Тень Фукусимы

— Как понять "что делал"?

— Может, Волчара передал бандитам деньги. Может, привлёк к делу кого-то из своих давних агентов среди бандитов. Заставь его всё это рассказать.

— Не поняла. Имеется в виду, что это я буду допрашивать Волчару?

— Ну, а кто? — удивился Левченко.

— Я думала, ты мне поможешь. Ты же профессионал, в конце концов.

— Алла, я всего лишь слежу за тобой. Осуществляю так называемое наружное наблюдение. Этим мой профессиональный долг и ограничивается. А к Волчаре мне и близко подходить нельзя. Он меня слегка недолюбливает, а своё отношение выражает стрельбой из пистолета. К сожалению, он один из немногих, кто меня отлично видит. Лучше бы меня начальник видел, когда нам новые квартиры раздавали. Короче, если сунусь к Волчаре, старый пень меня попросту пристрелит. На этом всё и кончится. Так что идти тебе придётся одной.

— Иными словами, — ледяным голосом процедила Алла, — ты требуешь оплаты. Что ж, разумно. Сколько же ты хочешь за свою помощь и в какой валюте?

— Ну, ты даёшь, баба! — развеселился Левченко. — Ты собралась мне заплатить? А чем? В кошельке у тебя едва ли больше пятнадцати гривен...

— Двенадцать, — уточнила Алла. — И ещё копеек восемьдесят мелочью.

— Чудесный размер гонорара, всегда о таком мечтал. Что ты ещё можешь предложить?

— Ну..., — Алла слегка покраснела.

— Да уж, — Левченко содрогнулся. — Все бабы одинаковы. В каждой из вас спрятана проститутка, причём не очень глубоко. Ты всерьёз считаешь, что меня можно соблазнить тринадцатью гривнами плюс сексуальными услугами побитой молью бабёнки? Тебе не приходит в голову, что если я вечером подъеду к "Интуристу" и сверкну своим удостоверением, то тамошние высокоморальные девочки меня и обслужат, и даже американских денег дадут, чтобы только я ушёл и не пугал их клиентов? Или ты мне свою дочь хочешь предложить, когда она с Карпат вернётся?

— Заткнись, мерзавец! — Алла заплакала, чем привела Левченко в ещё лучшее расположение духа.

— Вот так всегда, — с довольным видом заявил он. — Бывает, сначала слёзы, потом проституция. Бывает, как сейчас, наоборот. Мечтаю о чём-нибудь новеньком, но это так и остаётся мечтами. Короче, вот что, Алла. Или ты одна пойдёшь и допросишь Волчару, или выходи из машины, делай, что хочешь, а я буду за тобой следить, как мне, собственно, и приказано. Ну, решай!

— Едем к Волчаре, — приняла решение Алла, достала зеркальце и принялась приводить свою внешность в порядок. — Какие же вы, мужики, всё-таки, скоты! Если не унизите женщину, вам явно чего-то в жизни не хватает.

"Таврия" прочно застряла в пробке на мосту, и потому осталось непонятным, к чему относится замысловатая матерная тирада Левченко — к пробке и коллегам-водителям, или к словам пассажирки.

* * *

Левченко, как и многие другие мужчины, считал себя большим специалистом по противоположному полу. Что ж, его познаниям о женщинах суждено было вскоре изрядно пополниться. Алла была на него зла неимоверно, но в первую очередь её всё-таки волновала судьба мужа. Потому женщина не закатила обычную в таких случаях истерику, а направилась в гости к Волчаре, изо всех сил изображая смирение.

Как и в прошлый раз, Волчара без вопросов открыл входную дверь в подъезд. Точно так же он распахнул двери в квартиру в ответ на звонок Аллы. Она вошла в прихожую и вновь увидела направленное на неё дуло пистолета. Но теперь она была ко всему этому готова, и внесла в сценарий происходящего некоторые довольно существенные изменения.

— Волчара, миленький, помоги! — голосом, полным отчаяния, попросила женщина. — Ты же чекист, чекисты всегда помогают хорошим людям!

— Что, собственно говоря, происходит? — несколько растерялся Волчара. — Я действительно когда-то работал в органах госбезопасности...

— Я знаю, знаю! И ещё я знаю, что бывших чекистов не бывает! Ты же в душе остался чекистом, верно?

— Ну, это понятно, врагом народа я не стал. Но что случилось?

— За мной следит некий Левченко. Я хочу избавиться от слежки. Но самой мне не справиться.

Волчару требовалось допросить. Но как допрашивать человека, который держит тебя на прицеле? Если уж на то пошло, Алла вообще не умела допрашивать. Значит, нужно каким-то образом втянуть в это дело профессионала. О том, что Волчара и Левченко относятся друг к другу не лучшим образом, Алле было известно от самого Левченко. Оставалось только их стравить. Разделяй и властвуй. Дивидэ эт импэра, как сказал бы Левченко-младший, студент юридического факультета. Василий, якобы великий знаток женщин, забыл об ещё одном характерном женском качестве — склонности к интригам.

— Левченко? — возопил Волчара. — Этот проклятый бандеровец! Типичный враг народа, украинский буржуазный националист! Даже по фамилии видна его вредительская сущность! Не волнуйся, гражданочка, сейчас мы твой вопрос решим. Я пристрелю этого негодяя, и ты сможешь спокойно пойти домой. Где он?

— Если бы я знала! — в отчаянии выкрикнула Алла. — Он же невидимый!

— Да, я в курсе дела. Он ниндзя, а стало быть, ещё и агент японской разведки. Давай мы сделаем так. Ты выходишь на улицу, идёшь, он пойдёт за тобой, а тут и я вмешаюсь. Мне, конечно, не следует покидать квартиру, за мной почти двадцать лет охотятся убийцы из разных иностранных разведок, но в деле помощи честным гражданам настоящего чекиста никакой риск не остановит! Я об этом бандеровце много раз госбезопасности сигналы отправлял, а мне постоянно отвечают, что хотели бы его расстрелять, да найти не могут.

— В смысле, доносы посылали?

— Нет, что ты, гражданочка! Доносы плохие люди пишут! А я — настоящий чекист и советский человек! Я не доношу, а сигнализирую. Пошли искать бандеровца! Я-то, хоть с возрастом и стал слаб глазами, но этого мерзавца вижу всегда, как бы он не прятался. От меня не уйдёшь!

Волчара вышел на лестницу, держа в руке оружие, огляделся, никого не увидел и позвал Аллу. Она направилась к лифту, а старый чекист завозился с ключами. Замыкать дверь ему было очень неудобно, пистолет изрядно мешал. Внезапно Волчара почувствовал, что ему в спину упёрлось дуло.

— Попался, троцкист недобитый! — услышал он ненавистный голос Левченко. — Ствол-то отдай!

— Вы, бандеровцы, только и умеете, что в спину стрелять! — буркнул старик, отдавая оружие.

— Ты даже с предохранителя свой шпалер снять не успел. Пень ты старый, Волчара, а всё лезешь в дела, где тебе и в молодости ничего не светило.

— А зачем мне его с предохранителя снимать? Он же не заряженный.

— Это ещё почему?

— Сам же сказал, старый я уже. Иногда руки трусятся. Значит, могу нечаянно выстрелить и попасть в кого-то из хороших людей. Мне такое дело совсем не нужно! А плохим почти всегда достаточно одного вида пистолета, чтобы в штаны наложить. Тебе-то самому не стыдно? Я, считай, безоружный, а ты на меня настоящий ствол направил. На старика!

— Какой ствол? — удивился Левченко. — Мой ствол в сейфе лежит, в управлении. Я тебе пальцем в спину ткнул, а ты сразу и сдался. Купился, значит.

— И что с того?

— А то! С тебя, Волчара, бутылка.

— Это почему вдруг?

— А потому что! Давай, угощай, не жадничай! Все знают, какой ты болтун, а что за разговоры без выпивки? Тоже мне, старый чекист! Алла, ты знаешь, что он ещё в царской охранке служил?

— Не может быть! — удивилась Алла. — Он же родился, когда царя давно не было.

— Ну и что? Царя не было, а охранка была. Правда, под другим названием, — уточнил Левченко. — Охранка, она вечная. Волчара, троцкист хренов, мы что, так и будем стоять на лестнице?

— Ладно, проходите, раз уж пришли, гости дорогие. Только закусь пусть она готовит. Ну, чего стоишь? — поинтересовался Волчара у Аллы. — Иди, стол накрывай на кухне. Курточку свою вот сюда повесь, в шкафчик. Кухню сама найдёшь, не маленькая. А вся моя еда — в холодильнике. Колбаски там порежь, сыра, хлебушка обязательно, ну и консерву какую-нибудь. Чай, не королевский обед готовишь. И ты, бандеровец, тоже раздевайся, раз уж в гости ко мне напросился.

— Ну, ты дед, и раскомандовался! — восхитился Левченко. — Аж помолодел.

— А то! И ещё, пусть она с нами за стол сядет. Давненько я с бабами не бухал. Поллитры на троих, конечно, маловато будет, но у меня и вторая найдётся, и третья, если понадобится. Что мне их хранить? Я же в любой момент могу того, а на том свете они мне и даром не нужны.

— Какой ещё может быть тот свет для убеждённого троцкиста? — поддел его Левченко.

— Не троцкиста, а ленинца! — поправил его Волчара. — Про тот свет я фигурально сказал. Хотя, знаешь, Вася, чем ближе к концу, тем сильнее хочется, чтобы тот свет всё-таки был. Понимаешь, обидно просто исчезнуть, и всё. Но мир такой, какой есть, а не такой, как нам хочется, и это основа диалектического материализма. Товарищ Маркс...

— Прошу за стол, — пригласила Алла. — Товарищ Маркс подождёт. Ему теперь спешить некуда. Можно, я первый тост скажу?

— Быстро ты управилась, молодец, — отметил Волчара. — Ну, давай рассаживаться. Это вот мой табурет, я его никому не уступлю, ты, бандеровец, садись сюда, чтобы я тебя потом удавить смог, и не надо было далеко тянуться, а ты, женщина, устраивайся на стуле. Стул у меня здесь один, кого же ещё на него усадить? Ну, давай, говори свой тост!

— Я предлагаю выпить за чекистов!

Тост был охотно поддержан. Затем пришла очередь товарища Маркса, чтобы ему было не так обидно ждать. Третью рюмку выпили молча и не чокаясь. Четвёртый тост был провозглашён Левченко, "За женщин!". Он и Волчара выпили стоя.

Аллу спиртное пока не брало, сказывалось страшное напряжение, вызванное похищением и беспокойством за судьбу мужа. Но она знала, что это временно, очередной рюмкой её непременно "накроет". Поэтому женщина старалась растягивать каждую рюмку на несколько тостов, пытаясь максимально отдалить неизбежное. Глядя на двух мирно выпивающих чекистов, она удивлялась их дружескому разговору, ведь раньше ей казалось, что Левченко и Волчара — непримиримые враги. После четвёртого тоста она набралась смелости и спросила у них, как так может быть. Левченко охотно поддержал разговор на эту тему.

— Слышь, Волчара, она взаправду думала, что мы друг друга перестреляем, — весело сообщил он. — Как ты считаешь, кого из нас она не любит сильнее?

— Ну, тебя любить не за что, это и так понятно, тебя, кроме меня, вообще никто не видит, как же тогда любить? Но я-то что ей сделал? Скажи, Аллочка, за что на меня злобу затаила? Неужели обиделась, что я на тебя незаряженный пистолет наставил?

— Да нет, что ты, Волчара, — начала Алла, но вдруг почувствовала под столом довольно сильный пинок от Левченко и умолкла.

— Понимаешь, Волчара, тут дело вот в чём, — продолжил за неё человек-невидимка. — Она с мужем вчера приходила к тебе в гости, ты об этом кому-то рассказал, и у них начались неприятности. Вот она и дуется.

— Вася, что ты за чушь несёшь? При чём здесь я к их неприятностям?

— Что, никому не рассказывал? Да о твоей болтливости легенды ходят! Ты людей силой оружия заставляешь слушать твои байки! И утерпел, никому ни слова не сболтнул? Почему мне в это не верится? Кстати, а что именно ты никому не сболтнул?

— Ну, что муж её, Игорь, кажется, его зовут, знает о портале.

— Так кому ты это не рассказал? Давай, Волчара, колись!

— Я только приятелю своему рассказал, из Москвы. Лаврентий Павлович его зовут.

— Берия, что ли?

— Вася, у кого из нас маразм должен быть? Берия помер давным-давно! Это другой Лаврентий Павлович! Федин его фамилия.

— Значит, ты за рубеж информацию слил!

— Пошёл ты знаешь куда, бандеровец! Никогда для меня Россия не будет заграницей! И Москва была, есть и навсегда останется столицей моей Родины — Советского Союза! А Лаврентий Павлович — очень хороший человек. Я ведь, Вася, честно работал, взяток не брал. И денег у меня совсем не было. То есть были, но на сберкнижке. Пропали они все в начале девяностых, считай, сгорели. А меня выгнали из органов, потому что я украинскую присягу отказался принимать. Присяга, она же всего один раз в жизни даётся! И я уже присягнул СССР. Вот я и остался без денег и практически без жилья — комната в коммуналке, разве это жильё?

— Хорошо жили люди в СССР, — прокомментировал Левченко.

— Ты мне тут антисоветскую пропаганду не разводи! Да, были в Союзе трудности, временные, конечно. Но разве сейчас лучше? Двадцать лет уже твоей Украине, и где успехи? В СССР через двадцать лет после революции уже всё нормально было!

— Точно. Двадцать лет спустя — это тридцать седьмой. Действительно, всё было нормально.

— То, о чём ты говоришь, это ежовщина была! Ежов — враг народа, его тоже расстреляли!

— Волчара, давай лучше про Лаврентия Павловича. Но не того, который расстрелянного Ежова сменил.

— Ну, товарищ Федин меня тогда случайно встретил, он очень Чернобылем интересовался, а я ж к этому делу прямое отношение имел. И эту квартиру он мне купил. Во как! Так что за моего друга Лаврентия Павловича я горло перегрызу!

— Ладно, не нервничай. Рассказал ты ему, а дальше что было?

— Он мне перезвонил и попросил взять у одного типа чемоданчик, отнести его кое-куда и оставить под дверью. Я сказал, что стар уже для таких дел. Вот и всё.

— А о каком портале ты говорил?

— Ты что, не знаешь, что такое портал? Это переход в параллельный мир. Там всё по-другому. Может, там СССР не уничтожили, а может даже, там ещё товарищ Сталин до сих пор жив. Ему лет сто тридцать, чуть больше, для кавказских горцев это нормально. А он горец, я точно знаю. Он даже родился в Гори.

— Волчара, давай фантастику оставим фантастам. Расскажи лучше, как ты со своим Лаврентием Павловичем связываешься. По телефону?

— Ну да. А как иначе?

Волчара достал свой мобильный телефон, нажал нужную кнопку и передал аппарат Левченко. Динамик телефона был мощным, и звуки разносились по всей кухне.

— Узел связи Федеральной Службы Безопасности Российской Федерации, — отчётливо проговорил приятный женский голос.

— Мне Лаврентий Павлович нужен, — сообщил Василий.

— Сейчас с ним связаться невозможно. Что ему передать?

— Передайте ему три рубля, — мрачно попросил Левченко.

— Каких ещё три рубля? — удивилась женщина из ФСБ.

— Белорусских. Скажите, от Волчары. Ему будет приятно.

— Кому будет приятно?

— Волчаре, естественно. До свидания, — Левченко отключил связь. — Алла, ты всё слышала?

— Да, — у Аллы пересохло в горле. — Давайте выпьем за этого замечательного человека по имени Лаврентий Павлович.

— Конечно, он хороший человек, — согласился Волчара. — Он ведь чекист. А все чекисты — хорошие люди. Кроме тех, которые враги народа. Но Лаврентий Павлович — не враг.

Алла опрокинула очередную рюмку, а о том, что было дальше, сохранила весьма смутные воспоминания. Утром она проснулась в одной постели с Левченко, но тот утверждал, что ничего этакого между ними не происходило, просто их было трое, а у Волчары в квартире наличествовали всего две кровати. Женщина предпочла ему поверить.