Собственность государства

Я скорчил скептическую мину:

— Вы серьезно, сэр? Вы сами все видели чуть ли не в режиме реального времени! Вы видели и круг, и тело, и как оно исчезло, и перебои с камерами! Наконец, если это была постановка, за каким хреном 'тело' пряталось от нас до последнего?! Он что, не понимал, что мы его изрешетим?!

Тут вклинился Валлендел:

— Вот как раз вторая зачистка выглядит очень мутно. Давай предположим, что ты — сорокалетний сторож на пирсе. У тебя семья и дети, ты единственный кормилец в семье, и к тому же у тебя тяжелая болезнь сердца или что похуже. Ты не жилец. И вот к тебе прихожу я и говорю: человече, я дам тебе полмиллиона, чтобы обеспечить твою семью, взамен мне нужна твоя жизнь, которую ты и так вскоре потеряешь. И ты разыгрываешь сцену на пирсе, а затем просто ждешь, пока тебя изрешетят, отправив к Создательнице быстро и без мук. Ну а если ты наперед станешь в нужном месте, и если лидер отряда зачистки наперед знает, где ты стоишь за стенкой — он просто распылит тебе грудную клетку из 'кишкодера', скрыв факт твоей неизлечимой болезни. Мы-то с тобой знаем, что это бессмыслица. Точнее, ты знаешь, а я лишь верю в то, что граф — человек честный и благородный и на такое не пойдет. А Мэрриот, как видишь, не верит, у него такая профессия: контрразведчик не имеет права верить никому, кроме Создательницы. Работа обязывает всегда подозревать во всем даже ближайшее окружение. А доказать постороннему наблюдателю, что был настоящий одержимый, а не человек-смертник, сыгравший его роль, нам нечем.

— Вот-вот, — вздохнул Мэрриот. — Даже ты, Александер, не имеешь доказательств, что убил настоящего одержимого. Поэтому Шоннагель пойдет с вами, в этом заинтересованы все. Рейх в лице Гюнтера доказывает, что германцы — не трусы, сам Гюнтер становится известным. Германские аристократы получают репортаж из передних рядов и доказательство, что вы — настоящий компетентный отряд, а не цирковые клоуны, а Варна — самый охраняемый город Содружества, если не считать резиденции монархов и несколько кварталов вокруг них. Варна получает новых гостей, а возможно — и постоянных жильцов, Дом Керриган выходит из глубокого финансового кризиса. И это, как вы понимаете, ваш прямой интерес. К примеру, благополучие города подразумевает аренду второго подразделения, как только это станет финансово возможным и целесообразным. Дальше продолжать, или сами уже все поняли?

Я прекрасно понял. Второй отряд лично для нас означает удвоение шансов дожить до выслуги путем уменьшения вдвое числа зачисток. Крыть нечем и незачем.

— Ладно, аргументация сильная, — признал я и вперил мрачный взор в германца: — ну что ж, герр Шоннагель...

— Можно просто Гюнтер, — он обезоруживающе улыбнулся.

— Гюнтер. Два момента, которые тебе нужно знать. Я официально, при пятнадцати свидетелях предупреждаю тебя, что твоя жизнь на зачистке для меня будет обладать наименьшим приоритетом. На первом месте — зачистка, на втором — я и мои парни, на третьем ты.

— Резонно, — беспечно согласился Гюнтер. — Вообще, я сам в состоянии позаботиться о себе. Все-таки четыре года в вооруженных силах Рейха...

— Так это скорее негативная характеристика: солдат Рейха за пределами Рейха, как ты сам же и сказал, герой так себе. И второе, Гюнтер. Если ты думаешь, что просто примажешься к нашей славе, а в случае чего — дашь деру... Не получится. Если ты идешь с нами — значит, до конца с нами. До победы или до чего получится. Если так выйдет, что мы отправимся на тот свет — ты отправишься вместе с нами. А если я увижу, что ты бежишь — лично выстрелю тебе в спину.

В этот момент начали вытягиваться лица и у Мэрриота, и у Валлендела, и даже у моих парней. К чести Шоннагеля — он изменился в лице меньше всех.

— У вас такая традиция в СТО — стрелять в спину убегающим?

— Для нас это лишнее. Бегство с поля боя для эстэошника — форменное самоубийство. Я не говорю уже о том, что в самом-самом неприглядном случае он попадет на урановые рудники. Понимаешь, мы — смертники. Не обычные солдаты с очень высоким шансом погибнуть, а именно смертники с очень маленьким шансом выжить. Все курсанты в спецучебке пишут завещание в первый же день — это и традиция, и рационализм, и часть психологической подготовки. Готовят нас так. Даже если я сбегу с поля боя и для меня не будет непосредственных последствий — я все равно стопроцентно попрощаюсь с надеждой досрочного перевода в офицеры, а тем более — с надеждой на место в гвардейском полку. То есть, с надеждой на то, ради чего я и пошел в СТО. Мне стопроцентно служить до полной выслуги, и моими спутниками будут позор, презрение и недоверие со стороны моего нового подразделения. А до выслуги доживают лишь два процента, потому сбежать — равносильно тому, чтобы приставить себе к голове револьвер с барабаном на пятьдесят патронов, где только одна пустая камора, и спустить курок. Конечно, бывает всякое. Бывает, что отступает все подразделение, если к тому есть объективные причины. Бывает, что все погибают, а один спасается. Но побежать, бросив подразделение, на глазах всего мира — это самоубийство с вероятностью в девяносто восемь процентов. Только медленное, с муками и позором. Потому мы, эстэошники, не бегаем. И если ты идешь с нами — ты должен быть в равных с нами условиях. Побежишь — я позабочусь, чтобы ты не выжил.

— Справедливо, — сказал Гюнтер, продолжая улыбаться.

— Я рад, что ты разделяешь мою позицию. — Я повернулся к Валленделу и Мэрриоту: — господа, вы слышали. Герр Шоннагель согласен, поэтому один из вас должен дать письменный приказ подразделению убить его при попытке бегства.

Лица обоих снова начали вытягиваться, я уже прочел на них крайнюю степень несогласия и приготовился стоять на своем до конца, но тут вмешался Гюнтер.

— Дайте такой приказ, как Александер хочет, — сказал он. — А я могу под приказом подписаться, что он дан по моей просьбе. Это справедливо. Идя с подразделением СТО на зачистку с иными правами, нежели они, я вряд ли что-то убедительно докажу, тут ведь вся соль в том, чтобы пойти одним из них, только с камерой вместо оружия. Кстати, господа, как насчет того, чтобы я включил камеру и мы провели эту же беседу теми же словами повторно, на запись? Материал сильный, терять жалко.

* * *

Самой большой неприятностью стал тот факт, что Гюнтер Шоннагель остался жить на базе. Объективно говоря, иначе никак нельзя, потому что в момент, когда мы по тревоге помчимся на зачистку, у нас не будет времени ждать, пока оператор приедет на такси из отеля или еще откуда-то. Однако теперь у нас по базе бродит посторонний человек, который запросто может быть агентом условной враждебной силы.

На эту тему у меня был разговор с Мэрриотом с глазу на глаз, и я ему напомнил и про попытку двух типов из имперской СБ, и про культистов, и про врагов Дома внутри страны.

— Я все это держу в уме постоянно, — заверил меня Мэрриот. — Насчет Шоннагеля — мы его проверили сверху донизу и обратно. Он действительно тот, за кого себя выдает, работает на Первом Рейхсканале, специализируется на материалах военной тематики и репортажах из опасных мест. Служил в армии, характеристики положительные отовсюду, в порочащих его связях замечен не был. Шоннагель реален. Коллективное открытое письмо журналистов Рейха — реально, скандал реален. И все события, начиная с вчерашнего шоу, носят слишком непредсказуемый характер, чтобы быть чьим-то планом для внедрения сюда своего человека. Разумеется, я все равно учитываю все варианты.

В целом, меня меры безопасности устроили: Шоннагель живет в отдельной комнате в крыле, где находятся дежурные и центр связи, доступа во многие места у него нет, право снимать на камеру — только в брифинг-зале. В довершение всего, Мэрриот предусмотрел два лишних поста для дежурных полицейских: один на выходе из служебных помещений полиции, так что Шоннагель не сможет выбраться из своей комнаты незамеченным, второй — прямо у арсенала и коридора в нашу казарму.

— Похоже, вам реально нужен его репортаж с зачистки для германских аристократов, — проворчал я, — раз идете на такие усложнения.

— Так и есть, — кивнул Мэрриот.

— И в связи с этим можно утверждать, что вот теперь ваш прямой начальник и граф Керриган могут всерьез задуматься о подстроенном инциденте. Просто потому, что слухи о якобы подстроенной второй зачистке натолкнут на эту идею кого угодно.

Мэрриот с сомнением покачал головой:

— Еще одна 'режиссура' после подозрений в режиссуре? Вряд ли, к третьей зачистке будет очень пристальное внимание, в том числе наблюдатель в вашей же команде.

— Так проблемы нет. Достаточно располагать двумя культистами, которые проведут ритуал призыва в наперед заданном месте, удобном для зачистки, но неудобном для одержимого. Или, что гораздо проще, безопасней и эффектней, можно провести штуку вроде той, которую рассказал Валлендел, с актером-смертником. Только актер будет играть не одержимого, а мага-некроманта. Нежить вокруг него — самая настоящая, а истинный кукловод будет где-то рядом. Тут уже никакие эксперты не подкопаются, мертвого мага нельзя отличить от мертвого затупленного, способа определить, был покойник при жизни магом или нет — не существует. А нежить будет подлинная, все шито-крыто.

— Да, — согласился Мэрриот. — Это вполне реально... если имеется свой некромант, готовый пойти на сотрудничество, которое при нынешней идеологии де-факто государственная измена Дома императору к тому же.

— И потому вы уверены, что некроманта точно нет? Вспомните первую зачистку: нам сказали, что некромант мертв. Сказали, где он лежит. Мы нашли труп там, где было сказано — и успокоились. А некромант мог вполне себе спокойно лежать где-то в багажнике и руководить этим цирком.

— Один момент: сразу после зачистки стоянку наводнила полиция и обыскала все.

— Второй момент: если некромант 'свой', скрыть его проще простого. Ведь вся полиция в городе — тоже 'своя', и среди них мог бы вполне найтись кто-то, который присягу Дому поставит выше, чем верность стране. Вы только поймите меня правильно: я не утверждаю, что так и было. Я не утверждаю даже, что граф на это мог бы пойти — я ведь вообще графа не знаю, в отличие от вас. Я просто рассказываю, как это можно провернуть с технической точки зрения. А подозревать — уже ваша работа. Лично я абсолютно точно знаю одно: одержимый был настоящий. Значит, ритуал был настоящий, и, как следствие, проведшие его — тоже настоящие чернокнижники. А вот кто за ними стоит — это уже другой вопрос.

Тут Мэрриот подозрительно прищурился:

— Откуда такое точное знание?

Я почти натурально вздохнул:

— Эх, ладно, что знают двое, то уже не тайна, а мою знают аж трое, невелика беда, если вы станете четвертым. Я чувствую не только людей и нежить, но и эфирную дрянь. Этот дар у меня был еще до поступления в спецучебку, но я его утаил. А те два агента ИСБ меня раскусили, потому что я сам себя выдал на зачистке: выстрелил один раз и спокойно стоял, пока остальные решетили павильон. А они при просмотре записей с камер это заметили.

— То-то же я удивлялся — пальнул наугад и с первого раза... Так ты точно знал, где он стоит?

— Не так чтоб очень точно, приблизительно. Пальнул и перестал ощущать его присутствие.

— А как ты различаешь людей и эфириалов по ощущению? Ты не мог перепутать?

— Исключено. Живого и мертвого еще мог бы спутать — там для меня разницы почти нет. Но ощущение эфириала сопровождается чувством омерзения. Его не спутать ни с чем.

Лицо Мэрриота приобрело классическое киношно-задумчивое выражение, как представляют себе размышляющих сыщиков режиссеры и зрители.

— Так, значит, те два парня из ИСБ пришли и обвинили тебя в том...

— Что я утаил развитый в учебке навык. В ответ я предложил им доказать, что у меня его раньше не было, и они убрались.

— А когда он у тебя появился и как ты об этом узнал?

— В десять лет. В Темерине. Именно благодаря ему мне и удалось спастись.

— Ах вот оно что, — протянул Мэрриот. — Слушай, а утаивать его зачем было?!

Я пожал плечами:

— Если б сказал — дорога в СТО была бы закрыта. Мне отказали бы, чтобы заставить вступить в Паранормальный Корпус, а я туда совсем не хотел. Перспектив там нет.

Замначальника СБК задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Я вот смотрю на тебя, Александер, и думаю: а тебе точно шестнадцать, а не двадцать шесть? Умным можно родиться, но одного ума мало, а опыт и знания — это наживное, их только в процессе жизни приобретают...

Я улыбнулся:

— Опыт не обязательно должен быть своим, чужой тоже годится. Книга — величайшее изобретение человека, а я в девять лет читал втрое быстрее хозяина. В смысле, дворянина, у которого служили мои родители. Мне было позволено читать книги из библиотеки хозяина, и про разведчиков, контрразведчиков, паранормальников и эстэошников я прочитал немало. Много чего прочитал, как видно, не зря.

* * *

Целый месяц прошел практически в полной тишине. Дважды мы летели, как ошпаренные, с сиренами на вызов, но тревога оба раза оказывалась ложной.

Обычно мы тренировались, стреляли в тире, отслеживали новые данные и методики по нашей специальности, а в свободное время занимались досугом. Время у нас появилось, к тому же Валлендел позаботился, чтобы у нас появились сразу два телевизора и выход в Сеть. Вопрос с библиотекой решился тоже очень просто: Дом Керриган взял на себя оплату и доставку заказанных нами книг.

Два раза в неделю у нас выездные увеселения: и кегельбан, и бассейн, даже в казино побывали. В казино нам выдали фишек на тысячу империалов каждому, я проиграл пятьдесят, а потом пошел в кассу и поменял остальные фишки на деньги. Как выяснилось, самым большим растратчиком оказался именно я: Кай и Стоян проиграли по тридцать с небольшим, а все остальные обналичили фишки, не играя вообще или проиграв максимум пять-десять империалов.

Когда это выяснилось по пути на базу, Валлендел искренне удивился:

— Забавно... Вы все приняли одинаковое решение, не совещаясь?

— А что тут удивительного, сэр?

— Хм... Тринадцать человек поступают одинаково, не согласовывая свое решение, хотя на их месте многие другие люди их же возраста испытали бы удачу. Совпадения всегда удивительны.

— Я бы не сказал, что тут имеет место совпадение, сэр. Тут имеет место здравый смысл. Людей без оного в СТО нет. В принципе нет, ни одного. Таких туда не берут, а кто проскальзывает по недосмотру вербовщиков — погибает либо отсеивается. И мы не уповаем на удачу — она подводит чаще, чем личное мастерство и проверенные товарищи, это нам в учебке крепко в голову вбили и больно, на собственном опыте. Перед тем, как удивляться тринадцати людям, которые просто обналичили фишки, стоило бы поинтересоваться, кто из этих тринадцати хотя бы раз держал в руках тысячу империалов. Честно скажу, самая большая сумма, которой я когда-либо владел, не превышала сотни.

— Так ты, оказывается, богач, Саша, — засмеялся Кай. — Я больше двадцатки не щупал.

Мы стали выяснять, кто из нас до поступления в СТО был самым богатым. Оказалось, что это Гайдрих: получая на Новый год и день рождения подарки, он за два года — когда ему исполнилось десять и одиннадцать — скопил рейховских марок в эквиваленте на целых триста империалов.