Сага о чернокнижнике

— Вот пешком я бы здешние горы преодолел, — сказал он, — там перевал высотой даже меньше четырех тысяч. Но я должен был лететь скрытно, то есть в более высоком месте, а не через перевал, плюс еще высота полета... В общем, отметку в четыре тысячи я в академии брал на аэростате, причем легко, думал, возьму и этот хребет... Не взял.

По всему получалось, что этот мир намного больше планеты Земля. Что касается гравитации, то здесь она примерно как земная: чем выше гравитация, тем более приземистыми и коренастыми должны быть люди, к ней приспособившиеся. То есть, оно понятно, что существо, живущее при большей силе притяжения, к ней идеально приспособлено, но прочность костей и плоти одна и та же при разной гравитации, а значит, организм, живущий в более жестких условиях, должен нарастить свою прочность за счет массивности самой конструкции, раз материал упрочнить нельзя.

Именно этим я объяснил для себя ценность железа: мир больше, но масса равная с Землей, а значит, удельный вес меньше, и тяжелых металлов тоже меньше. Железа мало, и оно, в отличие от серебра и золота на Земле, идет не на украшения, а на оружие. В экстремальных ситуациях можно взять свой запас денег и превратить в клинок или пистолет. Что же до серебра, то оно идет не только на украшения, но и на серебряные пули, которых мне, к слову, достался мешочек от инквизитора дин Крэя. И его тоже не фонтан.

Впрочем, гораздо больше меня интересовал Дагаллон и его общество, в котором мне предстоит жить.

Классическим отличием Дагаллона от Малого Света является тотальная магократия, в той или иной мере характерная для всех без исключения государств Дагаллона, сопровождаемая определенной феодальной раздробленностью. Знатные Дома, подчиняясь императору и его правящему Дому, могут враждовать между собой и иметь собственные вооруженные силы, прямо подчиняющиеся только главе Дома. Вооруженные силы империи при этом относительно малочисленны и состоят из подразделений Домов, переданных в распоряжение империи по вассальному договору.

Вместе с тем, подобное устройство государства оказалось по каким-то причинам эффективным: общий уровень жизни Рикор описал мне как не подлежащий никакому сравнению с уровнем Малого Мира. Наряду с архаичным для землянина конным транспортом и относительно слабым сельским хозяйством имеет место развитие промышленности и наук, к тому же конная карета в крупных городах — признак роскоши на фоне самодвижущихся паровых повозок. Более совершенные автомобили уровня двадцатых-тридцатых годов двадцатого века, на мазутных двигателях — тоже предмет роскоши, впрочем.

Авиация представлена исключительно аппаратами 'легче воздуха' — дирижаблями и аэростатами. Полет с использованием крыльев — все еще монополия птиц и насекомых. Дирижабли оснащаются керосиновыми двигателями, а самые большие — еще и броней, изобретен парашют.

Огнестрельное оружие тоже пошло своим специфичным путем развития. Револьвер Рикора — довольно совершенный, заряженный унитарными патронами, хоть и с дымным порохом, и это не предел. Самое продвинутое оружие из существующего — самозарядная магазинная винтовка и самозарядный же пистолет, а также некий аналог пулемета с ручным приводом, гатлинг, видимо. Однако на этом оружейное дело прекратило свое движение по классическому 'земному' пути и свернуло совсем в другую сторону.

Автомат Калашникова или немецкий 'шмайсер' — довольно непрактичные вещи в мире, где приходится воевать не только с простыми смертными: солдату-зомби, в общем-то, без разницы, десять раз в него выстрелили или двадцать, а маги освоили заклинания, защищающие их от обычных пуль. Мелкокалиберные пистолеты на дымном порохе и со свинцовыми пулями эффективны разве что против грабителя, потому что ни магам, ни мертвецам, ни живым солдатам в качественной броне они не страшны. Однако мощный бездымный порох так и не изобрели — вместо него дагаллонские оружейники создали куда более изощренные и сложные вещи на стыке науки и магии, к примеру, гранаты, разбрасывающие вместо осколков миниатюрные руны, или дротиковый пистолет, работающий не на порохе, а на магической силе пользователя.

В общем и целом, цивилизацию Дагаллона можно охарактеризовать как стимпанковую, с отдельными нюансами из средневековья и более продвинутой эпохи вроде двадцатого века. Ну и магия, куда ж без нее.

Мне не давал покоя один закономерный вопрос, и я задал его новому знакомому.

— Слушай, Рикер, если вы настолько сильно обогнали здешнюю цивилизацию, почему до сих пор не завоевали ее?

Он только пожал плечами:

— А ради чего? Бедные ископаемыми земли, населенные темным, суеверным народом... Промышленности нет. Культуры производства нет. Нет резона. Напротив, куча причин, по которым завоевывать Малый Свет — себе дороже, в убыток. Еще ведь кучу всего надо привезти, построить... И потом — тут, чтобы завоевать одну страну, придется убить десятки тысяч, да и самому нести потери при таких-то масштабах. Это если страна всего одна. А если все... После такой кровавой бани возникает вопрос — на кой ляд мы завоевывали все это, если сами при этом проредили человеческий ресурс? Кто на полях работать будет и в шахтах?

Такая логика показалась мне очень странной для средневековья — уж больно прогрессивная. Я продолжил расспросы и сделал потрясающее открытие: в Дагаллоне нет больших армий и в принципе не существуют понятия призыва и тотальной мобилизации. Все войны ведут маги и 'присягнувшие' — то есть, по сути, частные военные компании, состоящие из профессионалов. Самая большая и кровопролитная война за последние триста лет истории Дагаллона длилась год и унесла шесть тысяч жизней — все сплошь магов и военных.

Услыхав такую малую цифру, я с трудом поверил своим ушам. Никаких разрушений, никаких бомбежек, никаких геноцидов и выжженной земли. Воюют только профессиональные военные и маги, а крестьяне и горожане узнают о войне и о том, что они кем-то там завоеваны, в кабаках и из газет. 'Дорогие горожане, сообщаем вам, что со вчерашнего дня город принадлежит Дому такому-то, и его глава, герцог такой-то, теперь наш с вами ландграф'... Епта, просто нет слов. Если вдуматься, тотальная магократия и феодализм, скрещенный с высоким уровнем культурного развития, есть самый настоящий идеальный социальный строй. Правда, крестьяне и остальные обыватели крайне ограничены в правах, но с другой стороны, не имея прав и власти, они также никак не страдают от возни в высших эшелонах. Войны, смены правительств, конфликты, борьба за власть — все это никак не затрагивает рядового обывателя. Живи, трудись, плати налоги и будь лоялен нынешнему правителю — и все, спи спокойно. Никто не разбомбит твой дом, не отнимет последнего коня, не заберет в армию детей, не введет хлеб по карточкам, не обесценит сбережения. И с этой точки зрения война превращается в нечто нематериальное. Она бывает, но словно бы в другом, параллельном измерении, потому что обычный горожанин знает о ней только то, что она, война, была или есть. Где-то оружием сводятся счеты, решаются вопросы доминирования и перераспределяются потоки налогов, но в жизни крестьянина-хлебопашца не меняется ровным счетом ничего. Даже рожа чиновника, взымающего налог, одна и та же при любой власти. Провинция может переходить из рук в руки, но чиновники, судьи, полицейские и градоначальники остаются на своих местах. А что владелец города сменился — об этом горожане узнают в кабаках и из газет, а жители глухих хуторов могут даже не ведать.

Ведь идеально же: хочешь власти, славы и богатства — вперед, присягай любому Дому, иди в военную академию, а затем на поле боя или в подковерные интриги. Хочешь спокойно жить — не лезь наверх, не выпирай, занимайся своим делом и читай о сражениях в утренней газете. Неудивительно, что Рикер, выросший в таком социуме, считает тотальные войны и многочисленные армии немыслимым варварством. Неудивительно и то, что я уже всей душой желаю жить в Дагаллоне. Быстрей бы прилетел гребаный дирижабль! Но время тянулось медленно: это его обычное свойство, если ждешь чего-то.

На ночь мы устроились на втором этаже, мне даже удалось завести туда коня. На первом я на всякий случай оставил мертвецов, заодно мне было интересно, как долго они останутся неупокоенными.

— А на большом дирижабле есть место для коня? — спросил я, когда мы начали укладываться спать.

— Зачем тебе тащить его с собой? Не думаю, что при твоих знаниях и талантах тебе придется ездить на коне.

— Тем не менее, пока что это чуть ли не единственная моя собственность, к тому же, конь служил мне хоть и недолго, но честно, потому я не собираюсь бросать его посреди леса на съедение кому-то.

— Ну дело твое, хоть экипаж будет не в восторге от такого пассажира. В гондоле места не очень много.

Впрочем, меня удобства экипажа волновали мало. Я накормил крысу и выпустил немного размяться.

— Надеюсь, твой дирижабль прилетит быстро, иначе еще денек-другой, и у нас появятся проблемы с провиантом.

— По идее, я ожидаю его завтра во второй половине дня. Хотя, если с воздушными потоками не повезет — то может быть и послезавтра. Это тебе не земля, где дороги лежат вечно в одном и том же месте и никуда не бегут. В небе ветры куда хотят, туда и дуют, попался попутный — хорошо, прилетишь в полтора раза быстрее. Если встречный — будешь тащиться втрое дольше. Но в это время ветры обычно попутные, а вот обратный путь у нас займет прилично времени, нам еще и садиться придется, чтобы достать продовольствия и воды. В общем, идея тащить коня — так себе. Будет лучше, если мы оставим его где-то в поле, там крестьяне быстренько его себе заберут.

— Поживем-увидим.

Наутро зарядил дождь, но наш лагерь, к счастью, не протекает. Зато в соседнем зале собралась приличная лужа, так что мне даже не пришлось ломать голову, где взять воды напоить коня, а попастись я его выпустил во двор, предварительно сняв упряжь.

Подкрепившись сухарями и консервами — сухари припас я, консервы Рикер — я взялся за книги. Пора начать разбираться, что к чему, по счастью, у меня книг только по черной магии теперь две штуки, одна — Нидаллы, вторая — 'моя'.

Книга Нидаллы описывала преимущественно ритуалы, для которых требовались лаборатория и компоненты. Бесполезная штука прямо здесь и сейчас. Ладно, что там в 'моей'...

Книга Рэйзеля оказалась написанной совсем на другом языке и другой буквицей, но я ее неожиданно понял, словно родную. В принципе, ничего удивительного, за триста или пятьсот лет колдун мог выучить много языков, и если я 'унаследовал' знание тантагорского — вполне логично, что на самом деле я знаю все языки, которые знал Рэйзель. Другой вопрос, что для узнавания языка я должен с ним столкнуться... Получается забавно: я сохранил навыки чтения и разговора на языках, известных чернокнижнику, но никаких других его знаний не получил. Не потому ли, что языковый центр в мозгу находится не в лобных долях? Но если моя гипотеза верна, и перенос души переносит и знания, записанные в лобных долях, но оставляет на месте знания языков — почему у меня еще и знание русского перенеслось? Впрочем, сейчас этот вопрос носит сугубо академический интерес, а я нуждаюсь в практических знаниях.

Книга описывала специфически выглядящие руны и их последовательности, а также правила использования и условия применения. Изложено не особо доходчиво: книга явно писалась 'для себя', потому в ней я не нашел никаких азов или базовых инструкций. Большинство рунных цепочек даже не снабжено какими-либо 'пояснилками', а что они вообще делают — вот и поди разберись...

Я начал просматривать книгу с самого начала и вскоре заметил, что некоторые руны кажутся мне знакомыми. Хм... Где я мог их видеть? Или это память прежнего владельца тела просыпается? Интересно... А вот эту я точно видел! Только где? Стоп, неужели?..

Я расстегнул рубашку на груди и убедился, что моя догадка верна: эта руна находится у меня чуть пониже правой ключицы, на самом верху столбика из трех значков. Ну или в самом низу, смотря как смотреть.

Оп-па, а ведь это уже интересно! Раньше я мог только догадываться, для чего колдун расписал себя странными значками, а теперь все стало немного понятнее: все это заклинания. Для чего писать их на себе? Чтоб не забыть? Вряд ли, должно быть, тому имеется иное объяснение.

И где-то через полчаса, прочитав кучу примечаний вроде 'руна внешнего поглощения эфира не работает, использовать с осторожностью', 'склонность к бесконтрольному росту поглощения, использовать не больше минуты', 'работа самостоятельно не прекращается, риск самоубийства самоистощением' и кучу тому подобных, я начал понимать, что к чему. Руны на теле — уже готовые магические заклинания, применяющиеся без предварительной подготовки, по короткой команде, вероятно, мысленной, и черпающие энергию, называемую эфиром, или из окружающей среды, или из запаса жизненных сил самого мага. И если этот так — то я, получается, ходячий набор заклинаний. Хм...

— Рикер, — позвал я.

— Чего?

— А те две книжки, которые твой дом уже добыл — они о чем? Какие именно вы сумели найти?

Он пожал плечами.

— А я без понятия, я же не маг. Все, что мне известно — что в одной данные очень интересные, но неполные, а вторая вообще написана на неизвестном языке и потому ее пока никто не смог прочесть. Как и вот эту.

— Серьезно? — удивился я. — Вы не знаете этого языка?

— Я вообще только один и знаю, не считая местного диалекта Малого Света. Но я видел образец почерка и текста из той книги — эта написана на нем же... А что это за язык?

Вот тут я мысленно обозвал себя идиотом. Сам напросился на неприятности... ну да ладно, ведь ответ я уже придумал.

— Погоди, так это не дагаллонский язык?

— Конечно же нет!

— Ну и дела... Меня ему обучил мой учитель, чтобы я мог читать его книги, и я потом сам стал кое-что записывать им, чтобы уберечь знания от тех, кому они не предназначены... Но я всю жизнь думал, что это дагаллонский...

Рикер покачал головой.

— Это не дагаллонский. Помимо обычного языка, на котором, с некоторыми вариантами, говорит весь Дагаллон, есть еще шесть мертвых языков. Мертвые они формально, в том понимании, что больше ни для кого не родные, даже криффы между собой в последнее время стали говорить на общем, так что их собственный язык уже лет сто считается мертвым. Все шесть, впрочем, не забыты и их знают те, кому это надо. Но та книга осталась непонятной и для носителей мертвых языков, мы даже не сумели установить происхождение буквицы. Для нас это совершенно невиданные символы, так что найти тебя — это настоящая удача.

— Угу, — согласился я.

Ситуация начала нравиться мне еще больше. В данный момент есть две книги, которые могу прочесть только я, что делает меня монополистом, в некотором роде. Вопрос лишь в ценности этих знаний.

— Слушай, Рикер... Если ты не маг — как ты сумел пометить книгу магическим маячком?

— Так глифом же.

— Что такое глиф?

Пару секунд он смотрел на меня удивленно, а потом его осенило.

— Ах да, ведь в Малом Свете глифы повсеместно не известны... Глиф — это материальное воплощение простого заклинания. Смотри. — Он достал из какого-то ящичка камень, одна сторона которого была плоской, и показал выгравированный на ней символ: — это глиф. Я прикладываю его к нужной вещи, произношу его имя — и на вещь налагается заклинание. Разумеется, при условии, что вокруг достаточно эфира: поскольку я не маг, то глиф в моих руках может питаться только извне.