Песочный трон

Два не совсем трезвых мужика заступили ей дорогу. От них за версту несло перегаром, мочой и немытым телом. И единственное, чем они отличались ростом и телосложением: один — высокий и крепкий, второй — низенький и щуплый. А так...

Оборванные, грязные, вонючие и заросшие. Мрачное зрелище.

— Тей, посмотри-ка, какая птичка сегодня залетела к нам! — воскликнул тот, который поменьше, и второй громко расхохотался. — Не иначе наш вечер будет сегодня, кому скрасить.

— Видимо да, — гаркнул второй и ринулся ощупать улов.

Она молчала. Не двигалась. Казалось, все это не имело к ней никакого отношения и сухой лист, шуршащий о грязную столичную брусчатку, волновал ее больше, чем двое совершенно недружелюбного вида бродяг.

Но стоило им приблизиться достаточно, как взметнулись полы плаща, и на мужиков осела ярко алая сверкающая пыльца. Песок.

Она не стала наблюдать за тем, как они с криками и корчами упали на землю, раздирая кожу грязными ногтями. Как бьются в предсмертной агонии...

Спокойно, как ни в чем не бывало, отправилась дальше.

Перебежала через городской парк, спрятавший по кустам влюбленные парочки. И миновала площадь для казней. И только у ворот главного храма Великих остановилась. Прошла вдоль кирпичных стен, отыскивая маленькую калитку для слуг. Чуть сковырнула щеколду, что закрывала ее с той стороны. И перебежала через сад, по мощеным черным камнем дорожкам к задней двери, что вела на кухню. Быстро миновала спящих слуг. И взбежала по ступеням к покоям Верховного пэйре — единственным жилым комнатам, в этой стороне Храма. Что было на руку той, что пряталась под плащом.

Визелий спал. Его громкий свистящий храп сотрясал стены и окна покоев.

Девушка прошла по комнате.

Не вооруженным взглядом было видно выгоды, что дались Храму за столь 'малозначительный' жест, как возложение королевского венца на голову узурпатора.

Не пристало служителю Великих жить в подобной роскоши. Но не затем она пришла. Всему свое время.

— Визелий Авенийский, — позвала она, легко оборвав храп, мелодичным красивым голосом.

Как ни странно, пэйрэ тут же вскочил с кровати, сонно озираясь по сторонам. Ветер качнул длинное ночное одеяние на его тощем теле.

— Кто здесь? — хлопал он глазами в темноту.

— Твоя совесть, пэйрэ, — ступила она в лунный свет, что заглядывал в открытое окно. — Ты готов поговорить с совестью?

Даже в столь неверном освещении было видно, как побледнел Визелий. Как затряслась его губа. А в темных, как и у всех арнвирийцев, глазах мелькнул страх.

— Ты в храме Великих...

— И ты тоже, Визелий. Или забыл? Ты дал им клятву, хранить верность заветам их.

Кадык заходил на, похожей на индюшиную, шее.

— Я не...

— Ты не предал своего короля? — тут же оборвала его серая тень. — Не предал династию? Не предал народ, ради денег? Чего тебе не хватало, пэйре? Золота? Зачем Великим столько золота? Или ты не хотел этого делать и тебя заставили? Чем ты оправдаешься перед богами? Как объяснишь им измену, которой запятнал себя?

— У меня не было другого выхода, — наконец нашелся пэйрэ.

— Или выход тебя не устраивал? Король не властен над Храмом. Не может угрожать жизни служителей Великих. Так что стало причиной того, что ты пожертвовал теплым местечком Дома вечного покоя и сменил его на огненные котлы Преисподней?

Визелий затрясся, как лист потревоженный ветром.

— Кто ты? — спросил он хрипло. — Зачем ты здесь? Отнять мою жизнь?

Девушка прошла по покоям, провела пальцами по тонкой резьбе шкатулки из тасверского дерева и откинула крышку, запуская руку в золото, что она хранила.

— Ты променял награду Великих на золото, — ответила она на свой же вопрос, абсолютно проигнорировав те, что задавал ей пэйрэ. — Великие не забудут этого, поверь. И знаешь, на кого обычно падает их гнев? — она выдержала паузу и сама ответила, в который раз: — На наших детей! Хотя, у служителей богов не может быть детей... потому тебе не стоит волноваться за миленькую пятнадцатилетнюю Хилву, мать которой ты исповедовал в грехе прелюбодеяния шестнадцать лет тому. Она жена кузнеца, кажется? И исповедали вы ее вполне успешно, я так понимаю... раз у скопленного кузнеца родился ребенок.

— Откуда?

— Не важно, пэйре. Не привязывайтесь к земному. Оно быстротечно и не достойно вашего внимания. Как мне помнится, девица весьма хороша. А я могу помочь ей устроиться в жизни. У меня как раз есть на примете один богатый купец. Правда, у него долго не выдерживает ни одна женщина... своеобразные пристрастия в постельных утехах.

Она развернулась и сделала несколько шагов к двери, но дрожащим голосом пэйрэ была остановлена.

— Что ты хочешь?

Девушка не оборачивалась долго. Гораздо дольше, чем мог выдержать Визелий, оценив всю степень своего греха.

— Ну... — не выдержав, взвизгнул он.

— Покаяния и искупления, — ответила она, не оборачиваясь. — И верности династии.

— Не осталось ни одного Халединга, — возразил пэйрэ.

— Ты так уверен в этом? — мелькнула в темноте серая тень, оказавшись в шаге от него. — Или ты просто хочешь думать так? А может ты не слышал о том, что наследник династии Халединг жив? Или не хотел слышать? Своим предательством именно ты призвал на земли Арнгвирии засухи и наводнения. Именно ты виноват в том, что люди мрут с голоду. Как спишь ты с этим знанием, пэйрэ Визелий? Как можешь принимать пищу, зная, что стал виной смерти сотен детей?

— Что мне делать? — спросил Визелий упавшим голосом, и ему почудилось, что та, которая пряталась под капюшоном, улыбнулась.

— Делай то, что делал раньше, пэйрэ. Молись за здоровье королей Арнгвирии. Молись вместе с теми, кто ждет истинных правителей этих земель. Вместе с их народом.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Занимался рассвет. Врывался в открытые окна спальни, приподнимая тонкий тюль, прогоняя из комнаты духоту и запах вожделения. Напоминал, что только ночь хранит тайну того, что здесь не так давно происходило. Боги спят по ночам. Не дремлют демоны, искушая человечество, порабощая души.

Мужчина поднялся с широкого, гораздо шире, чем могло потребоваться двум людям, ложа со скомканными белыми простынями. Натянул штаны и прошёл к окну, прихватив по дороге трубку и коробочку с табаком. Устроился на прохладном подоконнике, следя за первыми лучами солнца, пробегающими по крышам домов за дворцовыми стенами. Медленно насыпал табак в трубку и спрессовал его.

У самого лица появилась длинная палочка с красноватым лепестком огня на кончике, и он благодарно улыбнулся, раскурил трубку и вдохнул горький ароматный дым.

— Прости, что разбудил, — сказал он, выдохнув серое облако в окно.

Женщина, не потрудившаяся спрятать свою наготу, тоже улыбнулась. Она была необычна. Не то чтобы очень красива... Темноволоса, как многие арнгвирийки, но глаза её зеленели, как молодая листва, черты были тонкими, тело — подтянутым, а кожа — смуглой с мягким перламутровым отливом.

Она склонилась к его уху и, чуть прикусив мочку, пробежалась по его обнажённой груди пальцами.

— Мне так редко удаётся увидеть, как ты уходишь утром, что я даже рада этому, — сказала она, чуть отстранившись.

— Прости, Зерви. Но ты сама знаешь, что так будет лучше.

Она склонила голову к плечу и лукаво улыбнулась.

— Кого ты обманываешь Исгар? Если меня — это обидно, а если себя — глупо.

— Совершенно тебя не понимаю, — улыбнулся Исгар, и на щеках его появились ямочки, что так нравились Зервине.

— Врёшь... Врёшь и даже не краснеешь, — улыбнулась она в ответ и подняла с пола тонкий халат, спрятав под ним идеальное тело никогда не рожавшей женщины. — Но это твоё право. Демон совести всё равно приходит за нами. Он знает, кто мы на самом деле. Терзает нас, доводя до безумия, а мы глушим боль, как умеем. Ты — в вине и постели с женщинами, к которым равнодушен...

— А ты — радужной пылью... — не остался в долгу Исгар.

Чем ничуть не смутил герцогиню де Смиле.

— Как умеем, Ис. Как умеем, — сказала она, доставая из шкатулки с драгоценностями маленькую серебряную коробочку.

Исгар знал, что сейчас будет, потому вытряхнул пепел и остатки табака прямо за окно и вскочил, отыскивая рубашку и сапоги.

— Бежишь? — хмыкнула Зерви. — Беги, Ис. Но от себя-то не убежишь. Я вижу. Другие видят. И сколько бы ты ни прятался, не спрячешься от самого себя.

— Радужная пыль сведёт тебя с ума, — сказал Исгар, глядя, как она рассыпает два разноцветных коротких ручейка на столе.

— Я и так сойду с ума, — пожала она плечами. — Превращусь в дряхлую, маразматичную, вечно всем недовольную старуху, у которой даже не будет, о ком заботиться. Или, думаешь, я не понимаю, что дядюшка мне уготовил? Жизнь одинокой и никому не нужной старой девы. Дабы не искусить мужа моего властью и не допустить и малейшей угрозы сыну и трону.

Исгар вздохнул, не решаясь солгать ей и в этот раз. Даже не пытаясь разубедить её. Зервина не глупа, чтобы поверить словам. И слишком горда, чтобы терпеть жалость.

— Но ладно я, Ис. Ты — почему терпишь всё это? Почему не боролся за неё тогда? Почему не просил короля отдать её тебе, а не этому... даже слова сложно подобрать. Пусть будет просто сен Фольи. У тебя не меньше заслуг перед троном, если не больше.

И что было ответить? То, что слишком много 'но' ?!..

— Совершенно тебя не понимаю, — повторил он, натянуто улыбнувшись.

— Ну и ладно, — не стала спорить герцогиня Смиле. — Тогда я могу строить догадки. Совершенно не имеющие ничего общего с реальностью, — уточнила она, взмахнув короткой тонкой трубочкой. — Ты испугался монаршего гнева? Не поверю, даже если ты сам это станешь утверждать. Ты решил, что так будет лучше для неё? Тоже маловероятно. А может, ты испугался, что она не ответит на твои чувства? Что возненавидит тебя, возьми ты её, едва голова её дорогого Роневана отделилась от тела? — и улыбнулась, проследив за реакцией де Кильна. — А может быть, ещё что-то? Или всё вместе? Хотя — какая мне разница... Будь мы, как раньше, подругами, я бы советовала тебе сгрести её в охапку и увезти подальше. Лучше в Талливию или Хостию. Да я бы предпочла стать изгнанницей, отверженкой, но быть любимой, Ис! Но... мне совершенно безразлично то, что она стала игрушкой в руках жестокого чудовища, которое унижало и избивало её до полусмерти два с лишним года.

Зервина ухмыльнулась, проследив за тем, как побелел Исгар. Как полыхнула ярость и жажда мести в его глазах. И, вдохнув разноцветный порошок через трубочку, прикрыла глаза.

— Но мне совершенно всё равно... Абсолютно безразлично, что от милой девочки с чистым сердцем и детской наивностью в глазах ничего не осталось. Наплевать, что та женщина, которая прибыла ко двору — такая же, как мы все. Как и тебе, полагаю, если ты не хочешь ничем ей помочь. Хотя ещё минуту назад ты мог соврать мне или себе, утверждая, что ничего не знал. И может, ты даже не соврал бы, действительно не подозревая, что творится в стенах Байе. Но что ты сделаешь сейчас? Узнав, что сиятельную герцогиню де Байе, прекрасное создание, к которому ты так и не решился подступиться ни тогда, прикрывая свое малодушие дружбой с Роневаном, ни теперь, всё это время...

— Хватит! — рявкнул Исгар так, что Зерви поморщилась. — Это не может быть правдой! Он...

— Не посмел бы? Ты и правда так наивен? Он терпеть не мог Рона. Да и вся высшая знать вызывает в нём только глухую злость и чувство собственной малозначимости. И ты действительно веришь, что он не выместил бы всё это на своей жене? Из-за которой его к тому же отлучили от двора. Ты не так глуп, Ис.

Зрачки Зерви стремительно увеличивались, а речь становилась тягучей, словно время для неё текло всё медленней.

— Но ты можешь за всё ему отомстить. За ту, что так и не отпустила тебя. Даже несмотря на все жаркие и страстные объятья, которыми тебя встречает каждая девица, к которой ты соизволишь прийти... но не она... все они — не она... — пробормотала она на грани между реальностью и видениями, посланными радужной пылью. — Я бы помогла тебе...

Исгар не стал слушать её бормотание и дальше. Поднял, наконец, рубашку и натянул сапоги, всё так же наблюдая за откинувшей голову на спинку кресла любовницей. Смотрел, как расширяются её зрачки, поглощая радужку, а после и белки. Как пробегают по ним цветные разводы, подобные тем, что бывают на мыльных пузырях. И с сожалением поджимал губы. Да, каждый глушил боль по-своему. И Зерви выбрала не лучший способ.

Он подхватил её на руки и уложил в постель, ещё хранившую запахи и следы того, что происходило здесь ночью. Накрыл одеялом и чмокнул в висок, словно прося прощения.

После отодвинул гобелен и потянул за настенный подсвечник, открывая тайный переход. И, даже не оглянувшись, скрылся в его темноте.

* * *

В груди Исгара де Кильна клокотала ярость, с которой он не смог бы справиться сейчас.

Слова Зервины раз за разом прокручивались в голове. Эхом шагов били по ушам. Вырывали глухое рычание из горла. Он готов был разорвать сен Фольи голыми руками, попадись он ему сейчас. И сделал бы это, если бы...

Исгар вздохнул, остановился и сел прямо на холодный сырой камень. Прислонился к стене разгорячённой спиной.

Зерви всегда умела зацепить за живое. Но раньше она не позволяла себе подобного по отношению к нему.

'Правда — режет больнее и точнее самого острого клинка!' — смеялась она, выбирая себе очередную жертву из придворных.

Но Исгар даже не подозревал, сколько истины в этих словах... Зерви всегда была проницательной. Всегда знала, куда нанести удар, и совершенно точно рассчитывала силу, сбивая с ног, оглушая, но не убивая. Вот теперь досталось и ему. Ревность. А всё потому, что три дня тому видела его и Эрвианну в саду.

Эрри. Если бы он только знал...

Но никто и словом не обмолвился. Никто ничего ему не рассказал, страшась, что он совершит необдуманный поступок. Нарушит клятву...

И сейчас он был как никогда близок к этому.

Пришлось обратиться мыслями к событиям двухлетней давности, чтобы вернуть себе способность трезво мыслить.

Вспомнить битву под Валье и клятву, что связала ему руки.

Исгар резко и глубоко вдохнул сквозь зубы. После ещё... и ещё.

Снова он вызывал в памяти тот проклятый Великими день. Но вспомнилось почему-то совершенно другое...

Десятью годами ранее...

— Ты бы видел её, Ис. Прекрасней девушки я не встречал, — восхищённо говорил Роневан, пьяно опираясь на Исгара. — Честно, я даже не подумал бы, что из той милой девочки вырастет такая красавица.

Исгар рассмеялся, помогая другу не свалиться с ног.

Летняя ночь дышала сырой прохладой. Пахла рогделией и немного тиной Тезвы. Светила круглым блюдцем бледной луны и пела голосами цикад. Ворчала голосами пьяниц и бездомных в тёмных проулках. Взрывалась смехом дешёвых продажных женщин, что промышляли здесь только в это предрассветное время, когда сменившиеся стражи спешили снять напряжение. Прятала в своих объятьях городское ворьё.

Но это не очень беспокоило хорошо подвыпивших друзей, что праздновали возвращение с талливийской границы Исгара де Кильна. И праздновали с размахом. Начиная с таверны 'Золотой рог', ну и, как обычно бывало, заканчивая в борделе 'Поющие птички'. И уже порядком набравшись и устав, они, поддерживая друг друга, возвращались в королевский дворец. Чтобы завтра — или уже сегодня — снова превратиться в примерных отпрысков семей, принадлежащих к высшей знати.