да, холод вас губит.

Я тяжело вздохнул. Набрав побольше воздуха в лёгкие, задержал дыхание. Спросил просто, без экивоков:

— И когда я ослепну окончательно?

Мадей одним движением руки собрал картинки в кучу, убрал. Подёргал себя за пышные усы и быстрым шагом вернулся в кабинет. Присел за столик, начал что-то быстро писать.

— Я не могу вам этого сказать точно, Алан. Это может произойти и завтра, и через год. И может вообще не произойти.

— Так не бывает, — буркнул я. — Ваша гребанная медицина должна знать всё точно. Иначе на х... она нужна.

— Я назначу вам препараты для поддержки сосудов, — он поморщился от моей грубости, но спорить не стал. — Очень надеюсь, что вы будете их принимать. Плюс некоторые процедуры, которые вы не должны пропускать.

Он подошёл к шкафу, хлопнул дверцей с облупившейся белой эмалью, выставил несколько коробочек на стол.

— Отлично, — я схватил, повертел их в руках и сунул в карман куртки, ощущая некоторое облегчение. — И да, Здислав, я хотел вас попросить об одолжении.

— О каком? — он хитро сощурился, откинулся на спинку стула. — Никаких наркотиков. Вы знаете мои принципы.

— Да нет. Господи. Я хотел вас попросить не сообщать моему начальству об этом. Если они узнают — запрут в клетку. И будут, как медведя выпускать на цирковые представления.

— О, это было бы правильно! Но я понимаю, понимаю. Вас не заставишь. Хорошо, я обещаю, — он широко дружелюбно улыбнулся и добавил: — И я был бы идиотом, если бы сделал это. У вас такой вид, что вы меня убьёте, если я посмею проболтаться. Не так ли? — он подмигнул. — И главное, отдыхайте больше.

Я шагнул к двери, чуть не уткнувшись в очередной экран:

"Посещение врача. Здоровье восстановлено на 100 процентов".

Глава 9. Неожиданная милость

— Курсант Тарханов!

— Я!

— Расскажите нам, как вывести самолёт из штопора.

— Чтобы вывести самолёт из штопора, вначале надо энергично нажать педаль в сторону, противоположную штопору, и вслед за ней дать ручку управления от себя за нейтральное положение. Как только самолёт прекратит вращение, немедленно поставить ноги нейтрально, набрать скорость в районе 250 миль в час и затем плавно выводить самолёт из пикирования.

— Отлично. А теперь продемонстрируйте нам ввод в управляемый штопор и выход из него. Задание понятно?

— Есть!

Странный самолёт, — пронеслась мысль. Вроде знаком, а вроде бы никогда такого не видел. Размашистые крылья, обрубленный фюзеляж, закреплённый в раме, смахивающей на рогатку.

Курсанты в оранжевых высотно-компенсирующих костюмах стоят навытяжку в ряд, в руках — гермошлемы, а в глазах — нескрываемая чёрная зависть. Ну как же — Тарханову опять первому дали опробовать новую опытную машину. А некоторые ждут неделями, месяцами, лишь бы сесть в самый обычный учебный самолёт. Ничего, пацаны, и до вас очередь дойдёт! А мне охота попробовать сейчас!

А погода стоит отличная. Небо чистое и высокое — притягивает взгляд. И кажется там, за границей этой невероятной голубизны вижу бархатную черноту глубокого космоса, наполненную сверкающими мирами. И становится не по себе от мысли, как легко там затеряться, оторвавшись от родной Земли. И никогда не вернуться назад.

Рядом с аппаратом я заметил крепко сбитого мужчину в синем заношенном халате. Толстые линзы очков увеличивают подслеповатые блеклые глаза, волосы жидкие, зачёсаны назад, чтобы скрыть лысину, округлые сутулые плечи — больше похож на бухгалтера, чем на инженера по лётным испытаниям.

— Так, Тарханов, слушай внимательно. Задание простое. Введёшь самолёт в штопор, нажмёшь на эту педаль, на ней привинчены динамометрические самописцы. Начнётся запись. Потом на земле уже её расшифруем. Понятно?

— Понятно, — я кивнул.

Быстро залез по приставной лесенке, устроился удобно в кресле. Отличный обзор, "стеклянный" кокпит — экраны в ряд на панели управления. Набрал воздух в лёгкие, выдохнул. Оглядел приборы.

— Разрешите взлёт?

— Взлёт разрешаю.

Колодки убраны, рулю на взлётную полосу. Разбег, самолёт легко оторвался от земли. Под крылом проносятся пёстрые лоскуты лугов, серебром блеснуло полотно реки с переброшенной ниточкой моста. Взяв ручку на себя, я начал набор высоты. Альтиметр показывает четыре тысячи футов — то, что надо. Сбалансировав самолёт в горизонтальном полете, я сбросил скорость. Машина клюнула носом, закружилась в смертельной вальсе. Отсчитав нужное количество витков, я нажал педаль.

Ничего не произошло. Нажал ещё раз и мороз продрал по коже. Педаль заклинило намертво.

Несётся навстречу, бешено вращаясь подо мной, земной шар и привязные ремни больно впиваются в тело. Твою ж мать! Неужели придётся прыгать? Терять машину?! Отстегнув ремни, я полез вниз. Ничего не вижу, полная темнота, самолёт болтает, швыряя меня о борта. Но сжав челюсти, пытаюсь отодрать злосчастную педаль, пальцы скользят и не слушаются. В голове бьётся одна мысль — опозорюсь перед всеми. Перед парнями, командиром и, главное, отцом. Он надеялся, что я стану классным пилотом.

И в последнюю секунду оторвал эту проклятую педаль. Схватился за ручку управления, потянул к себе, выровняв машину. И пронёсся над лётным полем так низко, что кажется увидел пучки пожухлой травы на стыках плит.

И проснулся. Весь мокрый, будто вылез из горячей ванны, руки дрожат, как с сильнейшего перепоя, рот стянуло сухостью, язык наждачной бумагой царапает нёбо. Неужели проклятая система заставляет меня проходить миссии даже во сне?!

Но раньше снились самолёты, на которых я учился летать в лётной академии, а сейчас нарисовалось что-то невообразимое. Какое-то чудище морское.

Нет, не чудище. Мне приснился орбитоплан. Точно! Чёрт его подери! Но почему слилось всё вместе — учёба в лётной академии, испытательная работа и совершенно новое и неведомое — орбитоплан?

На часах — пять пятьдесят шесть. Всё равно нет смысла ложиться.

Контрастный душ выбил из головы остатки сна. И на меня нахлынула тоска, я вспомнил, что сегодня "знаменательный" день, если можно так сказать — генерал Шмидт отбывает на Экватор. Вместе с Эдит.

Брился я долго и старательно, словно пытался исправить бритвой дефекты собственной физиономии. Надел парадную форму: отлично выглаженные брюки, синюю рубашку, галстук и форменную куртку с серебряными крылышками на рукаве. Хотя кто оценит мой парадный вид? Уж Эдит точно этого делать не будет.

Синтезированный заменитель кофе запахом, напоминающим жжёную резину, прочистил мозги, но ухудшил настроение до состояния, когда захотелось что-нибудь разбить. Взять и шваркнуть о стену чашку с остатками кофе, чтобы оно расплылось на стене красивым грязным пятном. Или нет — лучше вот эти проклятые электронные часы, чтобы чёрный кубик со светящейся стеклянной панелью разлетелся на мелкие осколки, и не отсчитывали секунды до момента, когда уже ничего нельзя будет вернуть.

Завибрировал коммуникатор и на экране возникла миловидная физиономия Мартина Келлера, адъютанта Дресслера.

— Господин майор, вам следует явиться...

— Да знаю я, Мартин, — буркнул я, уже собираясь отключить экран.

— Вам следует явиться в кабинет полковника Дресслера, — быстро договорил он и отключился.

Зачем это я понадобился старику? Засосало под ложечкой, в глубине души стала скапливаться чернота.

Быстро добрался до кабинета Дресслера, но открыв дверь, обнаружил не только самого полковника, но и генерала Шмидта. Он осмотрел меня с таким хмурым видом, будто обдумывал, каким способом лучше казнить: посадить на кол или четвертовать.

— Господин майор, — глуховатым баритоном начал генерал. — Расскажите нам об инциденте с Питером Броуди.

— Я обязан отвечать? — я бросил взгляд на Дресслера, в глазах которого заметил странное беспокойство.

— Да, обязаны, майор. И как можно подробнее.

Никогда не видел старика в таком мрачном виде.

— Мы случайно встретились в столовой, он высказался обо мне нелестно. И я... ну я ударил его.

— Мы это знаем, — буркнул Шмидт. — Свидетели утверждают, что вы вызвали его на какую-то дуэль...

— Нет, это Броуди вызвал меня на дуэль...

— Это ещё что такое? — генерал, развернув массивную голову, бросил взгляд на Дресслера, который лишь скривился.

— Воздушная дуэль, насколько понимаю. Да, майор?

— Да. Это было предложение Броуди. Мы отлетели на побережье. Я там показал фигуры высшего пилотажа. Потом вернулся на базу. Всё.

Почти правда — я действительно демонстрировал высший пилотаж. Но в бою. А для чего, вы думаете, он нужен? Для авиашоу?

— Нет, не всё, — генерал взглядом пытался высверлить во мне дыру. — Вы вернулись, а вот Питер Броуди — нет.

— Не вернулся? Это странно.

— Вы что-то не договаривается, майор.

— У меня там отказал двигатель...

Дресслер выдохнул трёхэтажное матерное ругательство, которое, скорее всего, означало, что он испугался за меня. Тяжело задышал, побагровела даже шея. Я стал опасаться, что старика хватит удар.

— И как же вы смогли вернуться на базу в таком случае?

— Я отправил самолёт в отвесное пике, турбина завелась. И я смог вернуться. Может быть, у Броуди случилось то же самое, но вернуться он не смог.

— Почему вы не доложили об этом сразу? — проворчал Шмидт, и сам же ответил: — Хотели скрыть очередной факт нарушения дисциплины? Это просто немыслимо. За эти несколько дней, что я пробыл здесь, вы проявились себя как нарушающий все мыслимые и немыслимые правила и законы пилот.

Я пожал плечами — что поделаешь? Воспринимайте меня таким, какой я есть.

Генерал тяжело встал, заложив руки за спину, медленно прошёлся по кабинету, погруженный в свои мысли. И я с напряжением ждал, какое страшное наказание он придумает для меня. Мысленно перебирал все виды казни и пыток, которые знал, накручивая себя всё сильнее и сильнее.

Шмидт остановился напротив меня, поднял хмурый взгляд блеклых глаз, заставив меня съёжиться до размеров лилипута.

— Значит так, майор, — выдал он, наконец. — Раз Броуди исчез, тогда вы... — я затаил дыхание и думал, что грохнусь в обморок. — Вы, как первый пилот, командир экипажа, будете управлять транспортным самолётом, и доставите меня и моих людей назад. Всё понятно?

— Но, господин генерал... — лицо Дресслера вытянулось так, что мне стало его жалко.

Он заткнулся и лишь как-то по-стариковски обмяк в кресле.

Кольнула досада, что придётся бросить здесь всё — ребят, изучение орбитоплана. Но система не дала мне времени на раздумья:

"Вы открыли новый летательный аппарат: Локхид C-130 Геркулес

Тип: Многоцелевой военно-транспортный самолёт

Максимальная скорость: 320 узлов

Дальность: 2050 миль

Практический потолок: 33 тысячи футов

Экипаж, чел.: 3 (два пилота, бортинженер)"

Я ошалело уставился на него, пару мгновений переваривая услышанное.

Вместо наказания — меня наградили поездкой на Экватор? Чёрт возьми, я обожаю эту систему!

Вышел из кабинета Дресслера, словно под кайфом от "Арктик Кисс" — бетонный пол вращался под ногами, так что пришлось схватиться за склизкую ледяную стену, чтобы не упасть. Захотелось подпрыгнуть до потолка и заорать — я лечу на Экватор! Заплясать лезгинку. Пританцовывая, направился к лифту. Сделал шаг к закрытой металлической решёткой шахте, как пронёсся лёгкий ветерок. Неожиданно я увидел Эдит, совсем рядом. Обожгла чернотой глаз и выдохнула:

— Это ты убил Броуди!

Её слова совсем не задели меня. Кажется, я даже не услышал их, только ощутил, как приятная дрожь от звука её низкого хрипловатого голоса пробежала по затылку, шее и позвоночнику.

— Зачем мне это делать? — спокойно спросил я, изучая в этот такой короткий, но сладостный миг проступившую от напряжения на её шее жилку, сделав девушку трогательно беззащитной, будто малейшее дуновение могло порвать её.

— Чтобы отправиться со мной на Экватор! — выкрикнула она.

Но в её глазах я увидел нечто большее — чувство, пробившее сквозь злость и ненависть, закрутило в водоворот, заставив сблизиться на опасное расстояние. Настолько опасное, что я, не контролируя себя, вдруг по-хозяйски властно обхватил её рукой сзади, приблизил и впился в полуоткрытый рот. Она дёрнулась, пытаясь отстраниться, но в тот же миг смирилась, ослабев в моих объятьях. А я быстро, словно боялся, что нас прервут, провёл губами по её лицу, ощущая бархатистую прохладу кожи, чуть терпкий, отдающий мускусом аромат её тела. И с бьющимся у горла сердцем отстранил, почти оттолкнул. Я отвоевал эту женщину в схватке. Теперь она моя!