— Не... почему? Обратил...
— Ты мне какую песню всё время поёшь? Мол, не будешь пить с клиентом — не будет денег, якобы потому, что с тобой никто дела иметь не захочет. Твои слова?
— Н-ну..
— Что "ну"? Я этими деньгами ликвидирую причину пьянки! Понимаешь? При-чи-ну! Это тебе понятно? Или тебе данной суммы недостаточно?
— Да ты что? С головой!
— Ну так вот бери и пользуйся! А то, — я улыбнулся, — будет тебе, как в Одессе.
— Обидишься и уйдёшь?
— И деньги заберу... Ну ты и бестолочь! А ещё мне про осла всё время втюхиваешь!
— Я не бестолочь, — рассудительно сказал он. — Я — разумный и рассудительный. И знаю совершенно точно, что деньги не дарят. Их занимают. А потом их ещё отдавать надо! Да я с тобой за всю жизнь не рассчитаюсь!
— Ну, тогда считай, что я их тебе занял сроком... ну, скажем, на тысячу лет. Успеешь?
— Трепло... — Он покрутил головой и вдруг опомнился: — Не, а ты-то как?
— Чего "как"?
— Дык эта... Ведь это твой же заработок. А ты его мне весь и... того!.. отдал...
— А у меня дома ещё один! — хохотнул я.
— Чего "ещё один"? — вытаращился он.
— Да лимон, чего же ещё?!
Тут он, наконец, взбеленился:
— Слушай! Может, хватит мне лапшу по ушам развешивать?!
Я показал ему на раскрытый дипломат:
— Это что, по-твоему, лапша?
— Нет, — он прикрыл дипломат и уважительно погладил по крышке. — Это денежки... Но всё, что ты мне тут понаговорил, — туфта! Не верю ни одному слову! Ну, скажи, где ты мог в наше время найти такого дурака, чтоб за какую-то картину отвалил такую деньгу? Два лимона! — потряс он кулаками. — Это ж тебе не девятнадцатый век, когда богатым бездельникам некуда было бабки девать, и они друг перед другом выпендривались, кто подороже загнёт за кусок тряпки, испачканный красками!
— А не помнишь историю с холстом, размалёванным обезьяной? — усмехнулся я, даже не обидевшись на столь "живописное" определение моих занятий. — Ведь её тоже продали за немалую сумму! И это — в наши дни!
— Да ладно тебе! Это же в Штатах! — назидательно протянул он. — У нас такие номера — хрен пройдут! — Он помахал грязным указательным пальцем у меня перед носом. — Да и что это за картина такая, скажи на милость? — подбоченился он в свою очередь.
— "Бабы голые, да всякая там хрень потусторонняя"! — мстительно передразнил я его. — Ты же ведь её сам видел!
— Вот только не надо мне на совесть давить! — Он воровато оглянулся на вход и тихо спросил: — Ты чё, сберкассу грабанул?
Конечно, он спрашивал это несерьёзно, но как же оно было недалеко от истины!
— Ну, конечно! — беззаботно поддакнул я. — Ты ж меня давно знаешь!
— Да пошёл ты! — раздосадованно дёрнул он щекой и вновь закурил.
Немного помолчав, он снял с горелки давно бесившийся чайник, разлил кипяток по кружкам и подсел ко мне:
— Ну, раз пошла такая пьянка, давай мы это дело хоть обмоем, что ли? — В его глазах появилась озорная искорка, которой я давно у него не замечал. Мы чокнулись кружками, обжигая пальцы, и он продолжил мысль: — Раз нет у нас ничего покрепче...
— Я те дам "покрепче"! — Мой кулак оказался у его носа: — Понял? Хоть раз увижу — денег тебе не видать, как своих ушей: разом всё конфискую! До копейки!
— А я их спрячу! — хохотнул он.
— От меня не спрячешь! С-под земли достану!..
Так, беззаботно переливая из пустого в порожнее, мы просидели с ним ещё полчаса, в течение которых он ещё не раз шёл на приступ, непременно желая выведать: откуда бабки? Но я только отшучивался, выдвигая одно объяснение нелепее другого, которым он, естественно, не верил. В конце концов он поморщился:
— Блин, это всё хорошо... Но башка трещит... Со вчерашнего. Пивка бы, а? Может, позволишь? В последний раз?
— Опять? — нахмурился. — Мы же договорились!
— Да ну, чё ты? Это ж пиво!
— Да тебе стоит только начать...
— Вовчик! Вовчик! — засуетился он, почуяв слабину. — Ей-богу, только бутылочку! Я мигом, а?
— Да ладно, чёрт с тобой! — махнул я обречённо. — Давай! Тогда и рыбы захвати! — это я уже кричал ему вдогонку: Игорь, сломя голову, летел, как на крыльях, по дорожке между гаражами.
Вобще-то, бывает, что и я сей напиток употребляю. Редко, но метко. Приходится, знаете ли, порой компанию поддерживать. Хотя бы бутылку возле рта подержишь, и то к тебе уже совсем другое отношение. А там, пьёшь ты из неё, или нет, уже мало кого интересует. Сказать по правде, часто это такая гадость, что кроме двух-трёх глотков я и сделать не способен. Даже с тарашкой, к которой я питаю намного большее расположение. Ну, это так, к слову. В тихом омуте, так сказать...
И минуты не прошло, как мой "курьер" нарисовался на пороге, довольно кряхтя под тяжестью ящика с пивом и связки сушёной рыбы на шее.
Во мне мгновенно поднялась настоящая буря! Воспитательный процесс накрывался медным тазом!
— Совесть твоя где?
— А чё? — вытаращил он честные глаза. — Я ведь и тебе тоже...
— А мне уже что-то расхотелось.
— Ну, это... хучь рыбки-то! — бухнул он ящиком по стеллажу.
— Нет! — Я решительно встал. — Мне сегодня ещё... Ну, в общем, в одно место надо...
Тот сразу просёк:
— Ого! Да у нас прогресс! Молоток! И кто же она?
Я огрызнулся:
— А ты будто и не знаешь! Твоими же молитвами!
— Чё? Всё-таки подцепил? Ну, поздравляю!
— Да не цеплял я никого... Всё получилось само собой.
Мне вдруг стало жутко противно.
— Расска-а-азывай! — протянул он, ехидно улыбаясь, и вылил в себя разом полбутылки. — В тихом-то омуте оно...
— Да иди ты! — Я взялся за ручку дипломата. — Давай, выгружай! Мне чемодан нужен! — И я стал вытряхивать деньги прямо на захламленный верстак.
— Э! Э! — Он уронил недопитую бутылку и она звонко рассыпалась по цементному полу. — Это ж деньги, твою же мать!
— Вот я и говорю: выгружай да прячь! Да смотри, чтоб не спёрли!
— Вовчик! — Он кинулся в угол мастерской и достал оттуда целлофановый пакет. — Ты чё, обиделся? Ну извини, я не думал, что у тебя там всё так серьёзно...
— Ты в это дело вообще не суйся, — сухо ответил я. — Короче, так. Мы с тобой договорились: как только пьяную рожу усеку — деньги исчезают в ту же ночь!
— Вовчик! Обижаешь! Да чтобы я...
— Вот потому, что это именно ты, — перебил я его, — потому я и говорю. Как там? "Я когда пьяная, такая дурная!"
— Да ладно тебе, — заискивающе пробормотал он, торопливо набивая пакет деньгами. — Всё ж и так ясно...
— В общем, давай! — протянул я ему руку. — Пошёл я!
— "Ну ты, если чё, заходи!" — хмыкнул он, отвечая на рукопожатие.
— Будь спок. Зайду. Как только, так сразу.
— Бог не фраер, он, конечно, всё видит?
Понимая, что этому разговору конца-краю не будет, я просто отмахнулся и зашагал по галевой дорожке вдоль гаражей. Сзади послышался топот и натужное сопение. Я обернулся. Это Игорь догонял меня. Он подбежал, схватил мою руку своими "крагами", как он сам их называл, и, просительно заглядывая мне в глаза, забормотал:
— Вовчик... Ты это...
— Ну?
— Вовчик... Ну, ты сам понимаешь...
Простые человеческие слова у него никак не вытанцовывались.
— Не понимаю! — сурово сказал я, отводя глаза.
— Как бы это?.. Короче, спасибо тебе! — разродился он наконец.
Я сразу оттаял:
— Да ладно. Ты, главное, "ляпи!"
— Не сомневайся! Я, если чего сказал... — Он всё тряс и тряс мою руку, да ещё дышал мне в лицо сигаретным и пивным конгломератом. Меня чуть не своротило. Но виду я не подал, только высвободил руку и сказал:
— Пора мне...
Повернулся и пошёл. Честно говоря, визит удовольствия мне не доставил. Было как-то неуютно и даже мерзко на душе. Наверное, потому, что я был заранее уверен, что как только я скроюсь из виду, он сразу же побежит за бутылкой. И это его "спасибо" вдогонку было лишь минутным протрезвлением его пьяной совести.
В конце концов, я ему не нянька!
И вообще, есть и более приятные заботы. Только надо бы "подлечиться", да боевой дух поднять на должную высоту.
Я зашёл за гаражи, позвал Сезама и нырнул домой. Поставив кассету с музыкой пожёстче, я полностью в ней растворился...
11. Пара пустяков!
После сеанса рок-терапии я вновь ощутил себя цельной личностью, готовой к свершениям. Вроде как от грязи отмылся. "Да-с, Платон мне друг, как говорится, а своя рубашка всё равно в лес смотрит". Свой долг я отдал, а там... Я, конечно, проверю, как он держит своё слово, но сейчас об этом думать как-то не хотелось. Впереди меня ждало свидание с Настей. Сердце сладко заныло. Мысль о девушке приятно волновала душу.
Я поинтересовался временем: доходил десятый час. Вроде бы и не рано. Наверное, уже встала.
Меня так и подмывало подсмотреть, как она там, чем занимается? Но сил, всё-таки, хватило не опускаться так низко. В руках, батенька, себя надо держать. Она хоть и не увидит, но я сам же себя и выдам: она же мысли слышит!
Меня вдруг осенило: а почему это я их до сих пор не слышу?! Браслет со мной уже, считай, половину суток, а свидетельств телепатических способностей я у себя что-то не отмечаю. И как это понимать? Интере-е-есно! Надо будет у Насти поинтересоваться. В самом деле, не наврал же дед?
Впрочем, почему у Насти? Браслет и сам умеет разговаривать.
— Сезамчик! Ну-ка, отзовись!
Уже становилось если не привычным, то, во всяком случае, ожидаемым, как загорелся фосфоресцирующий прямоугольник и в его центре высветились красные буквы:
"Слушаю".
— Скажи-ка мне, дружочек, почему я не слышу чужих мыслей?
"Этого надо захотеть", — коротко ответил браслет.
Вот оно что! Напрячься надо. Прислушаться. А ведь и вправду, Настя мне тогда говорила, что эта способность включается усилием воли. Я тогда ещё с ней спорил по этому поводу.
— Спасибо, Сезамчик, я понял! — Экран послушно исчез.
Ну-ка, ну-ка, попробуем! Кого бы нам подслушать? Соседей, что ли, за стеной? Так их и без телепатии всегда прекрасно слышно В любое время дня и ночи: кто, сколько, и с кем. Только сейчас у них что-то подозрительно тихо. Наверное, всеми ушами к моей стенке прилипли. А может, их, вообще, дома нет?
Я сосредоточился. И тут же в мою голову прямо-таки вломилась чужая мысль:
"Где же эта скотина околачивается? Сволочь! Вот пусть только домой заявится! Уж я ему..."
Далее следовали садистские картины расправы.
Я вздрогнул и поспешил отстраниться. Мысль явно не моя! Соседка ждала мужа домой.
Однако! И мы чавой-то могём! Только всё время этим пользоваться, конечно, не стоит. Мысли большинства людей так же незатейливы, как и их речь. Если ещё хуже не сказать.
Так, ладно. С этим всё ясненько. И очень даже греет душу.
В приливе чувств я опять погладил браслет. Ну, прямо-таки, бесценное приобретеньице! С каждым днём всё больше убеждаюсь.
"С каждым днём"! И дня-то ещё не прошло!
Мысли мои вновь вернулись к Насте. Да, надо идти. Но... Но не с пустыми же руками? Хотя бы цветов...
"Хотя бы"! Видали такого? Поздняя осень на дворе, а ему цветы подавай!
Я самодовольно улыбнулся, едва не облизываясь: для кого-то оно, может, и проблема, а для нас с браслетом — так пара пустяков! Из-под земли достанем! Ну, если точнее — с другой стороны Земли. Где там у нас сейчас лето? Правильно: Африка, Южная Америка, Австралия.
"Сударыня, — представилось мне на секунду, — как вы насчёт букета орхидей? Или роз?"
Мне непременно захотелось порадовать её именно таким способом.
— Сезам! — позвал я. — Попутешествуем?
"Приказывай!" — не замедлила появиться надпись.
Ну? Чем тебе не раб лампы?
— Давай-ка вверх! — сказал я, поудобнее устраиваясь в кресле.
Браслет рванул, что называется, с места в галоп! Через пару секунд мы были уже в космосе, а Земля стремительно удалялась.
— Ну-ну, разогнался! — осадил я его. — Тебе только волю дай!
Пока я это говорил, родная планета уменьшилась ещё вдвое. Моё брюзжание как команду браслет не понял.
— Стоп!
Изображение замерло.
— Вот... Лицом к Земле, пожалуйста!
Небосвод резко крутанулся и Земля оказалась в центре экрана. Я несколько ошарашено оглядел её: куда бы это нам податься?
Взгляд мой отчего-то зацепился за Австралию. Почему бы и нет? Она как раз вся ярко освещена солнцем, там уже давно, видать, перевалило за полдень. Выберем город покрупнее и поюжнее. Ну вот, Сидней, к примеру. Розы там, надеюсь, тоже произрастают? Я как-то по телеку видел, мужик какой-то хвастался своим садом. Ну вот и наведаемся! Не к тому мужику, так к другому...
— Давай вон туда! — Я ткнул пальцем в южную часть материка, в самое его подреберье. — Вперёд!
Земля рванулась навстречу. Через пару секунд Австралия заполонила собою весь экран и мы стремительно падали на крупный город на берегу океана.
— Теперь, эт-самое... помедленнее давай и на небольшой высоте... Да-да, вот так...
На высоте птичьего полёта мы пронеслись над городом. Я успел заметить зелёные окраины и, развернув "коня", который мчал меня уже над океаном, я направил полёт к подножию гор, которые заботливо ограждали город от убийственного дыхания бескрайней пустыни, раскинувшей свои владения почти на весь материк.
— Ниже... Ниже... Медленнее... Ещё медленнее... Теперь — вдоль улицы...
Мы летели на высоте нескольких метров над асфальтом шоссе, едва не задевая многочисленные средства передвижения. Вокруг было чистенько и опрятно. Свежая зелень приятно радовала глаз, выглядывая из-за разнообразного вида оград, окаймляющих аккуратно подстриженные газоны и палисадники. Всё, как в кино.
— Стоп! — Я узрел чью-то усадьбу, утопающую в цветах. — Давай-ка поближе. — И, когда зелень, пестрящая изумительной красоты розами, заполнила собою весь экран, сказал: — Вот здесь мы с тобой и поживимся. Погоди-ка, — я встал с кресла и сходил в другую комнату за ножницами. Изображение послушно ждало в том же положении.
— Ну-ка, Сезам, откройся!
Комнату моментально заполнил нежнейший аромат! Аж голова закружилась! Я протянул руки к цветам и стал аккуратно срезать одну розу за другой, бросая их на кресло. Некоторые скатывались с него и падали мне под ноги. Запах буквально дурманил голову! Нарезав огромный букет, я дал браслету отбой.
Экран погас. Охапка великолепнейших роз лежала у моих ног. Я поднял одну из них и вдохнул аромат. Он был настолько великолепен, что вызывал такие неопределённые чувства, название которым я просто затруднялся подобрать. Нечто среднее между восторгом и светлой печалью. Думаю, Настя точно останется довольной.
При мысли о ней снова заныло где-то там, под сердцем. Тёплая волна прихлынула к горлу и на секунду перехватило дыхание.
Преодолевая неожиданное волнение, я прошёл на кухню. Чем бы это связать и того... немного окультурить букет? В моей холостяцкой берлоге не нашлось ничего, достойного внимания и применения в качестве облагораживающего элемента. В своих блужданиях я вернулся в комнату и взгляд мой упал на кусок верёвки, которой была перевязана упаковка с деньгами.