В царствование императора Николая Павловича

— Скажите, Антон Михайлович, — спросил он, — а то, что играло внутри вашего прибора, это что — тоже музыка?

— Гм, — замялся Антон, — Владимир Федорович, видите ли, музыка сейчас разная. Есть похожая на ту, что существует в вашем времени, а есть и такая, которая музыкой называется лишь по недоразумению. Впрочем, о вкусах не спорят. Многие мои знакомые, как ни странно, любят и "Рамштайн".

— Вы мне потом предоставите возможность послушать ее? — спросил князь.

Антон пообещал удовлетворить любопытство Одоевского. Тем временем Виктор закончил свой разговор с сыном.

Князь и Виктор вышли из дома и отправились в сторону станции метро "Чернышевская". По дороге они миновали Литейный и зашли на несколько минут в Спасо-Преображенский собор. Князь помнил его — храм был перестроен после пожара архитектором Стасовым еще в его бытность. Одоевский с грустью посмотрел на ограду собора, сооруженную из стволов более сотни трофейных турецких орудий, захваченной русской армией в качестве трофеев в войну 1828-1829 годов. Потом они с Виктором зашли в храм. Там шла служба, и они, приложившись к иконам Божьей матери и Спаса Нерукотворного, вышли из собора, и пошли дальше. Свернув на Кирочную, они вскоре дошли до проспекта Чернышевского, во времена Одоевского называвшегося Воскресенским проспектом.

Пока они шли, Виктор подробно рассказывал Одоевскому о том, как надо вести себя в метро, и как пользоваться жетонами для прохода через турникет. Князь внимательно слушал, но зайдя в вестибюль станции, немного оробел. Впрочем, посмотрев, как лихо суют жетоны в щель турникета пассажиры, князь собрался с духом, и прошел через, казалось бы непреодолимое для него препятствие.

А впереди был еще эскалатор. На всякий случай Виктор взял Одоевского под ручку, и помог ему сделать первый шаг на движущуюся вниз лестницу. Дальше было проще. Они сели на подошедший к перрону поезд, услышали предупреждение: "Осторожно, двери закрываются", и электричка умчала их в темноту тоннеля. Но "Пушкинской" они вышли, перешли на "Звенигородскую", и доехали до станции "Спортивной".

Поднявшись наверх, князь и Виктор вышли к Князь-Владимирскому собору. Неспешным шагом они отправились в сторону Петропавловской крепости. Одоевский лишь теперь поделился с Сергеевым своими впечатлениями о путешествии под землей. Он с трудом поверил, что поезд проехал под Невой, и Малой Невкой.

— Виктор Сергеевич, это просто фантастика какая-то! — воскликнул князь, — как удобно с помощью вашего метро путешествовать по городу! Но, у нас, несмотря на все старания Государя, такое вряд ли можно построить. А жаль... Я описывал нечто похожее в своем романе "4338-й год", но даже мои фантазии не могли предположить то, что я сегодня увидел.

Мы подошли к ограде зоопарка и увидели красные стены "Русской Бастилии". В это время неожиданно раздался грохот полуденной пушки, а вслед за ним, на колокольне Петропавловского собора пробили часы. Сергеев машинально посмотрел на часы. — Полдень, — сказал он, — все точно...

— Виктор Иванович, — спросил несколько удивленный этим выстрелом Одоевский, — а что сие означает? В наше время пушки стреляли лишь при рождении у Государя ребенка, или когда вода поднималась в Неве, и начиналось наводнение.

— Владимир Федорович, — ответил князю Сергеев, — с первых лет существования Петербурга, по личному распоряжению царя Петра Алексеевича, пушка, установленная на Государевом бастионе Петропавловской крепости, подавала сигнал к началу и прекращению работ. Однако в конце XVIII века император Павел I повелел прекратить утреннюю и вечернюю пальбу.

И лишь в 1865 году пушечный выстрел, возвещающий наступление полудня, прозвучал из центрального двора Адмиралтейства, а в 1873 году сигнальные пушки перенесли на Нарышкин бастион Петропавловской крепости.

— Вот как, — удивился Одоевский, — а я и не знал это. Значит, ваши власти чтят заветы Петра Великого.

Вскоре мы увидели величественное здание Кронверка. В нем, собственно, и находился Артиллерийский музей. А, точнее, Музей артиллерии, инженерных войск и войск связи. У Сергеева появилась в голове шальная мысль — вытащить из прошлого Николая I, и обязательно сводить его сюда. Государю будет очень интересно пройтись по залам этого музея.

Сергеев и Одоевский у входа в музей увидели огромные 203-мм гаубицы Б-4. Они, словно грозные стражи, стояли у входа, охраняя здание, в котором хранились реликвии ратной славы русского оружия.

А когда они вошли в ворота ... Князь просто ахнул от удивления. Его можно было понять — весь огромный двор музея был заставлен пушками, ракетами, самоходными орудиями, системами залпового огня. Был здесь танк Т-80Б и образцы инженерной техники.

Виктор Иванович подошел к "восьмидесятке", и ласково погладил танк по броне. — Вот, Владимир Федорович, у меня были такие машины. Наша 171-я отдельная мотострелковая бригада новогодней ночью вошла в Грозный... — тут Сергеев тяжело вздрогнул, и потер шрам на лбу — память о том страшном Новом годе. — Ладно, давайте, пойдем в музей. Там тоже есть что посмотреть.

Сергеев долго водил князя по залам Артмузея. Одоевский с интересом изучал экспонаты. Особенно долго он стоял стендов, посвященных Крымской войне. Фотографии и портреты многих ее участников были ему знакомы. Князь потрогал стоявшую в зале огромную крепостную бомбическую пушку, и тяжело вздохнул. — Если бы тогда у нас были орудия, подобные тем, которые мы видели во дворе, — сказал он.

— Вот и мы, Владимир Федорович, хотим, чтобы у русской армии и флота было лучшее в мире оружие, — ответил Сергеев, — и не только хотим, но и приложим все силы, чтобы так оно было.

Потом они пошли в залы, посвященные Великой Отечественной войны. Потрясенный Одоевский стоял у витрины, где лежали искореженное оружие защитников Брестской крепости, и на фотографии была запечатлена надпись на стене казармы, где квартировался 132-й отдельный батальон конвойных войск НКВД: "Умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина..."

— Боже мой, — шептал князь, — какие герои... Это как спартанцы царя Леонида в Фермопилах. Какое страшное время... Какие люди...

А у стенда, посвященного Блокаде Ленинграда, Одоевский расплакался. Его потрясли фотографии, запечатлевшие трупы на заснеженных улицах города и листочки из блокнота простой девочки Тани Савичевой: "Бабушка умерла 25 янв. 3 ч. дня 1942 г.", "Дядя Вася умер в 13 апр 2 ч ночь 1942 г.", "Мама в 13 мая в 7.30 час утра 1942 г.", "Умерли все", "Осталась одна Таня"...

Потом были залы, в которых рассказывалось о разгроме немцев под Москвой, Сталинградской битве и штурме Берлина. Одоевский, как губка впитывал информацию о далеком и во многом непонятном для него будущем. Он задавал вопросы Сергееву, получал ответы, потом спрашивал еще и еще.

Одоевский и Виктор еще долго потом бродили по двору музея, разглядывая выставленную там боевую технику. Отставной майор со знанием дела рассказывал князю о зенитных ракетах (правда, перед этим ему пришлось прочесть небольшую лекцию об авиации), о системах залпового огня, которые могли смести с лица земли целые полки, и чудовищных размеров ракеты, каждая из которых могла уничтожить город.

От рассказов Сергеева Одоевскому стало не по себе. У него в голове не укладывалось, как можно одним нажатием кнопки (во всяком случае, так ему объяснил Виктор Иванович), убить в течение нескольких секунд тысячи людей. Какой страшный мир у жителей будущего!

Полные впечатлений, беседуя о жизни в прошлом и будущем, они перешли через Неву по Троицкому мосту, и дойдя до Летнего сада, постояли некоторое время на гранитном спуске, любуясь панорамой города.

— А все-таки красиво, — вздохнув, сказал Одоевский, — огромный город и множество чудес в нем. Люди не всегда понятные в словах и поступках. Но что поделаешь — между нами сто семьдесят три года. Думаю, Виктор Иванович, и для вас наш мир будет непонятным и чужим. Но вы хоть знаете о нас, а вот мы о вас ничего не знаем...

Незаметно они подошли к дому Антона. Поднялись по лестнице, Виктор нажал кнопку звонка. Дверь открыла Ольга Румянцева.

— Явились — не запылились, — воскликнула она. — А мы тут сидим, вас ждем. Соскучились уже. Из комнаты в прихожую вышла княгиня. Лицо ее сияло. Она прижалась к мужу, и хотела было что-то шепнуть ему на ухо, но потом, вспомнив видимо, что это будет не совсем прилично для окружающих, потащила его в комнату.

— Чего это она? — спросил Виктор у Ольги.

— Потом тебе все расскажу, — сказала "кузина-белошвейка", — только сначала я попрошу тебя переговорить с Алексеем Кузнецовым. А дело, собственно, вот в чем...

В гостях хорошо, а дома...

Ольга рассказала Сергееву о своем разговоре с княгиней. Виктор задумчиво почесал лысину, но ничего толкового посоветовать ей так и не смог. Он достал мобильник, и набрал номер Кузнецова. — Алло, Алексей, привет, это Виктор. Если можешь, подъезжай к Антону. Разговор есть. Серьезный.

Потом он хитро посмотрел на Ольгу, подмигнул ей, и сказал, — Кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево. Починить чего — это я запросто. А в таких тонких делах я не помощник.

Минут через пять из комнаты вышла раскрасневшаяся княгиня и взволнованный князь. — Ольга Валерьевна, — обратился он к Румянцевой, — скажите, то, что вы сегодня сказали моей жене — это правда?

Ольга кивнула, — Да, Владимир Федорович, наша медицина может многое. Если все в порядке у вас и у княгини — а я думаю, что это так — то ваши надежды сбудутся. Виктор Иванович уже позвонил доктору Кузнецову, и он должен подъехать с минуты на минуту.

Но раньше Алексея приехали Антон и Александр. Они притащили две битком набитые сумки — "приданое" Виктору на первое время его жизни в прошлом. Друзья распаковали их и стали выкладывать на стол "гостинцы". Тут был и ноутбук с зарядным устройством на солнечных батареях, пара портативных радиостанций, броник, два карабина "Сайга" и несколько пачек патронов к ним, пара газовых баллончиков, нож охотничий, несколько мультитулов, набор инструментов, ну и еще много других полезных вещей. Короче, набор профессионального Робинзона на каждый день и на все случаи жизни.

Виктор перебирал их, внимательно осматривал, некоторые отложил в сторону, буркнув: "Вот это мне без надобности...". Князь с интересом смотрел на все происходящее, изредка интересуясь назначением того или иного предмета.

Вскоре подъехал Алексей. Супружескую чету Одоевских и его отправили в комнату, чтобы они там обсудить вопросы сугубо личные, а Антон, Александр и Виктор принялись укладывать вещи снова в сумки.

Минут через пять Алексей вышел из комнаты и сказал, что ему надо съездить с князем, княгиней и Ольгой Румянцевой (без нее ехать Ольга Степановна категорически отказывалась) в одну частную клинику, занимающуюся лечением от бесплодия. В ней работает однокашник Алексея по Первому Меду. Вернуться они обещали через несколько часов. Воспользовавшись их отсутствием, друзья решили еще раз уточнить диспозицию.

— Запомни, Иваныч, — сказал Шумилин, — сейчас для тебя главное — не суетиться. Через княгиню выйди на полковника Ланского. Нам нужно место, куда можно было бы без помех перебрасывать грузы с помощью нашего Агрегата. А то мы с этим Летним садом когда-нибудь спалимся. Тебе князь рассказывал о том, как он, возвращаясь от нас, напоролся на самого императора Николая Палыча?

Сергеев утвердительно кивнул головой, и Александр продолжил, — к царю и его наследнику надо подходить исподволь. Помнишь, что писалось в нашем детстве над окнами в общественном транспорте? — Там была табличка — "Не высовываться". Вот и ты не высовывайся. Надо сделать так, чтобы инициатива встречи с тобой исходила от самих фигурантов.

Тут тебе может помочь как сама княгиня, так и ее кузен. Ольга Степановна, как бывшая фрейлина, имеет право на свободное посещение всех балов в Зимнем дворце. Да и во внеурочное время она может побывать там, встретиться с нужными людьми. Ну, а Петр Петрович Левашов помимо того, что он является флигель-адъютантом, один из командиров Конного полка. А это уже выход на царя и цесаревича. К другим пока не лезь.

— Я понимаю, Витя, что у тебя будет руки чесаться, что-либо там сварганить или усовершенствовать, — сказал Антон. — Желание похвальное, поэтому я назову тебе имя человека, с кем тебе было бы интересно пообщаться. Это Мориц Герман фон Якоби, он же, Борис Семенович Якоби. Фамилия сия тебе ничего не говорит?

— Говорит, — ответил Виктор, — это тот, кто изобрел электродвигатель и гальванопластику. Светлая голова. Именно с его подачи электричество из научного курьеза стало употребляться для повседневных нужд.

— И не только это, — сказал Антон, — именно он изобрел первый в мире буквопечатающий телеграфный аппарат, и гальваноударную мину. Благодаря Борису Семеновичу англичане с французами во время Крымской войны так и не сунулись дальше Кронштадта. Несколько их кораблей подорвалось на минах системы Якоби, после чего на союзников напал такой страх, что они больше не рискнули подойти к фортам, чтобы устроить с ними перестрелку.

Человек был умнейший... Когда и я переберусь к вам в прошлое, буду рад с ним познакомиться, и, может быть, подброшу ему парочку идей.

— Иваныч, — сказал Шумилин, ты там прощупай почву насчет налаживания взаимовыгодных контактов с предками. Я тебе подготовил справочку, ты потом побеседуй аккуратненько с князем. А еще лучше, попроси его свести тебя с каким-нибудь коммерсантом, за порядочность которого наш друг тебе поручится. Тогдашние аристократы были людьми на удивление непрактичными.

— Хорошо, — сказал Сергеев, — на месте все увидим и оценим. Сказать честно — и интересно, и немного страшновато. А, впрочем, где наша не пропадала. За Колькой присматривайте. Парень он хоть и толковый, но все же, молодо-зелено, может его без моего пригляда потянет на приключения.

Поговорив еще немного, друзья решили отдохнуть перед дальней дорогой. Антон сходил на кухню и принес оттуда початую бутылку с коньяком, три рюмки и тарелочку с нарезанным кружками лимоном. За разговором время пролетело быстро. В дверь позвонили, и через минуту в квартиру ввалились Алексей, Ольга и чета Одоевских. Судя по их довольным лицам, врачи обнадежили их. Это подтвердил и Алексей, шепнувший на ухо Антону, что случай не из безнадежных, и что, с вероятностью восьмидесяти процентов, медики помогут Одоевским обзавестись потомством. Правда, лечение будет стоить недешево. Но князь сказал, что не пожалеет ничего, чтобы род его, идущий от Рюрика, не прервался на нем.

Женщины тут же ушли в комнату. Предстояла нелегкая задача — одеть княгиню в ее наряды XIX века. На это уходило час, а то и больше. Нужно было одеть корсет, несколько юбок, застегнув при этом больше сотни крючков и пуговиц. Сделать это без помощи горничной (в данном случае ее заменяла Ольга Румянцева, которая, к счастью, разбиралась в тонкостях старинной одежды) было просто невозможно.

Пока женщины одевались, друзья переговорили с Одоевским насчет переправки в прошлое Виктора. Было решено, что сначала туда отправятся князь с княгиней. Они придут домой, княгиня останется, а князь, взяв собой слугу и наняв экипаж, снова вернется в Летний сад. Сергеев уже будет ждать их с вещами в гроте. К тому времени Николай I уже закончит свою прогулку с собачкой, и опасность опять встретиться с ним минует.