Тут Штерн и предложил Говорову заменить Иванова, который опять 'заболел' и не прибыл в Осовец. Требовалось лететь в Лазы из Барановичей, а на некоторых участках активно работали 'мессера'. В общем, полет небезопасный. На машине командарм не успевал.

Работу закончили ближе к полуночи. Все схемы, списки, штатные расписания были аккуратно разложены по папкам. Штерн подошел к БОДО и связался с Москвой. Доложил, что предложения по формированию Гвардейских дивизий и корпусов готовы, и он направляет их в Ставку самолетом. В ответ пришло короткое сообщение, содержание которого он никому не сообщил. Сунул ленту в карман, и напомнил всем, что он еще не ужинал. В этот момент Владислав и подсунул ему приказ и ходатайство о присвоении очередного звания подполковнику Корзунову. Штерн видел, как тот работает, смотрел подготовленные карты и документы. Посидел, потрогал короткие чаплинские усы, чему-то ухмыльнулся, и подписал обе бумаги.

— Пусть будет. Поздравляю тебя, полковник!

Соколов остался в штабе заместителем начальника.

Через два дня стало известно, что штаты утверждены, в адрес корпуса направлена затребованная техника: бронетранспортеры 'Скаут' М-2 и М-3, средние и тяжелые танки, танковые мостоукладчики и несколько легкопонтонных парков, самоходные орудия СУ-122, большое количество пулеметов ДТ, автоматов и другого вооружения. Организовать производство кирас предложено самостоятельно, но тонкокатаную броню выслали. Для всех гвардейских частей введены погоны и новые знаки различия. Новая форма направлена в Осовец.

Через две недели Говоров сменил Иванова на должности командующего 10-й армией.

Подошла техника, и Владислав начал по-батальонно отводить войска на переучивание и переформирование. Много работы было у Политуправления: сплошные вручения знамен, принятие гвардейской присяги. Досталось и хозяйственникам: переделали печати, ввели новые нормы, переодели всех, перевели на новые оклады. И все это без отвода корпуса в тыл. На фронте шла обычная работа. Да, в ноябре стояла плохая погода, выпало очень большое количество снега. Бои притихли, но, активизировалась разведка, как с нашей стороны, так и с немецкой. На участке под Кольно немцы устроили несколько разведок боем, но, морозы пока не начинались, реки и озера еще не встали, поэтому активных боевых действий никто не вел. Лишь в самом конце ноября 1-я гвардейская моторизованно-штурмовая дивизия под Кольно форсировала реку Винсента, навела переправу и обеспечила выход из рейда группе генерала Доватора. Плацдарм разрешили не удерживать, после прохода казаков, переправу убрали, и отошли на левый берег.

Корпусу была поставлена задача очистить левый берег реки Пиш и взять Йоганнисбург. Ждали только погоду. А морозы никак не наступали.

За полгода боевых действий корпус впервые полностью отводится в тыл. Работы очень много: необходимо провести ТО всей технике, выбраковать вышедшую из строя, заменить ее. Оформить соответствующие бумажки на все уничтоженное и поврежденное оборудование и снабжение. Свести 'баланс' войны, и подвести итоги боевой деятельности. Вернуть заимствования из других частей, или оформить их соответствующим образом. Кипит работа в ремротах и рембатах, заливаются 'пулеметными очередями' старенькие 'ундервуды' и 'ремингтоны'. Куда-то отправляются и принимаются тонны бумаги. Одна за другой накатываются 'проверки': армейские, фронтовые, по отдельным видам вооружений, по складским запасам и, наконец, наркоматская. В общем, 'отдых' получается несколько своеобразным. Правда, это касалось не всех! Некоторые умудрились втиснуться в прокуренные вагоны и спешили на восток: кто в отпуск, кто на учебу, а кто и к новому месту службы, или домой, насовсем. Младший сержант Потанин, удачно выпросивший отпуск, спешил в Москву: увидеться с родными и заглянуть в стены некогда родного института МИСИ им. В.В. Куйбышева, где он учился незадолго до войны на гидротехе. В вагоне было битком народу, в основном, командированные, немного беженцев, некоторое количество отпускников, в основном, после ранений, и довольно большое количество демобилизованных по инвалидности. На фронте продолжались тяжелые бои по уничтожению Брестского котла. Потери были немаленькие. Замучили постоянными проверками 'комендачи'. Лишь за Смоленском их стало ненадолго поменьше, затем количество резко возросло, и так до самой Москвы.

С вокзала довольно долго не выпускали, плотную толпу людей проверяли, иногда заставляли предъявить к осмотру вещи. Изымали стреляющие и взрывающиеся 'трофеи'. В этом случае человека отделяли и уводили в комендатуру. Стасика еще в Белостоке предупредили о том, что можно, и что нельзя везти в подарок. Шикарный трофейный 'Вальтер' остался в роте. Начало отпуска не было омрачено инцидентами, его даже не досматривали, пропустили так. Дать телеграмму не получилось, слишком велики были очереди на вокзалах, поэтому его никто не встречал. Три остановки на трамвае до памятника Пушкину, и почти бегом до Петровских ворот. Тут же получил замечание за не отдание чести какому-то тыловику. И, минут 15-ть, выслушивал его наставление о том, как надо вести себя на улице военнослужащему и младшему командиру. Москва набита воинскими частями до предела, а на Петровке — крупный авиационный госпиталь, поэтому большое количество военных и патрулей. Ловят выздоравливающих. Пришлось идти чуть ли не парадным шагом и с приложенной рукой к шапке. Проскочив таким образом во дворы, чуть прибавил шагу, но, дома, все равно, уже никого не застал. Странно, ведь мать никогда не работала. Делать было нечего, он достал из вещмешка уже вскрытый 'второй фронт': колбасный фарш, отрезал кусок хлеба немецким десантным ножом на деревянной ручке, и 'пообедал', сидя на подоконнике в подъезде. В течение часа никто не появился. Стало скучно, и он отправился в институт. Это неподалеку, в Малом Харитоньевском переулке, в пяти кварталах от дома. В небольшом дворике располагались три здания МИСИ. Напротив — здание Главного штаба РККФ. Опять патрули, парадный шаг, куча ничего не делающих флотских и армейских командиров, или, как их стали называть последнее время, офицеров. Потанин уже проклял ту минуту, когда решил пойти в эту сторону. Наконец, вошел во дворик, и... А в институт не пускают! Раньше вход был свободным. Немного покрутился у входа и на него обратил внимание профессор Стрелецкий. Когда-то его двойка по 'землеройным машинам' поставила крест на инженерной карьере Стаса. У него не оказалось конспекта, и на экзамене он 'поплыл'. Николай Станиславович остановился возле сержанта и спросил о делах.

— Служу в инженерно-разведывательной роте первой гвардейской штурмовой дивизии в Осовце, товарищ профессор.

Он не знал, что затрагивает самую чувствительную часть души профессора: он родился в крепости, его отец строил второй форт. Охране было велено пропустить бывшего студента и гвардии младшего сержанта в одном лице. Профессор вытащил из стола старинные фотографии крепости и стал расспрашивать, что сохранилось, а что нет в крепости. Время за разговором пошло гораздо быстрее, профессор потащил его в аудиторию к студентам, которым Стас прочитал 'политинформацию' о несокрушимой гвардии РККА, показал новенькую медаль 'За отвагу', в красках расписал крайнюю боевую операцию и удостоился восторженных улыбок студенток, коих было большинство на ранее 'мужском' факультете. Его приглашали туда и сюда, и на время он стал популярным, везучим, и счастливчиком.

Но, на обратном пути домой опять пришлось выслушивать замечания от патруля, командир которого 'отпустил' девочек, пока воспитывал младшего сержанта. Самым яростным желанием было снять форму, и просто походить по улицам. Отходив час строевым во дворе комендатуры штаба флота, уже в темноте он добрался до дома. Дома были все, даже дальние родственники. Мать прочла его записку и обзвонила всех. До начала комендантского часа отмечали его приезд, отпуск и медаль. Отец отсоветовал переодеваться, так как лиц мужского пола и призывного возраста останавливают на улицах гораздо чаще, чем военнослужащих. Бдительность! Через три дня сержант взвыл от тоски, так как делать было абсолютно нечего. Вести умные разговоры было не с кем: все либо работали, либо учились. За посещаемостью теперь следили очень строго, так что мимолетные встречи со студентками — это был тот максимум, на который он мог рассчитывать. Москва из шумного веселого города превратилась в осажденную крепость, где все было подчинено одному: порядку. Решив, все-таки, посетить ту самую Танечку, которая жила неподалёку на Огородном или Стопани, окончательно вляпался в историю: часов 12-ть просидел в управлении НКГБ, так как Танечка завела шашни с кем-то из посольства, и ее комната была под надзором. Танечке 'сержантик' был совершенно не интересен, и она дала ему от ворот поворот, а на обратном пути его и задержали. Пока проверяли, прошло немало времени. Родители уже стояли на ушах. Стаса к утру отпустили из управления на Лубянке, дружески посоветовав ему даже не приближаться к дому на Огородном. В тот же день сержант поехал на Белорусский вокзал и получил билет на поезд. Остатки отпуска он решил провести в Белостоке.

Опять прокуренный 'общий' вагон, верхняя полка, та же самая публика, только инвалидов нет. Возвращающиеся, как он, отпускники и командировочные. Небольшие 'команды' различных специалистов, остальным такие райские условия не положены: '6 лошадей 40 человек', стандартная двухосная теплушка с печкой посередине. Здесь Стасу повезло: в Осовец в корпусной госпиталь ехал целый выводок молоденьких 'медсестренок'. Познакомился со всеми, плюнул на то, что собирался немного потусоваться в Белостоке, и вместе с хохочущими девицами перевалился через борт 'GMC', идущим в крепость. Отпуск кончился.

Отпуск закончился не только для него, корпус тоже заканчивал переформирование, но отводился глубже в 'тыл', к Августово. Туда, где не хватило 18-ти километров оборонительных сооружений, и куда ударили немцы, точно знавшие этот расклад. Там они прорвались, обошли лесными дорогами Копцевский УР, на котором не успели обсыпать доты, сбили охранение, и выжгли их гарнизоны. В итоге дошли до Друскининкая, где уперлись во вторую линию обороны. Трижды предпринимались попытки выбить их с нашей территории и перерезать железную дорогу, по которой они снабжались. Но корпуса Гота отлично держали оборону, активно атаковали, как позиции у Гродно, так и пытались захватить плацдармы на правом берегу Немана. Ставка решила провести еще одну операцию силами двух фронтов. Особую сложность добавляла высокая концентрация немецких сил на этом участке: 11 дивизий только у Гота, из них шесть моторизованных, а кроме них, здесь находились части 8-го корпуса, а чуть севернее стояли еще 23 пехотных дивизии, 6 танковых и моторизованных дивизий, 646 танков, 435 боевых самолётов, 1200 орудий. И если бы стояли! Нет, они ломились через наши оборонительные позиции, и только наличие здесь нескольких полнокровных армий Красной Армии, в том числе, четырех танковых корпусов, способных перерезать тоненькую пуповину у Вержболово, серьезно их сдерживало. И они зарывались в землю, создавая сплошную глубокоэшелонированную оборону.

Суперзадач перед корпусом не ставили: требовалось занять Копцевский УР. Всего 12 километров по прямой. И 16 по фронту. В обороне на одну дивизию обычно приходится 8-12 км. В наступлении 12 км — это фронт корпуса в 4 дивизии. Учитывая лесистую местность и снежный покров, Штерн решил сосредоточить весь первый гвардейский корпус в лесах под Копцево. Мог бы этого и не делать, так как для танков местность практически непроходимая: сосновый лес и болотистая река Сейни. Зима, конечно, давала некоторую вероятность того, что первую линию обороны будем прорывать танками, но на артиллерию надежд больше.

Пикантность ситуации прибавляло то обстоятельство, что у комфронта, в 39-м, воевать в лесах не получилось. Три из пяти дивизий его армии были окружены, две полностью уничтожены. Знамя одной из них сейчас хранится в военном музее недалеко от Хельсинки. Видимо этим обстоятельством и был обязан Владислав направлением в Августовский лес. Вся беда заключалась в том, что все дивизии были мотострелковыми. Использовать бронетранспортеры в лесу было несколько затруднительно. В первую линию пошли 'штурмовики'. Перед этим, все разведроты были выдвинуты вперед, и вели активное наблюдение за противником. Сосредоточив две дивизии в междуречье Шлямицы и Сейни, ночью, без артподготовки, двинули штурмовую дивизию вперед. Три немецких батальонных опорных пункта находились в деревушках Коди, Петракас и Куоджай. От Сталая заговорила немецкая батарея, на которую обрушился шквал снарядов корпусной артиллерии, а полковые пушки и гаубицы работали только на прямую наводку. В районе Петракаса удалось задействовать бронетранспортеры, точнее, их крупнокалиберные пулеметы. Штурмовики ночной бой выиграли, и не только по очкам. Немецкий полк, в основном, погиб в ночном рукопашном бою. Образовался довольно удачный плацдарм, а корпусная артиллерия взяла под наблюдение и обстрел рокадную дорогу слева. Там же, выведя СУ-122 на прямую наводку, расстреляли несколько дзотов на левом берегу Сейни, и навели переправу для танков, оседлав эту рокадку окончательно. Отсюда 1-я гв. дивизия нанесла фланговый удар частям 8-го корпуса немцев, расположенным по берегу Кракинского болота. Фронт между деревнями Будвиг и Становишко был вскрыт этим ударом. Обезопасив себя от удара слева, продолжили наступать на Копцево. Развернуться вправо не давало болото и довольно густой лес за ним. Приходилось действовать на том направлении максимум ротами, а в основном: штурмовыми группами, которые постепенно выжимали немцев из опорных пунктов вдоль реки. Соседу справа: генералу Сахнову из 56-й дивизии 3-й армии, никак не удавалось поддержать усилия гвардейцев. Речушка Черная Ганьча у деревни Галавенчицы не давала ему возможности перейти в наступление. Немцы сосредоточили возле нее большое количество самоходной артиллерии и танков. Командир 4-го корпуса Герой Советского Союза Сергей Егоров, принявший командование 4-м корпусом 22-го июня 41-го, прекрасно организовал прорыв первой линии обороны и взял Соничи, но, не провел разведку у Галавеничей, и напоролся на непредвиденный опорный пункт 7-й танковой дивизии Гота. Владиславу это грозило фланговым ударом вдоль дороги Соничи — Копцево. Пришлось усилить давление вправо и ввести в бой еще одну дивизию, 2-ю гвардейскую. В помощь Сахнову направлен 1-й гв. противотанковый дивизион и 1-й гв. танковый полк. Совместными усилиями должно было получиться связать 7-ю дивизию боем.

Но, генерал фон Функ разгадал замысел, и начал перебрасывать два батальона 25-го полка и 37-й разведбатальон вправо к Копцево. У старого канала их перехватила 3-я инженерно-разведывательная рота, которая подорвала мост через Августовский канал, и, более шести часов расстреливала из 'сорокапяток' немецкие (чешские) LT vz 38 на лесной дороге, у старой литовской погранзаставы. Затем рота отошла, так как понесла в ночном бою очень значительные потери. Но, по 'запечатанным' на дороге танкам уже работала авиация.