Деревянный Меч и Та Которую Любит Небо

Гиалиец на минуту задумался, с какой стороны обходить костры аганов. Решил, что если придётся бежать, лучше уж по косогорам, чем по болоту, и двинулся влево, потянув за собой Дандальви.

В ночи любой звук слышен далеко. Оставалось только надеяться, что трупоеды не обратят внимания на лёгкие шлепки по воде — может, рыба какая плещется. Костры мерцали вдали маленькими пятнышками. Оттуда несло дымом. Вяло перебрехивались в ночи собаки.

Открытое пространство брода кончилось, пошли прибрежные заросли. Гиалиец осторожно раздвигал локтями невысокий камыш. Дандальви пыхтела за ухом, едва не тычась в спину. Её рука неожиданно задела плечо Даргеда, потом раздался громкий всплеск. Не выдержав, девушка взвизгнула. Собаки в аганском лагере залаяли сильнее. Где-то, совсем рядом, на этом берегу, послышалась перекличка. Вокруг начали зажигаться факелы. Гиалиец рывком поднял упавшую возлюбленную и потащил её сквозь камыш, уже не заботясь о тишине.

Огни мелькали всё ближе и ближе. Добравшись сухого места, Даргед упал в траву меж низких кустиков, потянув за собой Дандальви.

Собаки подкрались почти беззвучно. Гиалиец ощущал их присутствие: жадное, кровавое любопытство, охотничий задор. Глазами он встретился с одной из псин: лохматой, огромной. Сломить волю зверя оказалось несложно. И темные тени рванулись шумной стаей в сторону, туда, где привиделись им нарисованные воображением гиалийца зайцы. Вслед за собачьим лаем потянулись огни.

Даргед полежал ещё немного, пока преследователи не удалились достаточно далеко, упруго вскочил и двинулся дальше. Дандальви последовала его примеру.

Восток только начал краснеть, когда гиалиец почувствовал, что его спутница вот-вот упадёт. От гунворгов их отделяло от силы двадцать пять харилей, отдыхать в голой степи, где они будут как на ладони, равносильно самоубийству. Но Дандальви не выдержит.

На еле слышное: "Я больше не могу, давай отдохнём", Даргед ответил: "Не время, нужно идти дальше".

"Не пойду никуда" — заявила дочь ард-дина, усаживаясь на землю. Гиалиец рывком поднял её за плечи, не говоря ни слова. Девушка вновь села.

"Не пойду никуда, пусть меня ловят" — заявила дочь ард-дина, вцепившись пальцами в траву. Глаза её вызывающе смотрели на спутника — "Я для тебя никто, я для тебя собачонка, ты меня из жалости подобрал. Так брось, чего со мной возиться". На полноценную истерику у Дандальви сил уже не оставалось, и она замолчала, тяжело дыша.

Гиалиец схватил и перекинул её через плечо. Волосы Дандальви задевали траву, ноги раздражённо дёргались. Сказать же в таком положении, да ещё на бегу, при тряске, она ничего не могла.

Даргед пробежал с ношей на плече харилей, может быть, десять. Так, пожалуй, было даже проще — конечно приходилось тащить княжну на себе, но зато теперь он мог двигаться так быстро, как мог, не подстраиваясь под Дандальви. В отличие от трупоедов, гиалиец неплохо видел в темноте, а местность до самого Шархела он знал благодаря Бестелесному.

Наконец и тело сына Единого Народа не выдержало. Точнее, тело выдержало бы ещё харилей десять или даже двадцать — если войти в шет. Но тогда бы он точно упал и не встал до самого заката. Потому гиалиец, выбрав более-менее подходящее место — балку, заросшую понизу кустарником — осторожно опустил свою ношу на землю.

Даргед постоял несколько мгновений, вслушиваясь. Наверное, общение с Бестелесным расширило его возможности. И теперь изгнанник ощущал окружающий мир на многие харили вокруг: страхи мелкой живности, охотничий азарт и голод лис и диких котов, стремительность бега антилопы, несущейся в табуне. Гиалиец проследил путь стада и к немалому удовлетворению обнаружил, что антилопы пересекают их с Дандальви ночной путь. Даже самый опытный следопыт не разглядит ничего на земле после того, как её пропашут тысячи, десятки тысяч, копыт.

Можно считать, что от погони они ушли. Единственное, чего оставалось опасаться, так это трупоедов из числа тех, что платят дань гунворгам. Конечно, вряд ли агэнаяры будут слишком уж упорствовать ради своих поработителей. Но всё равно, не стоит чрезмерно расслабляться.

Гиалиец с некоторым сожалением оторвался от творящегося за горизонтом и вернул свой разум туда, где стояло в данный миг его тело. Дандальви смотрела на Даргеда слегка виноватым взглядом — как всегда после очередной истерики. Сейчас она действительно напоминала нашкодившую собачонку, понимающую, что не миновать трёпки от хозяина.

Изгой опустился на корточки и сказал ей: "Мне надоело слышать от тебя эти глупости, про то, что ты для меня домашнее животное".

От даргедова голоса Дандальви испуганно вздрогнула и вся внутренне напряглась. Гиалиец представил, как воображаемый хвостик поджимается ещё сильнее. Усилием воли он отогнал нелепую и неуместную сейчас мысль.

"Глупая" — Деревянный Меч ласково улыбнулся — "Да у меня нет никого на свете роднее и ближе тебя! Ты..." — Даргед запнулся, и не в силах подобрать подходящие слова на аганском, перешёл на гиалийский — "Мой Единый Народ". Дочь ард-дина мотнула головой, не понимая слов лумаргского языка.

"Я спасал тебя дважды " — продолжал он — "А ты меня спасаешь каждый день, сто раз на дню, тысячу. Глупая... придумала: собачонка, собачонка. Нет, ты — мой Единый Народ".

-А что это значит? — спросила княжна.

-Это значит: Единый Народ — перевёл изгой на аганский.

Дандальви непонимающе смотрела на него. Для неё это были просто слова.

Гиалиец задумался, но только на мгновенье, и добавил: "Единый Народ — это Любовь. Сила. Опора. Тепло. Всё на свете".

"Не понимаешь" — оскалился Даргед тоскливой улыбкой, встретив взгляд своей спутницы, полный желания понять, что же он хочет сказать — "Ну и ничего, я привыкну к твоему непониманию. Мне хватит твоей веры и твоего доверия".

"Хватит, пора отдыхать" — оборвал сам себя гиалиец и приобняв Дандальви, потянул её на землю. Прижимаясь покрепче к своей спутнице, он добавил: "Весь день будем отсыпаться, а вечером вновь пойдём". Дандальви молча уткнулась ему в плечо лицом.

Глава шестая. Восточная степь.

Дорог огонь

тому, кто с дороги,

чьи застыли колени;

в еде и одежде

нуждается странник

в горных краях.

Речи Высокого

I

Даргед внимательно осмотрел окрестности. Вроде бы всё спокойно. Стадо антилоп мирно шло на водопой. В приречных зарослях галдели птицы — обычно, не тревожно. И обрывисто сказав Дандальви: "Пошли", он начал спускаться с верхушки круглого кургана. На всякий случай гиалиец держал в руках лук. Последние пятнадцать дней непрерывного ухода от погони приучили к осторожности. На открытой местности гиалиец чувствовал себя не очень уютно. Глаза сами собой подымались в небо, откуда могла свалиться нежданно-негаданно погоня. То же испытывала и его спутница. Даргед едва ли не кожей ощущал её напряжение.

Наконец, они достигли приречных зарослей и выбрались на заросшую молодыми берёзками дорогу, ведущую к соединяющему берега реки мосту. Беглого взгляда на мост достаточно было, чтобы понять, что он пришёл в полную в негодность — брёвна настила частично отсутствовали, а из тех, что ещё уцелели, некоторые опасно шатались. Большого труда стоило перебраться на тот берег.

Отдышавшись, Даргед взял вправо от моста. Прошагав немного по влажной земле, гиалиец сказал: "На сегодня хватит. Расположимся на ночлег в этой ложбинке. Вечером можно будет развести костёр, огонь заметят только, если заглянут между этими двумя холмами". Он свернул от берега в ложбину, которая делала слабый поворот, так что место ночлега было надёжно укрыто от чужих взглядов.

-Интересно, как мы будем отсюда выбираться, если нас настигнет погоня? — устало спросила Дандальви.

-Между холмами можно легко подняться из долины в степь — сказал гиалиец — Кроме этого на ночлег можно расположиться на вершине правого холма, там есть старое укрывище наших следопытов. А в ложбине мы только приготовим поесть. Правда, на вершине можно околеть от ветра, сейчас как раз тянет с севера.

Про себя изгой отметил, что дни бегства и скитаний сказались на поведении княжны. Дочери воина и сестре воинов приходилось постоянно общаться и со свободными простолюдинами, и со слугами и рабами, и с благородными аганами (в отличие от жен и дочерей знати Улейда, проводивших большую часть своей жизни на женской половине под бдительным оком старух или евнухов), и она не была чересчур нежным и избалованным созданием — уж в этом-то Даргед успел убедиться. Но жизнь во дворце не предполагала постоянного ожидания возможных опасностей. Сколько раз гиалийцу приходилось объяснять ей самые простые и очевидные вещи, которые должен знать не то что беглец, но и просто путник в дикой и безлюдной местности. Теперь же то ли постоянные терпеливые объяснения, то ли последние их злоключения, то ли всё вместе взятое принесли свои плоды.

-Тогда лучше уж останемся здесь — предложила дочь ард-дина.

Скинув заплечный мешок, Даргед сказал ей: "Я соберу сушняк для костра, а ты пока отдохни".

-Я пойду, схожу к реке — сказала Дандальви.

-Хорошо — согласился он — Заодно посмотришь, всё ли тихо.

Дочь ард-дина подошла к берегу реки, скинув сапоги, она прошлёпала босыми ногами по вязкому илу и добралась до камней, торчащих из воды. Усевшись на обкатанный веками валун, девушка опустила измученные, стёртые в кровь, ноги в холодную весеннюю воду. Боль постепенно отпускала. Накатывали оцепенение и усталость. Солнце опускалось всё ниже и ниже, погружаясь в длинные и узкие облака, висевшие на горизонте. А Дандальви всё сидела и смотрела на медленно текущую речную воду, на противоположный, западный, берег, низкий, покрытый густым кустарником, на степь с небольшими рощами деревьев. Даргед уже развёл костёр, из ложбины вкусно пахло кашей, а она всё сидела и смотрела.

"Еда готова, любимая" — раздался голос гиалийца над головой. Дандальви от неожиданности вздрогнула. Тоскливым взором она посмотрел на него, снизу вверх. "Устала?" — участливо спросил Даргед. Девушка молча кивнула головой. Гиалиец неожиданно подхватил её на руки и понёс к костру. Пару раз, перепрыгивая с камня на камень, он едва не упал. Сердце Дандальви в ужасе замирало.

"Сапоги" — сказала дочь ард-дина, когда он опустил её на охапку прошлогодней травы возле огня — "Сапоги на берегу остались". Даргед поднялся и исчез в сумерках. Вскоре он вернулся с сапогами Дандальви.

-Поешь — гиалиец протянул котелок с бобовой кашей. Та принялась нехотя черпать варево деревянной ложкой.

-Устала? — спросил Даргед.

-Да — кивнула девушка — И ноги сбила.

-Ну, это поправимо — сказал гиалиец и склонился над вытянутыми к огню ногами Дандальви, что-то шепча.

Вскоре девушка почувствовала, как отступает боль и уходит усталость. Аппетит вернулся к ней, и котелок был ополовинен в два счёта. Теперь, когда сбитые ноги больше не отдавались болью, а от костра тянуло ласковым теплом, Дандальви стало стыдно за истерики и крики в те дни, когда усталость клонила к земле, а на пятки наступала погоня. Лицо её залило краской, когда она вспомнила, как отказалась идти дальше, а Даргед перекинул её через плечо и полночи тащил на себе, сам едва не падая от усталости. Девушка подняла глаза. Гиалиец смотрел на неё своим обычным загадочным взглядом, в котором было сразу всё: и лёгкая ирония к самому себе и остальному миру, и нежность, и жёсткость, и обещание чего-то, чему нет имени.

-Прости меня, Даговорг — виновато произнесла Дандальви.

-За что? — удивился гиалиец.

-За всё — сказала она — За то, как я вела себя в последние дни. За то, что свалилась тебе на голову. Ведь если бы не я, то тебя бы не стали ловить с такой настойчивостью.

-Не говори глупостей — ласково ответил Даргед — Если бы не ты, я рано или поздно подставил бы свою голову под меч очередного трупоеда, вознамерившегося убить меня. Знала бы, какая пустота и какое одиночество окружало меня до того ночного разговора возле рисюшни, мой маленький Единый Народ. Тебе этого не понять — не знаю, к сожалению, или к счастью.

-Всё равно, прости — преодолевая зевок, сказала Дандальви.

-Хорошо — успокоил её возлюбленный — Если тебе так важно моё прощение, то охотно и даже с радостью прощаю тебе все нанесённые мне обиды, существующие, впрочем, только в твоём воображении.

-Ворг, а кто построил мост через эту речку? — сменила тему девушка, успокоенная словами Даргеда.

-Предки тех, кого вы называете агэнаярами — ответил гиалиец — Недалеко отсюда находилось большое торжище, на которое сходились племена охотников и земледельцев со всего востока нынешней вашей Мидды. Мост позволял людям с западного берега Змеиной реки приходить для торговли.

-А откуда ты это знаешь, ты здесь бывал? — удивилась Дандальви.

-Нет, кроме родного Бидлонта я был в Эсхоре и в западной части Мидды, до Шархела — сказал Даргед, сгребая угли костра в сторону и стеля одеяла на тёплую землю — Зато я знаком с описанием этих мест, сделанным лет двести назад, а также памятью тех, кто бывал здесь раньше.

-Как это? — не поняла дочь ард-дина насчёт памяти.

Гиалиец принялся объяснять, что такое общий разум Единого Народа, как тысячелетиями накапливались знания, которыми мог воспользоваться каждый, достаточно было только ясно представить, что тебе нужно. Получалось плохо — словно слепому объяснять, какого цвета трава. Упомянул он и о письме — потому что память тысячелетий рано или поздно тускнела и стиралась. А перенесение воспоминаний на листы тростниковой бумаги тоже было способом сохранить древние знания, пусть и не столь ярко и ёмко, как прямой памятью, передающейся от разума к разуму, зато надёжнее — один экземпляр рукописи мог погибнуть, но оставались сотни, если не тысячи других.

-Понятно, письмо, это вроде заклинаний, что пишет Видар на деревянных досках — сообразила девушка — А ваша общая память и есть лумаргское колдовство?

-Ну, если считать колдовством то, чего вы, трупоеды лишены, значит это и есть колдовство — пожал плечами Даргед — Хотя для нас, гиалийцев, это привычное и обыденное.

Дандальви спросила:

-А почему реку называют Змеиной?

-Потому что в долине реки много болотных змей.

-А куда делись агэнаяры?

-Часть стала рабами гунворгов и вилрадунгов, а часть отступила на юго-восток, в оазисы, что лежат в засушливых степях.

-О судьбе агэнаяров ты тоже узнал из вашей "общей памяти"? — спросила дочь ард-дина.

-Нет, об этом я слышал в Эсхоре и Келен-Конноте.

Дандальви огорчённо шмыгнула носом: ей так хотелось, чтобы магия лумаргов, которой владеет любимый, была всесильной.

-А теперь давай спать — сказал гиалиец — Земля остыла, как раз самое то: и не горячо, и не холодно.

Через полчаса они уже спали, тесно прижавшись друг к другу. Вернее спала Дандальви — Даргед же находился в состоянии неведомого негиалийцам забытья, чутко следя в своей полудрёме за звуками, возникающими вокруг. Кричали в осоке птицы, выли вдали волки, шелестел в коричневых тростниках ветер — звуки были всё природными, не несущими опасности. Под утро в сон беглеца ворвался воинственный клич, непонятно чей — то ли аганский, то ли вопили недобитые агэнаяры. Впрочем, крики удалились на запад, в открытую степь. И гиалиец, проснувшийся было, вновь погрузился в забытье и продремал до самого рассвета.