Проект Х))

Снова оказавшись в камере, я продолжил наседать на лысого, благо оконце он не закрыл.

— Дай поесть, ты вообще кто? Откуда такой? С Земли?

Молчание. Нормально поговорили. Зато вскоре в просвете мелькнула тень, и я увидел деревянную миску и кружку. Так, и чего нам привалило? Ого, приличный кусок одуренно благоухающей грудинки со щедрыми прослойками мяса и горбушка черного, ноздреватого хлеба и видимо, как бонус, головка чеснока. Богато. В кружке простая вода, ну да не до разносолов и кофеёв с чаями.

— Слышь, мужик, спасибо тебе.

Молчание в ответ. Опять. Да, говорливый мне попался сторож. Надо его разговорить все равно. Отгрызая куски удивительно вкусного, особенно с голодухи, бекона, я продолжил чуть невнятно общаться с мужиком.

— Слышь, спасибо. А звать тебя как? Молчишь? Тогда я тебя Гиви буду звать. Как тебе? Так вот, Гиви, скажи мне, с каких пор арестованного человека лишают простейших прав? Я ведь не осужден и не приговорен. Более того, мне даже и обвинения никакого не предъявляли, просто золото отобрали и сюда засунули. Не хорошо это, не хорошо и не красиво. Я золото нашел, сохранил, принес, а меня в преступники, в тюрьму запихнули. Не хорошо. Не по справедливости.

Тишина в ответ. Упертый сукин сын! Ладно. Хрен с тобой. Молчишь и молчи, вот доем кусок и спою. Проглотив последний кусок, затянул:

'Черный ворон, друг ты мой залетный, где летаешь далеко?' допев, сходу, без остановки взялся за 'По бурным волнам океана...'. У меня голосина ого-го, а сдерживаться категорически желания не было. Так что хоть стены и не дрожали, но звук шел мощно. Попил водички и дальше 'Вот скрылось солнце за горою', потом на лирику потянуло и я спел 'Дунюшку'. Устал. К черту вас всех, мудаков. Елки, в тайге жить в сто раз лучше, чем среди людей. Там уж если враг, то враг, а друг так друг. Плевать. Снял куртку, лег на матрас, укрылся полой, закрыл глаза и уснул.

Поднялся в темноте. Тихо. Ощупал карманы. Чего-то твердое — зажигалка. А что, мысль... На ощупь раздербанил матрас и рассыпал солому у стены. Поджег. Загорелось сразу, прекрасно, пуская, все горит! Пламя, ярко вспыхнув, ударило по глазам, да что такое?

— Эй, русский, выходи!

Теперь бы только понять, где сон, а где явь. Глаза не видят толком, свет слепит — лампа, что ли в руках у... чей голос? На Гиви не похож, но знакомый какой-то...

— Я-то русский, а ты кто? Че надо? — А внутри разом холодом окатило, все, убивать пришли. Допрыгался. Отчаянная злость тряхнула током, заставив разом проснуться.

— Лампу убери, мне не видать, кто там такой борзый кукарекает.

— Ах, ты сссука, да я тебя, — злобно зашипел невидимый оппонент в ответ, качнувшись через порог. Ну, иди, иди ко мне, голубь сизый, уж я тебя приголублю. В камеру ворвалось мощное амбре, да он пьяный...

— Стой. — Второй голос, глухой и сиплый, вот и Гиви нарисовался. — Пусть сам выйдет, — и после короткой паузы, — если захочет...

Интересно, значит, я могу и не захотеть? Чего происходит вообще, что за концерт в дурдоме?

— Эй, Гиви, что у тебя в тюряге творится? И кто этот поцак упившийся? Новый клиент? Так посади его в другую камеру, мне его вонь ни к чему.

— Выходи падла русская. Думаешь, спрячешься, да я тебя все равно завалю, курва! — Прорычал мужик. Глаза уже адаптировались, и я сумел разглядеть лицо — это же тот самый парень, с которым я днем повздорил на улице. Вот, говорила мне мама, не надо людям плохо делать... Странный концерт, неспроста все. Зарежут, а потом скажут, мол, бежать пытался. Но и в камере отсиживаться не хочу. Этот сосунок драться хочет, унизить меня, ну, пусть попробует. Только вот страшно очень. Черт, как же страшно. Убить кого-нибудь легче стало бы наверняка. Ухватил куртку в левую руку и встал.

— Слышь, Гиви, разъясни по понятиям, чего тут за бардак творится? — Шагнув из камеры, спросил я.

— Ты счас умирать будешь, медленно, — пьяно кривя рот, выкрикнул парень. А Гиви так и молчит, вот козел. — Я тебя на ремни изрежу, суку.

В руке у него появился здоровенный ножик, скорее тесак. Все, полный конец обеда. Парень хоть и напившийся, а действовать начал с умом. Не спешил, дуром не кидался, на что я в тайне понадеялся. Значит, не судьба. Я же тянуть не стал. Резко махнув курткой, накинул ее на голову и оружие противника, перехватил вооруженную руку, безжалостно заломил, давя на локтевой сустав. И одновременно врезал коленом под дых. Толчком плечом в спину припечатал парня к бревнам стены. Перехватив в руку тесак, сдернул куртку с головы и пнул его пару раз от души. Обернулся к Гиви и обнаружил, его спокойно сидящим за столом с 'ПМ' в руках. Понятно.

— Ты, Гиви, не спеши. Мне этот пьяный дурак без надобности. И свинорез его тоже. Давай я его выкину на улицу, а мы с тобой спокойно посидим, побалакаем. Не против? Хммм, молчание — знак согласия.

Выволочь бесчувственное тело труда не составило. Тесак полетел следом. Закрыл вход на засов и присел к столу.

— Есть охота, подкинь арестанту, а, чего-нить похавать?

— Меня Петром зовут.

— Так ты с Земли? — Радости моей не было предела, наконец-то 'камень' заговорил, хм, каламбур...

— Нет, Дардские горы. Оттуда я родом.

— Горец? Не слыхал еще про таких. А имя — Петр, русское.

— Тебя Вячеслав зовут?

— Да.

— Ердея знаешь? — Неожиданно спросил Петр.

— Тебе какое дело? — уклончиво ответил я. Мало ли...

Лысый тюремщик лишь довольно склонил голову, не отрывая от меня проницательного взгляда.

— Забудь про него. Никому ни слова, понял? Даже под пыткой, тебе же лучше будет.

— Понял. Забыл. — Задумчиво протянул я. Не к тебе ли Мадху бегал, а Петруха? Не прост ты, горец. Но лучше догадки свои при себе держать, а то урежут язык, запросто. Дела тут серьезные, судя по всему.

— Так что за — пожрать, выпить и закусить? — Вернулся я к более актуально-нейтральной теме.

— Сейчас. — Петр встал и прошел к шкафчику у стены. Вскоре на столе возник роскошный натюрморт, украшенный парой стаканов и небольшой, мутноватой бутылью с чем-то прозрачным, укупоренной вырезанной из деревяшки затычкой. Уже знакомая грудинка, черный хлеб и чеснок, круг кровяной колбасы, кусок брынзы, ломоть копченой красно-алого, жирно блестящего рыбьего балыка, пучки незнакомой зелени и родного до слез зеленого лука.

— Это чего? Хавчик зеков? Тогда я у тебя пропишусь на постоянку.... Или надзирателей так кормят?

— Нет. Я по дереву, кости работаю. Времени хватает. Вот и ...

— Ладно, давай, выпьем за знакомство, Петр, прости, не знаю как тебя по батюшке.

Он щедро плеснул густой, ароматной жидкости, наполнив до середины стаканы, и поднял свой. Молча чокнулись и залпом опрокинули в глотки. Ухххх. Не то, что горло, поток раскаленной лавы медленно протек до самых кишок, заполняя все тело. Вещь. Даже закусывать не тянет, но надо, иначе развезет быстро.

— Хорошо пошла. Из чего делаете? — Понять, что пили не водку, труда не составило, а дальше стопор — не похоже ни на что.

— У нас, в горах делают.

— Ого, дальний путь эта бутыль проделала или Дардские горы недалече?

— Неделя пути. — Скупо откликнулся Петр, наливая по новой. Лихо. Умеет пить, мужик, уважаю. Я сам к напивону не склонен. Так что со второй тормозну пока.

— Скажи мне Петр, зачем меня сюда запихали и чего дальше ждать?

Тот не спеша, красиво выцедил второй стакан, задумчиво уставясь в потолок созерцал там нечто и лишь минуту спустя, когда я уже и ждать перестал, ответил.

— А ничего не будет. Вот допьем и на боковую. Спать.

— Ну, тебе виднее. — С сомнением протянул я. И словно в воду глядел.

За дверью раздался шум, а потом в нее громко заколотили. А так как Петр не спешил не то что открыть, а просто откликнуться, то стук стал еще настойчивей и громче, да еще и крики присоединились.

— Эй, тюрьма, отрывай! Приказ!

Выпив еще стакан и зажевав кусок балыка, Петр таки поднялся с тяжким вздохом и подошел к двери.

— Кто там долбится посреди ночи? — Прорычал в ответ.

— Эй, Петро, открывай, старшой велел арестанта на допрос привесть.

— Посреди ночи? Обойдется. Завтра пусть допрашивает. А седня спать пора. Вот так ему и передай.

— Ты чего, лысая бошка, сдурел совсем или пропил последний ум? Старшой велел! Слышь?!

— Мне твой старшой не начальство, так что не егози. А вот за башку — ответишь, обещаю. И пошел вон — еще раз стукнешь, придушу как кутенка.

Медленно прошел к столу, снова налил и, неожиданно весело подмигнув мне, заглотил и третий стакан. Не поддержать было грешно, так что я выпил тоже до дна. Ух и ядреная вещь! Не, я без закуси не могу, да и вкусно все. Одно понятно — собеседник застольный из Петра никакой. А вот тюремщик просто замечательный, лучше и не придумаешь. Наевшись мясом от пуза и капитально набравшись алкоголем, я уже и сам не запомнил, как переместился из-за стола на нары в камере. Спать....

Утро встретило меня новой порцией громкого и настойчивого грохота в дверь. Так, и что теперь? Сквозь полусон расслышал тяжелые шаги Петра-Гиви, скрежет замков и засовов. Страшно. Пришли за мной. Что дальше? Конечно. Вот так в открытую — днем в наглую прирезать или застрелить уже труднее, хотя, что я знаю о здешних порядках?

Дверь камеры закрыта, оконце поднято — оставалось только ждать, напрягая слух. Из-за стены доносились обрывки шумного, на повышенных тонах разговора. Ого. Ладно.

Обулся, надел и застегнул куртку, встал, готовясь принимать 'гостей'. Мало ли... Но растерянным или подавленным они меня не увидят — хороший понт дороже денег. Щелчок замка и дверь отлетела, с грохотом ударив по стене. И в тот же миг в камеру ворвались... Не может быть! Глазам своим не верю!

Я стоял растерянный и пораженный, не в силах увязать увиденное с ожидаемым.

— Славка, дружище! — Живой и невредимый Валерка Бобров порывисто обнял меня, непрерывно продолжая сыпать словами. — Мы, как только узнали, сразу сюда! Живой, чертяка, а мы-то думали...

— А я что думал? — Наконец смог что-то брякнуть и я. — Как вы здесь? Откуда? Бандиты...

— Кхм, — оборвал наши излияния и откровения тюремщик, — долго в камере будете торчать? Вон, боец стоит, топчется, ему приказ Ертарова к старшему караула сопроводить, срочно!

— О, извините, — чуть смущенно затараторил опять Бобр, — конечно, спасибо, что пустили нас. Все-все, мы уходим. Слав, пошли скорее, чего тут на самом деле... кхм...

Ничего не понимая толком, я только и смог кивнуть и взглядом попрощавшись с Петром, выбрался на двор. Прощай тюрьма. Черт, а ведь эта ночь вышла далеко не худшей в моей жизни, кто б подумал. Обязательно надо будет заглянуть потом к горцу-дарду, заодно и ниточка к Ердею и Сашке... Я огляделся по сторонам. А солнышко как высоко забраться успело и припекает... Долго я спал и никто не потревожил... Удивительно.

И никакого конвоя на этот раз. Мы просто шли, оживленно болтая, точнее, болтал Бобров. И никаких приказов — 'руки за спину', тычков в спину, кроме дружеских похлопываний, и уж тем более никаких запретов на разговоры.

— Слав, ты не переживай. Все нормально будет у тебя. Счас отпустят, понимаешь!? Пойдешь с нами. Устроим пир горой! Мы тут успели уже пристроиться, хе, неплохо, я тебе скажу...

На этом бурная речь друга оборвалась — мы дошли до порога караулки. Ребята остались во дворе, их таки не пустила охрана, а я несколько все же волнуясь, толкнул знакомую дверь и увидел господина Вострикова Илью Павловича. Сегодня лицо его пусть и не светилось дружелюбием, но все же... На столе сразу заприметил и пояс, и ружье с патронташем, и документы.

— Здравствуйте, Вячеслав Юрьевич. — Старший караула встал и протянул мне руку, ну что теперь, пожимать? Видимо мои колебания отразились на лице и Востриков добавил, — кто прошлое помянет, тому глаз вон. — И снова решительно поднял руку.

— Здравствуйте и вы, Илья Палыч, — пожал его руку в ответ и я.

— Присаживайтесь. Все разъяснилось скорейшим образом. Золото можете забрать — передадите сами по назначению. Вот ваши документы, вещи, забирайте.

Молча нацепил пояс, патронташ, сунул корочки в карман и ухватил ствол.

— Ну, я пошел?

— Да, удачи вам. Нет. Подождите. — Ну, что еще? Чего ему надо от меня?

Я остановился в полуповороте, дожидаясь слов старшого. А тот удивительным образом волнуясь, вот уж не ожидал, даже покраснев немного, рывком отодвинул полку в столе и принялся громко ворошить ее содержимое.

— Подождите секунду. Вот, хочу вам на память подарок. Возьмите, пригодится.

В руке у него оказалась кобура с пистолетом и две обоймы полные патронов. Вот тебе поворот событий. И как прикажете быть?

— Это хороший, надежный пистолет — настоящий, земного производства Кольт 1911 сорок пятого калибра. Патроны к нему у нас делают, так что... В-общем, владейте на здоровье.

— Это щедрый подарок, Илья Павлович, не знаю, могу ли я его принять? — С сомнением протянул в ответ. И хочется, и колется...

— Берите, не думайте. Будем считать, что теперь между нами не осталось недомолвок?

— Хорошо, — забирая ствол, согласился я, — никаких недомолвок. Спасибо вам...

— Давайте на ты, Вячеслав?

— Хорошо, Илья, только меня зовут Славой, Славкой.

— По рукам, Слава. Удачи тебе. Будут вопросы, понадобится помощь — заходи.

— Лады. И тебе всего наилучшего, Илья.

Друзья встретили меня на пороге. И остолбенел, глупо разинув рот и держа в обеих руках оружие. Поистине это утро богато на сюрпризы. Рядом с Пашкой стояли те самые девушки, которых мы встретили на хуторе. Вот так встреча!

Идти пришлось не далеко. Несколько минут и наша бодро шагающая группа оказалась перед аккуратным двухэтажным зданием с широким крыльцом и вывеской 'Торговый Дом Липарёва'. Интересно. Друзья мои, решительно открыли дверь, и мы оказались в просторном, светлом зале, более всего напоминающем помесь конторы, с приказчиками, столами и бумагами справа и магазина с прилавком, стеллажами, заполненными всевозможными товарами — слева. А посередине полукругом стоял широкий кожаный диван, так и манящий присесть на него. Да, солидное заведение. Но здесь мы не задержались, сразу поднявшись на второй этаж. Правда, девушки остались внизу, о чем я искренне пожалел.

Наверху нас ждала богато обставленная гостиная с овальным столом и печкой-голландкой, украшенной сине-белыми изразцами. Изящная мебель, обтянутая бархатом, полированное дерево, паркет и ковры. Даже живопись какая-то на стенах. Напольные часы с маятником и гирями.

— Братцы, зачем мы здесь? Только не говорите, что вы теперь здесь живете.

— Не совсем живем, бываем часто, Пашка почти и безвылазно тут. — Затараторил Валерка.

Я жестом оборвал его, хватит нести околесицу, балаболка! И повернулся к Микулину.

— Паша, скажи толком, прошу тебя, а то у меня ум за разум уже заходит.

— Не переживай так, Славка. Того человека, которого ты спас, помнишь?

— Конечно, что за вопрос?

— Это его дом. Я его лечу сейчас, поэтому на самом деле практически живу здесь.