— Ну...!
— Я хочу Большое Копьё!
Вот это заява! Да он дурак, поди! Надо же, мою Прелесть ему отдай! А ведь вот та пара рож точно возле вождя ошивалась. Уж не он ли надоумил придурочного Кулика проверить меня на вшивость. А что, это в колдовстве он великий и ужасный, а дай в глаз, глядишь и попроще станет. Вот и группу поддержки предоставил.
— Этих детей, ты, Кулик, вышвырнул на улицу, где они загибались от холода и голода. Ты им никто! И для тебя у меня есть чудесное предложение. Ты прямо сейчас забираешь своих друзей и быстро — быстро идёшь в сторону стойбища. И я делаю вид, что тебя здесь не было.
— Если ты не отдашь Большое Копьё, я сам заберу его!
— Ты такой отважный, Кулик — я даже удивился — не боишься меня, Большого шамана?
— Когда горит дневное око сила шаманов совсем слабая. Сейчас не ночь и твоё могучее колдовство не действует.
— Это кто-ж тебе такое сказал?
— Шаман Пёстрый Полоз, уж он-то точно знает.
— Ах, вот откуда ветер дует. Ну ничего, для тебя у меня есть особое, дневное колдовство, "Рукопашный бой" называется. Ща покажу!
И прекращая пустые разговоры, резко подскочил к Кулику. Классическая двойка подбородок печень и Кулик кулем падает на землю. Ещё никто ничего не успел понять, а я бью ещё одного ногой "в душу" — только онучи в воздухе мелькнули. Следующий среагировать успел, да только кто так замахивается? Нырок под руку, снова печень и добивающий коленом в голову. Последнего, кинувшегося на меня, банально подхватил на "мельницу" и шмякнул о землю. Самый последний, оказался самым трусливым, или самым умным. В драку не полез, но и сбежать не успел. Хотел, да я как заору "Стоять! Бояться!", он и замер как кролик перед удавом.
Вот так-то! Помнят руки, помнят! С первого класса до самой армии в Дзю-до проходил, а после армии ещё двадцать лет, пока реконструкцией не увлёкся, рукопашкой занимался. И сына приохотил.
Так что, ничего удивительного и сверхвозможного я не показал. С кем посерьёзней так ловко не получится, а на этих увальней вполне достаточно.
— Значит так! — оглядывая распростёртые и постанывающие тела, но тихонько так, чтоб не тревожить меня громкими звуками. — Ты, Кулик, принесёшь мне три шкуры, Вы, не знаю как вас там, принесёте по две. Ты, что в драку не полез, как самый сообразительный принесёшь одну.
— А можно, как самому сообразительному совсем шкуру не приносить — робко предложил он.
— Ого, да ты парень хват. — Я посмотрел на него другими глазами. Совсем молодой, крепкий, мускулистая сухая фигура, видать и ловок и силёнка есть. Бородёнка, конечно, так себе, одно название, но черты лица правильные, глаза живые умные. Видно, что побаивается меня, но и достоинство не теряет. Что-то не вписывается он никак в эту кампанию.
— Ладно, объясняю, мне не трудно. Что со мной связываться не стоит, сообразил — молодец, хвалю! А что связался с дурной кампанией — не сообразил. За это и принесёшь шкуру.
— Так, внимательно слушаем дальше. Шкуры должны быть новые, не рваные, не вонючие, большие. Лошадь, бык, бизон, можно хорошо выделанную кожу. Можно волка или лису, но за одну большую шкуру три волка или десять лис. — Понятно, что все цифры я дублировал на пальцах. — Шкуры должны быть у меня до того, как охотники отправятся за горьким камнем. Если кто-то не принесёт то, что я сказал, я даже колдовать не буду, а возьму Большое Копьё и отсеку ваши дурные головы, как отсёк её гиене. Понято? — Дождавшись нестройного, но внятного согласия ото всех участников, я милостиво разрешил им удалиться.
Ух, адреналинчик-то как в крови гуляет. Давненько я так не напрягался. Только посетители отошли подальше, как ко мне подскочили дети. Лисёнок прижалась, заглядывая в глаза, а Белка с криками скакал вокруг.
— Как ты их, дядя Пётр! Ух, как ты их! Прям вот так, вот так! Это..., это..., это самое могучее волшебство, какое я видел!
— Что, понравилось? Хочешь научиться такому?
Ещё бы Белке не хотелось, но...
— Дядя Пётр, я же не шаман — в отчаянии воскликнул мальчик.
— Запомни, Белка — рукопашному бою может научится каждый. А настоящий боец просто обязан его знать.
— А, я — подала голос Лисёнок — я тоже смогу научиться?
— И ты тоже — я погладил её по рыжим волосам — но для этого нужно много знать и долго, долго учиться. Иногда всю жизнь.
— Мы будем, Дядя Пётр, мы будем — заверили меня дети.
— Очень хорошо. Теперь слушайте меня внимательно. Мы с дедом Хатаком сегодня уйдём на несколько дней. Вы останетесь тут. Будете сторожить лагерь. Я оставлю закидушку, помните, как ловить рыбу? Хорошо. Постарайтесь просто так из лагеря не уходить. Я оставлю вам одного охотника, который присмотрит за вами. Всё понятно?
Дети закивали головой.
— Ну вот и умнички.
Через некоторое время пришел Хатак и Молодой. Почтительно поздоровавшись, Молодой скромно присел в сторонке, и... превратился в одно большое ухо. Хатак же, усевшись напротив меня, нейтральным голосом поинтересовался.
— Поговаривают, к тебе приходил Кулик?
— Было дело, заглянул на огонёк... ненадолго.
— Говорят, был не один?
— Прихватил пару, тройку друзей.
— Что хотел?
— Да вот пришел и говорит — "Большой шаман Горький Камень, дай в морду, а то если с утра в глаз не получу, весь день прям как не свой!"
— Вот что ты за человек, Пётр? — Хатак покачал головой — Почти такой же старый, как и я, а всё как мальчишка!
"Эх, Хатак, Хатак. Старый то, как раз, пожалуй я. Всяко постарше тебя буду." Подумал я, а вслух произнёс.
— Да ладно тебе, дед, сам такой. А если серьёзно, пришел Кулик требовать с меня, за детей, которые якобы его, Большое Копьё! Представляешь?
Хатак удивлённо хмыкнул.
— Представляешь — продолжал я — требовать! У меня можно что-то попросить, со мной можно поменяться, я вообще могу сам, что-нибудь отдать, но требовать...?! Я ещё понимаю, потребовал бы отдать детей обратно, но нет, ему сразу мою Прелесть подавай. Ну не дурак ли?
— Кулик вовсе не дурак, и дружки с ним приходившие тоже. Вообще-то они — люди вождя.
— Да я и не сомневался. Там и шаман свою крысиную лапку приложил. Ничего, вот шкуры принесут, впредь умнее будут.
— Вот почему они по стойбищу бегают, шкуры собирают!
— А как ты хотел, старый? Я на них время тратил, разговоры разговаривал, руками-ногами размахивал. Ныне услуги Великого шамана дорого стоят.
— Значит правда, что они говорят, будто ты победил их колдовством?
— Когда я кидаю дротик в гиену, он летит куда-то туда, в гиену. А когда ты кидаешь дротик в гиену, ты попадаешь ей в глаз. Ты тоже колдуешь, Хатак?
— Да пожалуй что и нет — ухмыльнулся дед.
— А я думаю, что ты не совсем прав, мой друг. Твой верный глаз, твоя крепкая рука и много, много бросков. Долгие, долгие годы бросков. Это то, что на моём языке называется — опыт, мастерство, а на твоём можно назвать — колдовство.
— Понимаю — покивал головой Хатак — понимаю. Получается что, твой э-э-э...
— Рукопашный бой — подсказал я.
— Рукопашный бой, сродни тому, как я кидаю дротик. И это значит, что... я тоже могу научиться рукопашному бою. — Сделал неожиданный вывод старый охотник.
Я усмехнулся — вот неугомонный старик!
— Скажи, Хатак, ты можешь научить его — я показал пальцем на Белку — метать дротики.
— Конечно могу — без сомнения ответил он.
— Хорошо метать — уточнил я.
Хатак, прищурив глаз, осмотрел замершего пацана, что-то прикидывая про себя.
— Да, хорошо метать, может быть даже не хуже, чем кидаю я.
— А меня — я ткнул пальцем в себя — Только честно.
— Только чуть-чуть — скривившись и обозначив пальцами, насколько чуть-чуть, ответил Хатак — Слишком старый.
— Вот и я могу научить пацана рукопашному бою, хорошо научить. А тебя, совсем чуть-чуть. Ты совсем старый.
— Но чуть-чуть, мой друг Пётр — улыбнулся мне Хатак — это больше чем ничего.
— Намного, намного больше — друг Хатак! — Улыбнулся я в ответ.
Так мы и просидели, с десяток секунд, улыбаясь друг другу. Эх, хорошо, когда есть кто-то рядом с тобой, тот, кто тебя понимает.
— Обрати внимание, мой друг — я показал рукой на притихших и ловящих каждое слово детей, да и Молодого тоже — с каким правильным благоговением и открытым ртом внимают юные подаваны мудрым речам авторитетных людей. Того и гляди в рот мухи налетят!
После моих слов Белка рефлекторно прикрыл рот ладошками, и всем стало весело.
Потом я надавал Молодому целый "мешок" ЦУ, (ценных указаний), что делать в наше отсутствие и вплоть до возвращения. Не успел закончить, как появились неудавшиеся "рекэтёры". Хмурый Кулик молча раскатал передо мной три вполне неплохих лошадиных шкуры.
— Принято — сказал я ему.
Кулик бросил быстрый взгляд изподлобья на всю нашу компанию и, не сказав ни слова, развернувшись, быстро зашагал в сторону стойбища. Затем подошли ещё двое из нападавших. Они притащили с собой весьма объёмную скатку с различными шкурами и мехами.
— Большой шаман Горький Камень, — с заметным уважением в голосе начал один из них — я — Кряга. Мы принесли всё, как ты сказал. И он хотел раскатать шкуры, как до этого сделал Кулик.
— Не стоит — остановил я его — Верю тебе, Кряга. Вряд ли вы захотите обмануть меня.
— Что ты! И в мыслях не было! — открестился он.
— А, кстати, где ваш третий?
— Прости Горький Камень, но Утиный Клюв не смог прийти к тебе сам. Плохо стоит на ногах, болит голова и постоянно выворачивает.
"Ага, Утиный Клюв это тот, кому я засветил коленом в голову. Похоже на сотрясение мозга."
— Передай ему, что я не сержусь. Пусть лежит с закрытыми глазами и не встаёт, пъёт чистую воду, через несколько дней станет легче. А ещё передай — пусть радуется, у него есть мозг.
Последнюю фразу Кряга явно не понял, но благоразумно уточнять, что я имел ввиду, не стал. Подхватив второго охотника, он быстро удалился. А вот с последним участником событий, неожиданно, состоялся весьма примечательный разговор.
Когда молодой парень уселся напротив меня, смело и прямо смотря мне в глаза, первое, на что я обратил внимание это то, что в руках он держал тубус из бамбука. Темно-зеленого цвета, сантиметров восемьдесят длинной, обрезанный снизу под коленом, а сверху заткнутый деревянной пробкой. Диаметром где-то на шестьдесят. Если я хоть что-то понимаю в растительности, то это именно бамбук. Очень, очень интересно.
— Кггм! — издал звук Хатак.
— А? Ты что-то сказал, старый — покосился я на него.
— Говорю — не ожидал увидеть в этой кампании Трусливого Суслика.
— Мне не показалось что он очень уж труслив, э?
— Да не, вполне себе справный охотник. Молодой конечно, учить да учить, но толковый этого не отнять.
— Откуда тогда такое паршивое имя?
— Это ещё с детства. Была одна история. Совсем ещё маленький был. Поймали ребята постарше как-то суслика, да и подложили под зад малому когда тот садится начал, пошутили значит. Тот сел на что-то мягкое, а оно ещё как запищит. Малой с перепугу как подскочил и давай реветь, а все вокруг веселятся и кричат — трусливый суслик, трусливый суслик! Так и прилипло.
Да, всё так, всё так. Обида, злость, гнев — давно перегорели в душе молодого охотника. Не от страха тогда плакал маленький мальчик, а больше от неожиданности. Сколько потом он ни дрался, сколько ни доказывал, что он не трус, ввязывался в различные авантюры, иногда с риском для жизни — ничего не помогало. Но эти трудности не сломали его, нет! Наоборот, в какой-то момент он понял, что ни ловкостью, ни силой, а уж тем более охотничьей удачей мало кому уступает из сверстников, многих так вообще превосходит. И называть такого как он, и сильного, и ловкого, и удачливого — Трусливый Суслик, для многих ... это так здорово! Словно озаренье посетило молодого парня. С того дня он стал ещё внимательней к тем крохам знаний которые перепадали на его долю от старших охотников, ещё осторожней, хладнокровней. Совсем перестал реагировать на подначки связанные с его именем. У него была цель! При посвящении в охотники он должен получить другое, достойное взрослое имя. Но не случилось. Умер старый вождь. Мудрый и справедливый. А новый оставил прежнее. Может потому, что был заводилой в той дурацкой шутке? Чтож, он пережил и это, ведь новое имя мог дать и шаман. Но шаман, неожиданно отказал тоже. Это был удар! Многие смеялись, кто-то просто, кто-то со злорадством, только немногие сочувствовали. И именно этот смех не дал молодому охотнику впасть в отчаянье. Не дали имя эти! Есть и другие вожди или шаманы! Только чужим нужно было преподнести некий подарок. И Трусливый Суслик начал готовиться.
На Осенней Охоте, где собираются многие, есть одно небольшое племя, которое все называют не иначе как Мягкие Шкуры. И по праву. Лучших искусников по выделке кожи и меха не было. В Племени Правильных Людей самые лучшие меха были от Мягких Шкур. Но делали они ещё и особую, очень мягкую, прочную и красивую шкуру. И очень дорогую. Три Осенних Охоты он менял шкурки, пойманных лично им, бобров на эти шкуры. По две руки бобров за одну.
И вот теперь, в Пустом Дереве, которое и само по себе являлось немалой ценностью, лежало три таких шкуры.
Когда молодой охотник в первый раз увидел Горького Камня, сразу понял — он не такой как другие шаманы. И не потому, что странно одет или странно выглядит, не из-за удивительного оружия и непонятных предметов, нет. Он просто другой внутри. Отчего так и почему, Трусливый Суслик и сам бы не смог объяснить — другой и всё! Потом был Большой Костёр, где Горький Камень показал, что он действительно Великий шаман. А Пёстрый Полоз — ничтожество.
И что бы потом не говорил, какие бы страшилки не распускал Полоз про Горького Камня, Трусливый Суслик почувствовал — вот он, его шанс! Когда к шаману пошли Кулик и другие охотники он, честно, даже не догадывался для чего, но увязался за компанию, в надежде уличить момент и поговорить с Горьким Камнем. А потом случилось то, что случилось. И увиденное поразило его до самой глубины души. Колдовство — сказал Горький Камень. Колдовство, колдовство — бубнили эти дурни на каждом шагу, чтобы оправдать своё поражение, а вот он, Трусливый Суслик, колдовства не увидел. Это было, это было... уменье. Да, уменье! И самое удивительное, что как раз это уменье, занимало мысли молодого охотника не намного меньше, чем проблемы с его именем.
Пока Хатак рассказывал историю с именем, я смотрел в глаза парню, а он смотрел в мои глаза. Без испуга, без вызова, без заискивания.
"А малый неплох, неплох. Чувствуется стержень"
— Что ж, слушаю тебя, Трусливый Суслик.
— Великий шаман — начал парень — я и правда не человек вождя, и не пришел вместе с глупым Куликом. Но ты мудро заметил, что нужно внимательно выбирать кампанию, с которой куда-то идёшь. И вот — он вытащил пробку из бамбукового тубуса, достал и развернул то, что там лежало — плата за урок.
Передо мной легли три листа замши. Достаточно большие, вполне можно сшить куртку на мой размер, и очень приличного качества. Тёмно-коричневого цвета, толстые, мягкие.
