Фагоцит

Ведь для того, чтобы та модель более или менее нормально полетела, ей всего-то надо было отломать крылья! Правда, полетела бы она не как самолет, а как половинка квадрокоптера.

Современные дроны имеют очень сложные управляющие схемы — достаточно мощный процессор и как минимум один, а чаще даже два трехосевых гироскопа. Причин для этого две. Первая — потребность сделать так, чтобы управление дроном стало доступно любому. И вторая — у всех квадрокоптеров центр тяжести находится совсем ненамного ниже условного центра подъемной силы винтов. Это снижает устойчивость и сильно усложняет управление до того, что без помощи процессора с ним не справится даже опытный оператор. А сделано все это для удешевления! Напихать сколь угодно сложную электронику в массовом производстве все равно дешевле, чем усложнять конструкцию для существенного понижения центра тяжести.

Представьте себе лопату. Да-да, самую что ни на есть обычную. Так вот, если к верхней части ее рукоятки приделать крест с четырьмя достаточно мощными электромоторами — естественно, с винтами, а батарею и силовой контроллер примотать изолентой к лезвию, то что произойдет после замыкания цепи питания? Эта хреновина полетит без всякого процессора и вообще без управления! В ту сторону, где расположен мотор, дающий самую слабую тягу. И ее полет будет вполне устойчивым. Всего лишь потому, что центр тяжести находится далеко внизу.

Все это означает, что мои идеи относительно винтов переменного шага на дроне из местных деталей были поспешными и непродуманными. А требуется всего лишь опустить центр тяжести изделия настолько, чтобы даже грубого управления движками при помощи дроссельных заслонок стало достаточно. Причем, в отличие от юного Антонова, Скворцова денежная часть вопроса вообще не волнует. Если четырех движков будет мало, он поставит шесть. Ему и шестьдесят вполне по карману.

— Простите, вы о чем-то задумались? — спустил меня с сияющих высот инженерной мысли вопрос Ефремова.

— Ага, как-то так получилось, но я уже закончил. Вы, кажется, хотели меня о чем-то спросить?

— Да. Даже не спросить, а просить. Может, это и не мое дело, но обойти молчанием я этот вопрос не могу. Понимаете, после начала публикации "Лезвия бритвы" ко мне стали приходить письма. Много писем. Люди отождествляют меня с моим героем и считают, что я врач, владеющий нетрадиционными методиками. Часто пишут безнадежно больные... читать такое очень трудно, отвечать еще труднее, но игнорировать невозможно. Можете ли вы...

— Могу, — вздохнул я. — Но помочь удастся не всем, это раз. Я вам в общих чертах уже объяснял. И второе — сеансы будут идти через один. Вам, потом кому-то, потом снова вам, и так далее до полного вашего выздоровления.

— Но я уже почти здоров...

— Извините за прямоту, но пока еще вы почти развалина. Вот когда километр сможете пробежать за пять минут без риска летального исхода, тогда я с вами, может, и соглашусь. И последнее — выбирать потенциальных пациентов будете вы, я в этот вопрос влезать не собираюсь. Кроме того, помощь я буду оказывать под чужим именем и в гриме, прибавляющем мне как минимум лет тридцать возраста. Буду благодарен, если этот аспект вы с Таисией Иосифовной возьмете на себя.

Глава 13

Я уже упоминал, что из десяти человек, если брать в среднем, Антонов мог помочь только двум. "Десятому" — легко, "девятому" — с большим трудом и не в таком объеме. Остальным восьми — вообще никак. Так вот, после начала практики выяснилось, что у Скворцова дело обстоит не совсем так. С "десятым" — как у Антонова. Правда, таковой, или, точнее, таковая мне пока встретилась всего одна — Вера.

"Девятого" Скворцову было довольно трудно лечить, и процесс шел не так быстро, как хотелось, но все равно в полном объеме.

Но, кроме них, попадались еще и "восьмые". С частью их болячек я не мог сделать вообще ничего, но некоторые поддавались моим усилиям почти как у "десятых".

И, наконец, "седьмые". Лечить очень трудно, эффект получается незначительный, то есть далеко не полный, но зато, похоже, тут нет ограничений по диагнозам. В общем, из десяти человек Скворцов мог как-то помочь четверым. Да, как экстрасенс он был сильнее Антонова, и из-за частой практики это отличие нарастало. Тренировки, они ведь полезны не только в спорте.

Целителя из себя изображал сам Ефремов — оказалось, что писатель вполне терпимо владеет методикой гипноза. И он, пользуясь граненым сверкающим шариком на палочке, который я для него сделал, вводил пациента в транс под утробные внушения типа "ваши руки тяжелеют, глаза закрываются", "даю установку", а я подходил потом и брал спящего за руки. Если же пациент оказывался не внушаемым, а такие тоже попадались, то я притворялся ассистентом. Мол, мое дело считать пульс и, если он начинает выходить за пределы нормы, немедленно сообщать целителю. Все это я проделывал, напялив большие очки и седой взлохмаченный парик, а под рубашку засунув подушечку для имитации брюха.

Ассистента звали Аллан Владимирович.

Кстати, лечить спящих оказалось даже немного проще, чем бодрствующих. И вообще Скворцов от регулярных тренировок, как уже говорилось, прогрессировал. Эффективность лечения, правда, пока не повысилась, но зато сильно сократились периоды моей релаксации. Теперь максимальным сроком, за который способности точно вернутся на исходный уровень, стала неделя, но примерно в половине случаев хватало двух-трех дней.

Денег мы не брали принципиально, но пациенты все равно рвались как-то отблагодарить нас. В результате они тащили коньяк и черную икру и лишь изредка — торты. Икру забирал я, коньяк оставался Ефремову. Причем в таких количествах, что я предупредил Ивана Антоновича — кодировать от алкоголизма ни разу не пробовал и пробовать не хочу, но он только посмеялся.

Торты шли Таисии.

— Купили бы вы, что ли, машину, — как-то раз предложил я, когда мы уже ночью, на последней электричке, возвращались из Подольска, от очередного лежачего больного.

— А вы почему не купите?

— Рылом не вышел. Откуда у лаборанта, пусть и не очень бедного, деньги на авто? А вы все-таки известнейший писатель.

— Ничего, уже вторая половина марта, а там и до настоящей весны недалеко. Будем ездить на вашем мотоцикле.

— Под дождем, градом, фонтанами грязи от встречных и попутных грузовиков...

— Но вас-то это не пугает, раз ездите. Нет у меня времени на автомобиль! Его же обслуживать надо.

— С теми пробегами, которые будут у вас, это два раза в год по два часа максимум. Если вам тяжело, я могу взять техобслуживание машины на себя, мне нетрудно. И, чтобы вас совесть не мучила, сам буду иногда этой тачкой пользоваться. Невесту куда-нибудь свозить вместе с родителями, если такое вдруг понадобится. Или цветной телевизор отвезти потребителю, на "Яве" это хоть и возможно, но сопряжено с большими неудобствами.

— В СССР еще нет цветного телевидения.

— К тому моменту, когда вас удастся дожать до покупки машины, оно уже точно будет.

— М-да... давайте лучше сменим тему. Например, рассмотрим некоторые детали взаимодействия ваших воплощений тут и там.

Ну да, я уже посвятил Ефремова в тонкости общей жизни Скворцова и Антонова, когда он примерно через месяц после нашего знакомства спросил, выдержит ли моя легенда хоть сколько-нибудь серьезную проверку.

— Вы считаете, что Скворцов и Антонов — одна личность, — продолжал Иван Антонович. — Но это не так уж бесспорно. Я ведь заказывал вам аналитические материалы не только потому, что они мне были нужны для книги. Специально подобрал темы так, чтобы вы часть писали здесь, а часть — там. Так вот, их авторы — разные люди. Стиль очень похож, но профессионалу — а я смею надеяться, что им являюсь — все же видна разница. Она невелика, однако несомненна. И еще — вызвала ли у вас затруднения необходимость писать почерком Скворцова?

— Да, я в свое время даже немного удивился — никаких. Правда, почерки похожи. Единственная существенная разница — тамошний Виктор пишет букву "д" хвостиком вниз, а здешний — вверх. И я никогда не путаюсь. Возможно, вы и правы, только что из этого следует?

— Не спешите, и до следствий дойдем. Но перед этим — завершающий штрих. Скажите, Антонову ничего не кажется странным в отношении Скворцова к девушке, живущей в соседней комнате?

А ведь и правда, подумал я. Антонов пару раз думал, что если бы Света болтала даже не столько и с такой интенсивностью, как Вера, а всего лишь наполовину от нее, все равно она бы давным-давно стала бывшей знакомой. Где-то, наверное, в конце первого часа знакомства. Скворцову же производимый девушкой шум нисколько не мешает. Даже наоборот, иногда успокаивает.

— Да, вы правы, отношение разное. Итак?

— Итак, вы ошибаетесь, считая, что личность Антонова заменила погибшую личность Скворцова. Нет, она не погибла, а всего лишь еще до вашего вмешательства полностью потеряла память — точнее, ее верхний уровень. Вот его-то Антонов и заменил своими воспоминаниями. То есть здешний вы — это не Антонов. Это Скворцов с памятью Антонова.

— Да, у меня тоже иногда возникали такие подозрения. Так с машиной-то что решим?

— Далась она вам... хотя, конечно, определенная польза будет. Но только пять тысяч шестьсот рублей — все же большие деньги.

— Вот я прямо сижу и удивляюсь — откуда у убежденного коммуниста Ефремова такие буржуйские замашки? Кто с неодобрением писал про "Олдсмобиль Старфайр"? Зачем вам "Волга", тем более что ее просто так не купить, даже вам? "Москвич-403" очень приличная по нынешним временам машина, стоит три шестьсот и более или менее доступен. Подайте заявление в Союзе писателей, и осенью подойдет очередь, так что в следующую зиму уже будет на чем ездить. Летом, действительно, можно и на мотоцикле.

Ефремов даже смутился — кажется, он воспринял мой пассаж насчет замашек всерьез.

— Да, извините, не подумал... но и три тысячи шестьсот — тоже немало.

— Примете от благодарных потомков, мы же вроде договорились.

Конец марта, улица Крупской, вечер.

Шарошка, шумевшая почти полчаса подряд, затихла.

— Вить, посмотри, вон как оно уже блестит!

Нет, что руки у нее все в зеленых пятнах от пасты "ГОИ", это понятно. Но вот нос почему тоже зеленый? И левое ухо, правое не видно.

Вера протянула мне правый цилиндр от "Явы", в котором она полировала каналы. Я их чуть расширил и подогнал под картер, а окончательную полировку доверил девушке — иначе она бы меня совсем достала постоянными предложениями в чем-нибудь помочь.

— Перепускные — нормально, — резюмировал я, отложив статор, в который начал потихоньку вставлять неодимовые магниты. — А вот выпускной еще полировать и полировать. Пятна видишь? Тут, тут и еще вон там, у самого окна. Если оставить так, то на них будет оседать нагар, а это вызовет потерю мощности. Причем наверняка в самый неподходящий момент. В горах, например.

— Что-то я не помню в Крыму никаких гор.

— Так в Феодосии, где вы отдыхали, их и нет, это надо в сторону Ялты ехать. Но чего ты так уперлась именно в Крым? Там ты уже была, а на Кавказе еще нет.

— Это же дальше!

— Ага, километров на двести. Четыре часа очень неспешной езды. Я предлагаю — сначала в Джугбу, оттуда в Геленджик, а потом через Новороссийск обратно. Впрочем, там и Крым недалеко, если захочешь вдруг посетить знакомые места. Пофотографируешь, что в прошлый раз не вышло.

Да уж, на четырех пленках, что Вера отсняла в прошлогодней поездке, пригодными к печати оказались лишь полтора десятка кадров. Но она упорная, тренировалась всю зиму, и теперь есть надежда, что не меньше половины снимков получатся приемлемыми. Вера даже печать освоила!

В нашей квартире была довольно большая прихожая, она же коридор, но одними размерами ее достоинства не ограничивались. На противоположной от дверей в комнаты стене располагались двери в кладовки — мою и соседей. Две темных комнатки площадью по три с половиной квадратных метра. Моя стояла почти пустая, и с согласия соседей все вещи оттуда были переправлены к ним, а на освободившейся площади мы с Верой организовали фотолабораторию. Я купил увеличитель — польский "Крокус", и Вера начала бодро осваивать тонкости фотографического искусства. То, что в закутке было довольно тесно и двое там помещались с некоторым трудом, ее нисколько не смущало, скорее наоборот. Вера недавно вообще заявила, что вторая табуретка там лишняя, только занимает место, которого и так мало, а она и у меня на коленях прекрасно посидит.

Ну и Вера, естественно, тут же уцепилась за мое предложение насчет фотографии в отпуске.

— Ой, Вить, я тебе давно хотела сказать! Твой "ФЭД" — он, конечно, очень хороший аппарат, но больно уж старый.

Ты даже не представляешь, насколько, подумал я. Ему уже лет шестьдесят, он мне от отца достался. Правда, обращались с ним бережно.

— А недавно появился "Зенит-3", это вообще чудо! Он зеркальный и с большим видоискателем. Давай ты себе такой купишь? И экспонометр к нему, а то на глаз трудно выдержку определять. А я тебе с деньгами помогу, ты же знаешь, я весь июнь буду в Ботаническом саду МГУ работать, там заплатят целых шестьдесят рублей.

Я с трудом удержался от улыбки. Шестьдесят рублей, это ж какие деньжищи! Хотя у Антонова в ее возрасте примерно так и было, только не один месяц, а девять в году. Мать оформилась дворником по совместительству, но работал и получал деньги я — подметал и чистил снег во дворе нашего дома и соседнего. Сам, отец помогал только после сильных снегопадов.

— Я тогда таких снимков наделаю! — не унималась Вера. — И потом, в такой аппарат не жалко и цветную пленку заряжать, ты же обещал меня научить в цвете печатать. Давай прямо с этой получки, а?

Вообще-то деньги у меня и без получки были, но я не поддался и напомнил:

— Вер, если ты будешь только верещать, а не работать, то забудешь, что вон там в углу лежит и второй цилиндр, левый, к которому ты еще не приступала. На одном мы далеко не уедем. Да, и еще две головки, их тоже полирнуть не помешает. Про фотоаппарат я подумаю, но ты давай уж не сбавляй трудового энтузиазма.

— До ужина же почти час!

— Так тебе еще умываться, а это явно не пара минут. Или пойдешь за стол вся в зеленых пятнах, как какая-нибудь кикимора?

— Ой, да! А ты мне покажешь, как это зеленое отмывать? Я в таком еще ни разу не пачкалась.

— Вер, ну мне тебя что, как маленькую, умывать придется? А еще замуж собралась!

— Я не... — начала было девушка, но потом покраснела и пискнула:

— Кто тебе проболтался?

— Сам дошел, видно же.

— И ты согласен?

— Конечно, не волнуйся.

Я немного порылся в ящике стола и скоро достал искомую коробочку.

— Вот тебе колечко. Оно не обручальное, а просто для красоты. Ну и как напоминание, что у тебя есть я. Только прямо сейчас, на грязный палец, не надевай.

— Урааа!!! — завопила Вера, но тут же спохватилась:

— Все, молчу, молчу. Иду работать. А когда закончу и умоюсь, ты меня поцелуешь? Хотя бы в щечку?

Снова зажужжала шарошка.

Если кого интересует, были ли шарошки в продаже в шестьдесят четвертом году, я отвечу честно — да хрен же их знает. Мне не попадались, но это еще ни о чем не говорит. Зато бормашин для зубных врачей было полно, и достать их гибкий вал с наконечником особого труда не представляло. А уж сделать из него шарошку и тем более, подходящий моторчик я подобрал в куче всякого барахла с разобранных установок на работе. Получился, конечно, не совсем дремель, но что-то достаточно на него похожее. Ну, а Веру я посадил именно на полировку оттого, что у нее пальцы тонкие. Гораздо тоньше, чем у меня, а при полировке каналов это важно. И вообще у меня будет хорошая жена, а мнение старого брюзги Антонова совершенно не волнует Витю Скворцова.