Часть 4. Руны Судьбы. Планета Предсказания.

— Ты чего вытворяешь, волчонок?! — Рявкнул сердито, обернувшись. — Сделать тебя третьей я могу на раз. Вопрос в другом — что мужу объяснять будешь после?!

— П-простите!!! — Проблеяла пунцовая от стыда Дана. — Я не хотела. Это... как-то... пришло, не знаю!..

— Ага, ага. Пришло — ушло! — Передразнил с ехидноватой усмешечкой. — Никогда не включай эмоции в присутствии трансформера, девочка, — прибавил, посерьезнев. — Любой из нас подобен огню, Дана. А огонь сжирает, не раздумывая, если пища подходит мало-мальски. Мы всегда в поиске и всегда голодны. Такова наша природа, увы.

— Значит, даже Алира?!..

Он хмыкнул, сдвинув брови. Взялся придирчиво ее разглядывать. Очевидно придя к какому-то выводу, оттаял.

— Алира... — проговорил мечтательно. — Редчайшее исключение. Благословенный дар. Она способна унимать эту жажду. На время. Иногда — длительное. Но предоставь обстоятельства, и натура свое возьмет. Даже и у меня, ясно?! А потому — держись подальше. Не столько телом, сколько разумом. И вообще, лучше бы тебе научиться барьером себя огораживать ментальным. Поговори с наставницей, пускай возьмется. Пока время есть, и вы регулярно общаетесь. Кстати, — помедлил задумчиво, — Тие это тоже бы не повредило.

Дана кашлянула смущенно. Зэер, услыхав, засмеялся. Попятился, крутанулся вокруг оси. Танцевально, небрежно гибко. Бирюзовая вьюга взлетела, заклубилась, окутала. Наливаясь тьмою, скатилась волнами вниз. Обратилась просторной, иссиня-черной хламидой. С преувеличенной церемонностью поднеся остолбеневшей в который раз девушке обтянутую перчаткой руку, рагезт манерным взмахом другой распахнул створки объявившейся напротив кабины.

— Предлагаю ускорить наше маленькое дружеское путешествие. И торжественно обещаю — не покушаться и не искушать.

Дана невольно улыбнулась. Поравнявшись, осторожно подала ему ладонь.

* * *

— Принцесса? — опустившись на колено у изголовья, Зэер ласково коснулся пальцами перепутанных медных завитков. Запнувшаяся на входе Дана сконфуженно потупилась, поглядывая искоса, стыдливо. Свернувшаяся калачиком на необъятном ложе, обнаженная щуплая фигурка казалась какой-то особенно хрупкой, до бестелесности. Но когда блестящие изумрудные очи раскрылись, обведя пришедших внимательным цепким взором, Дана всею кожею почувствовала пронявший ее мороз. В этих глазах не читалось слабости. В них жил хищник. Уверенный, хитроумный, опасный до чрезвычайности. Для того, кто посмеет — поспорить и противостать. Считанные секунды. Потом ледяная кора истаяла. Взгляд ожил, обрел выражение и тепло. Перед нею снова была Аля. Дана постаралась подавить сотрясавшую ее дрожь и покрепче стиснула повлажневшие пальцы. Откликнувшись на мановение Зэера, мелкими шажками приблизилась. Прошептала:

— Алира, извини. У нас там проблема...

— За Тией пришли?

Дана удивленно кивнула. Аля переглянулась с ухмыльнувшимся иронично трансформером. Что-то прощебетала на рагезе. Уселась, набросив на плечи протянутый Зэером пеньюар. Задержав его руку, прильнула щекой благодарно. Не замечая Даниных расширившихся глаз, попросила:

— Приведи ее. Но сначала, — улыбнулась грустно, — приведи ее в чувство, пожалуйста.

— Придется обождать.

— А мы не спешим. Мы тут пока с Данкой почаевничаем. И пооткровенничаем всласть! О своем, о женском. Я голодная, как сто слонов, забыла, когда последний раз в рот чего-то бросала.

Проводила его взглядом, прыжком спустив ноги, пружинисто соскочила на пол. Запахнувшись, прошествовала к зеркалу. Оглядывая себя, поинтересовалась вполоборота с усмешкой:

— Осуждаешь?..

— Я не могу осуждать. Не имею права. — Аля покривилась, но смолчала. — Но мне жалко эту девочку. Ты не представляешь, как жалко!

— Жалость — одно из бесполезнейших чувств, Дана. И фальшивых. Жалеть легко. Слезу пускать, соболезновать. По головке поглаживать, играючи. Тие жалость пустая не нужна. Ей помощь требуется.

— Я готова! — Дана сама поразилась, как твердо и уверенно звучит ее голос. И Аля, кажется, удивилась тоже. Взгляд смягчился. Из позы ушло напряжение. Она улыбнулась сдержанно, кивнула. Прихлопнула негромко в ладоши. Пара мягких кресел и стеклянный столик с набором для чая ожидать себя не заставили. Дана послушно заняла предложенное место, Аля по-кошачьи скрутилась клубочком на втором — забралась с ногами, поджала коленки к подбородку. Обхватив ладошками исходящую паром чашку, внюхалась умиротворенно.

— Э-эх, благодать! Малина и смородина черная. От натурального — не отличить. Спасибо, Артан!

Потолок осветился, предъявив обитательницам смешную мультяшную мордашку. Изображение комично раскланялось и пропало. Аля прыснула.

— Обожаю этот корабль. У него отличное чувство юмора. Жуй, давай. Они остывшие не такие вкусные.

Дана покрутила в пальцах упругий белый кругляш. Поскребла ноготком. Понюхала. Расплылась в восторженной улыбке.

— Ой, да это гамбовцы! Настоящие?! И как тебе удалось только?

— Пришлось воспоминаньями помучится. Ну, и поэкспериментировать чуток. Но за шеф-повара Артан сработал. Я больше дегустацией баловалась.

— Потрясающе! Один в один получились.

Дана с наслаждением укусила колобок. Закрыв глаза, жевала и улыбалась. Вспомнилось, как она в бытность своей учебы в универе, когда появлялась лишняя копейка, отправлялась баловать себя в маленькую уютную молочарню (а если проще, то молочное кафе), с утра до ночи принимавшее посетителей в полуподвале центральной областной библиотеки. Она выбирала столик у окошка. Заказывала кувшинчик горячего ванильного молока и таких же горячих, с пылу с жару, гамбовцев.

Мягчайшие, густо пахнущие сдобой, с нежной глянцевой кожицей. Политые растопленным сливочным маслом и щедро обсыпанные обжаренной ореховой крошкой, эти белоснежные паровые мячики с их обязательной неизменной начинкой — терпковатым, с пикантной кислинкою, тягучим сливовым мармеладом (лекваром), были ее любимым и самым желанным лакомством. И она просиживала в тесной старенькой молочарне часами. Наслаждаясь и паря в мечтах. А потом возвращалась в суматошные будни. Окрыленная, полная свежих сил. Как давно это было. Как... далеко!

— Я вижу, что угадала.

Подняв поблескивающие слезинками ресницы, Дана потянула носом. Утеревшись, смущенно ссутулилась. Сложив пальцы шатром под подбородком, Аля чутко наблюдала. Приветливо. Но от взгляда этого в душу закрадывался лед. На миг опять померещилось, что глазами девочки к ней приглядывается кто-то другой. Считывает и прощупывает. На предмет лазейки или слабины нечаянной...

— Алира, можно у тебя спросить?

— Можно и не спрашивать. Ты все отлично поняла.

— Нет. Я увидела. И, честно говоря, напугалась. Что теперь будет, Аля? Что будет, когда вы вернетесь?

Аля хмуро зыркнула, откинулась на спинку со вздохом. Поинтересовалась мрачно:

— Зачем тебе, а? Зачем лезть в наши разборки и во все это дерьмо? Вас мои проблемы не коснутся. По крайней мере, очень на это надеюсь. К рагезтам вы не возвращаетесь. Мы отсюда сразу отправляемся на Либау. Это тот мир, который выбрал для своих Ноэл. Вы там обосновываетесь, начинаете обживаться. А мужчины ваши по месту проходят расширенную воинскую подготовку. Примерно через год приступают к регулярной службе в сформированных к тому времени бригадах. Распределяются вахты так, что процентов тридцать воинов всегда остаются на планете. Границы, соответственно, постоянно защищены. Трансформеры беспричинно внедряться к вам не могут. Только по взаимной договоренности. Еще чего рассказать?

— Меня интересуешь ты!

— Я многих интересую, Дана. Кого-то больше, кого-то меньше. Вот у хозяина моего, получается, интерес поостыл. Он меня помощнику спровадил. А себе свеженькую подобрал. Собственной породы.

— Господи!.. А я-то думала...

— Что я, позабыв про совесть и честь, с головою погрязла в новом увлечении?

— Алира, прости, пожалуйста. Но... нет, это выше моего понимания!..

— Оказывается, и моего тоже. — Аля выдавила улыбку. Наклонившись вперед, отвернула с запястья манжет. Выставив руку вертикально, провернула. Дана, часто сглатывая, вжалась боком в седушку. Ей, отчего-то, ужасно захотелось орать.

На сгибе под кистью. Повыше косточки. Кожа снята. Ремешком, по кольцу. Страшная рана зияет запекшейся плотью. И видно, как сокращаются внутри оголенные мышцы и пульсируют на поверхности синие веточки вен... Боже всемогущий, ее сейчас вырвет!!!

— Дыхание включи! — Аля дернула кистью, набрасывая рукав, дуновение стужи ожгло лицо порывом, отрезвило. Дана принялась сосредоточенно дышать, считая в уме секунды. Пробормотала, когда тошнота улеглась:

— Его прикончить мало!

Девочка фыркнула, погрозила пальцем:

— Проще себя прикончить, подруга. И вот еще, ты никому не обмолвишься о том, что увидела. Ни Ноэлу, ни — Носферату.

— Надо закрыть рану! Вдруг, инфекция попадет?! И...ой, что я говорю, тебе же больно, наверное!

— Данка, — Аля рассмеялась, — а ты не забыла, для чего пришла-то, а?

— Ой!..

— Вот тебе и 'ой'. Обо мне беспокоиться — дело зряшное. Но Тие помочь ты реально способна. Если не передумала, конечно.

Дана выпятила губы, нахмурилась укоризненно. Аля со смехом развела руками.

— Все-все, верю-верю. Освещаю вкратце, пока наша парочка свежеиспеченная над душою плотно не повисла... Дана, ну что опять?!

Фиалковые глаза девушки вдруг налились слезами. Не отводя взгляда, она скованно, деревянно, выбралась из кресла. Обогнув столик, присела возле, на корточки, протянула подрагивающую ладонь.

— Возьми меня за руку.

— Зачем? — улыбка моментально слиняла с осунувшегося болью лица.

— Прекрати, Алира! Прекрати немедленно! Эта веселость твоя нарисованная, мне уже выть от нее хочется! Визжать и чем ни попадя швыряться!.. Ты горишь внутри! Горишь и мучаешься! Это... как агония, мне даже сравнить не с чем. Чернота сплошная. Отчаянье. Смерть!.. Я не могу так. Я не могу смотреть на эту маску! Не могу видеть, как ты себя истязаешь!.. Алира! А-леч-ка... прошу тебя... просто... расскажи!

— Зачем? — одними губами. — Лицо восковое, белое. Глаза горят, будто угли. — Чем ты поможешь? И кто я такая, чтоб ты хотела мне помогать? А вдруг, это именно из-за меня ты здесь? Всего лишилась. От всего отлучена. Перешита наново, как кролик подопытный. Только чудом выжила. Только чудом с ума не сошла!

— Рассказывай.

— Я не спасала тебя, Дана. Я лишь пыталась облегчить твою смерть... Там, в зале. Я отдала тебя Краассу и попросила убить первой. И не увечить. Он согласился. Я только через день узнала, что он не тронул тебя. А до того... была уверена — тебя нет. Как других. Всех остальных, которых я... Слышишь, я!!! Для него выбрала... Он потом вернулся посреди ночи. Он даже кровь их смывать не стал... перед тем, как со мной... меня, ну... А мне без разницы было, понимаешь?!.. Даже, если б он еще сотню... Я — зверь. Зверь и чудовище. У меня нет души, Дана!.. Ну?! И чего ты молчишь, черт возьми?!!

— Слушаю. — Преодолев сопротивление, она все-таки поймала ледяные пальцы. Как давеча сама Аля, поднесла к щеке, принялась согревать дыханием. Прошептала грустно, ласково.

— Я не держу на тебя зла. И, как это ни странно звучит, но... я тебя понимаю...

— Я не собиралась вызволять тебя! Наоборот!..

— Ты сделала, что смогла. Я в любом случае тогда бы погибла. Только смерть была бы стократно страшнее. Верно?

Аля горестно кивнула, отворачиваясь. Пришлось подергать ее за руку, потянуть. Измученные зеленые глаза через силу поднялись. Заморгали неверяще, удивленно. Во взгляде Даны не угадывалось — ни страха, ни отвращения. Лишь искреннее сочувствие и... любовь?! Светлая. Мудрая. Спокойная.

— Вот и славно. И хорошо. И одним грузом уже меньше. — Она потянулась ближе, уперлась локтями в сиденье. Устраиваясь поудобнее, не выпуская потеплевшие ладошки. — Не уходи теперь в себя. Не закрывайся. Говори, прошу. Ты увидишь, тебе станет легче. Я с тобою. Аля. Я всегда. Буду! С тобой!

Аля дернула подбородком упрямо. Посидела, меряя свирепо глазами. Потом черты понемногу разгладились, и выражение неприступной матроны исчезло, уступив место детской, обреченной какой-то, беззащитности. Вздохнув, она доверчиво улыбнулась. Проговорила медленно:

— Хорошо.

* * *

— Это называется внедрением. Неприятная штука. Входишь в сознание реципиента. В идеале, когда тот в отключке или сне глубоком. Сливаешься. И тебе становится доступной вся его память. И активная, и та, что на подкорке. Нехило по собственным мозгам рикошетит. Нужно очень жестко себя контролировать. Иначе в мешанине чужой из ощущений и мыслей раз плюнуть захлебнуться и потонуть. Так что собственное 'я' три года потом разыскивать будешь. У меня опыт крошечный. Пару раз всего проделывала. Честно говоря, боялась жутко. Что он очнется, поймет... И тогда мне всерьез не поздоровится... Но вот... обошлось, вроде. — Аля примолкла. Уставилась в угол, поджав губы и нахмурившись. Дана поспешила отозваться:

— Ну и? Узнала что?!

Лицо девочки исказилось гримаской, по скулам словно судорога прошла:

— Да ничего сверхнового. Подробности симпатичные. Краасс связывался с Зэером накануне. По выделенному персональному каналу. Сигнал зашифровали, провели как технический. — Она усмехнулась криво, пробарабанила по столешнице. — Смешно, знаешь. Помнишь, эти мои наезды на Тиу? Я еще решила тогда, что Зэер оскорбился смертельно, поэтому глазами буравит. А он, оказывается, элементарно просчитывал как меня обработать половчее.

— И-и?!..

— Сама видишь. Операция прокручена на ура. С моей глупой активной помощью. Хотя я, честно говоря, соображала тогда со скрипом. Эта боли постоянные до отупения вымотали. Обвинять Зэера не могу. С Краассом он разругался вдрызг. Отговаривал, вразумлял, упрашивал. Обождать хотя бы, пока вернемся. Поискать возможные обходные пути. Не ломать мне жизнь и не пороть горячку.

Только тот как с катушек съехал. Пообещал, если Зэер не согласится, он не только ему, но и всей семье опалу организует. В общем, поцапались они, по-моему, не на жизнь, а на смерть. Краасс заявил, что Зэер ко мне изначально дышал неровно, а святошу изображает исключительно по привычке. И что он, мол, полный придурок — от такого подарка отказываться. И... — она запнулась вдруг, из глаз хлынули слезы. Всхлипывая, давясь, пробормотала, — и, что если Зэер откажется, он меня изолирует по приезде. И другому кому-нибудь поручит, из окружения ближайшего. Они ж все в мою сторону слюни пускают водопадами. А не подкатывают исключительно из-за табу...

— Господи, я не понимаю! Зачем же так измываться? Зачем обязательно с кем-то соединять?!

— Из-за клятвы. Нашего обручения. Хотя, какое это было обручение?! Смех один. Спектакль для публики! Я как была его собственностью, так и осталась. А он свободен оставался во всем, что делает. Кроме одного. Жениться права не имел. Меня такое положение толикой безопасности наделяло. Ведь для меня самым страшным врагом оказалась бы его супруга. Тем более супругой этой планировала заделаться та самая садистка, что мужа твоего первого замучила. Думаешь, почему она охоту на вас организовала? Исключительно чтоб меня спровоцировать и под суд Совета подвести. Они бы меня в два счета приговорили. Как невменяемую дикую психопатку. И ни заслуги былые бы не помогли, ни вмешательство хозяина. Еще и Краассу под шумок бы вотум нарисовали. За то, что якшается с иноплеменницей и возносит ее до ранга рагезтянки. Эвфалия, наверняка, до сих пор локти грызет, что афера выгореть не успела.