После Пламени. Ангбанд

Ну, и вот они, орки. Совсем близко — только не промахнись. С дюжину уже валяется на земле, но живых пока больше. Намного больше. Главное, чтобы не перебили их. Главное — успеть самому попасть!

— Отходим!

Рука Коркиона дрогнула, и стрела едва не сорвалась раньше времени. Как "отходим"? Куда?! Попрятались за камнями немного, убили нескольких орков — и все?! Столько времени ждал...

Кто-то хлопнул его по спине — мальчишка только мотнул головой, яростно оскалившись.

— Коркион! Ты что...

Он вскочил и прыжками помчался вниз по склону холма, на бегу отбрасывая лук. Выхватил меч — наконец-то!

— За отца! За маму!

25

Сейчас... сейчас я тебя!

Я бежал, не сводя глаз с клыкастой орочьей морды и не обращая внимания ни на что вокруг. Вот, уже совсем рядом!

— Сдохни, тв-ва...

Голос сорвался: что-то внезапно сдавило горло. Одновременно земля ушла из-под ног, и я провалился куда-то, хрипя, задыхаясь и слепо размахивая мечом.

Вокруг мельтешили темные размытые пятна, в ушах нарастал низкий гул, и от этого то и дело накатывала дурнота. Я закрыл глаза.

— Мелковато мясо, — вырвался из гудящей темноты голос. — По пути сдохнет.

Грубый голос, хриплый. Не эльдарский. И язык — вроде, похож на наш, но слова искажены. Понять, правда, можно.

Что-то больно ударило меня по бедру, и я невольно схватился за ушибленное место. Открывать глаза не хотелось. Нет! Хотелось открыть — и убедиться, что это был сон.

— Да целый он. Башкой немного ударился, да и Нархра с петлей перестарался.

— А нужен такой Феныргу?

— Ты прежде сам квына поймай, тогда и решать будешь, хвост крысиный! — вмешался новый голос.

Злобный — у меня даже мурашки по спине побежали.

— Этот мой. Мелкий, не мелкий, а мне за него причитается.

— В рыло тебе причитается, свинячий огузок! — огрызнулся первый.

— А ну, прекратить! — раздался окрик.

Что-то коротко свистнуло дважды, кто-то взвыл.

— Нархра, твой бежать не сможет. Кидай поперек седла и поехали. Если не хочешь, чтобы то мясо, что для еды, без тебя поделили.

Меня рванули за ворот вверх, а потом в живот впилось что-то твердое. Я открыл глаза, но не увидел ничего, кроме смятой травы. Еще и руки оказались связаны — и когда эти твари только успели?! И где наши? Почему они до сих пор не пришли мне на помощь? Почему не изрубили орков в куски?

Я изогнулся и закрутил головой, пытаясь одновременно оглядеться и устроиться поудобнее. Хорошо, хоть зрение прояснилось.

В спину уперлось что-то острое — словно когтистая лапа придавила. И тут же земля внизу затряслась и поплыла куда-то. К горлу снова подступила тошнота. Я судорожно сглотнул.

Меч... Меч-то я потерял, отняли! Жалко! И Аркалимо ругать будет. Или того хуже — отправит меня обратно в Хифлум! Да нет, нет, не отправит, конечно. Упрошу. Он же добрый, хоть и злится иногда.

А ведь вы боитесь меня, морды орочьи! Не рискнули клинки скрестить. Ничего, я до вас еще доберусь! Я придумаю что-нибудь. Только бы эта вонючая тварь подо мной остановилась. Только бы слезть наконец с этого проклятого сед-ды-ды-ды-ла.

26

— Что? — отрывисто спросил я, по осанке командира дозорных почувствовав неладное.

И по тому, как тот прятал взгляд.

— Да говори же, Беро! Орки прорвались? Так надо немедленно...

— Нет, — через силу выдавил командир. — Не прорвались, обратно ушли, к Ангбанду.

— Захватили кого-то, — предположил я, тревожась все больше.

Беро на границе не очень давно, и молод еще, но опыта успел набраться. Что могло довести его до такого состояния?

— Да. Коркиона, — выдохнул он. — Я пытался отбить.

— И? — я понимал, что вопрос не имеет смысла, что "пытался" значит "не смог", и все-таки требовательно смотрел на Беро, словно оставалась еще надежда.

— Потерял почти весь отряд, — он набрался наконец мужества посмотреть мне в лицо. — Уцелели трое, кроме меня. Двое ранены.

Я скользнул взглядом по бессильно повисшей правой руке Беро. Распоротый рукав почернел от крови.

— Подробности, — приказал я. — И сядь вон, — кивком указал на подстилку возле костра.

Дозорный тяжело опустился на нее. Похоже, повреждена была не только рука. Следовало отправить раненого к целителям, но... сначала я должен был узнать, можно ли еще сделать хоть что-то. Да нет, куда там! Скорее уж убедиться, что сделать ничего невозможно.

Беро заговорил — о том, как ждали в засаде. Как подпустили на расстояние выстрела отряд орков, впятеро больший, чем группа дозорных. Как собрались отходить. Как Коркион внезапно вскочил и помчался к врагам, не слушая ни приказов, ни окриков, закрывшись даже от мысленной речи. Как его схватили.

— Ты должен был отступить, — жестко сказал я. — Почему ты повел своих в безнадежную атаку?

— Но мальчик...

— Мальчик был обречен. Пытаясь спасти его, ты лишь попусту погубил остальных.

Дозорный растерянно смотрел на меня.

— Но Аркалимо, это же Коркион! Как бы я тебе... Я не мог бросить его!

— Да. Он был для меня, как сын, — я проглотил комок в горле. — Но его жизнь не дороже, чем жизнь любого другого воина. Ты потерял отряд, хотя мог потерять лишь одного бойца.

Я замолчал, с трудом переводя дыхание: в груди словно застряла ледяная игла.

— Я пришлю к тебе целителей, Беро. Как поправишься, будешь в отряде Димвэ. Рядовым.

— Да, командир.

Я повернулся, чтобы уйти. Хотелось побыть одному, но пока не закончены дела, на такую роскошь рассчитывать не приходилось. Разве что позвать целителей самому? До их шатра было почти три сотни шагов. Только бы по дороге не обратился никто...

— Прости, Аркалимо. Не уберег я его.

Я не оглянулся.

27

Коркион полулежал на траве и боролся с тошнотой, то и дело подкатывающей к горлу. Перед глазами все плыло и качалось, словно юный нолдо по-прежнему висел поперек волчьей спины. Ныл затылок. До живота, отбитого о жесткое седло, страшно было даже дотронуться.

"Убегу, — думал Коркион, исподлобья следя за снующими вокруг орками. — Только вот отдохну чуть-чуть".

Хотя нет. Просто убежать мало. И недостойно совсем — надо же отомстить! Вскочить на ноги неожиданно для врагов, выхватить у ближайшей твари меч и вонзить ей же в брюхо. Н-нет, не получится: надо сначала руки освободить. Еще хоть бы впереди были связаны, а то за спиной. Коркион напрягся, пытаясь ослабить путы, и едва не вскрикнул от резкой боли в запястьях.

Мальчик скорчился на земле, тяжело дыша и смаргивая навернувшиеся слезы. Нет, порвать веревку, похоже, не удастся. Найти бы что-нибудь острое — перетереть. Нолдо неловко, стараясь не потревожить затекшие руки, приподнялся и сел. Перевел дыхание. Заозирался, сам толком не зная, что ищет — оброненный кем-нибудь в суматохе нож, камень с подходящим выступом...

Ни камня, ни ножа не нашлось, зато оказалось, что бестолково мельтешившие орки успели развести костры и теперь собирались... Глаза Коркиона широко распахнулись от изумления: похоже, твари готовились предать огню тела павших нолдорских воинов. Кто бы мог ждать от врагов подобного благородства!

"Все равно отомщу, — с мрачной решимостью подумал мальчик. — Но потом, так уж и быть, сделаю и для вас то же. Погребальные костры разведу, волкам и птицам не брошу".

Один из орков деловито тащил за ноги мертвеца, в котором Коркион с ужасом признал Линвэ. Не по лицу — лицо было сплошь покрыто запекшейся кровью. По узору на сапогах и поясе.

— Оставь его! — гневно закричал мальчик.

Точнее, попытался закричать: из пересохшего горла вырвался едва слышный хрип.

Орк вместо того, чтобы сжечь тело погибшего нолдо, пусть и без подобающего уважения, устроился неподалеку от пленника, выхватил из-за пояса нож и воткнул в бедро Линвэ. Коркион тихо взвыл, глядя, как тварь деловито кромсает мертвую плоть. Живот и горло свело судорогой.

— Не скули, щенок, — осклабился орк, помахивая только что отрезанным бурым куском мяса. — Может, требухи я тебе и брошу. А то подохнешь еще с голоду по дороге.

И загоготал, словно радуясь удавшейся шутке. Коркион почувствовал, что падает в звенящую темноту.

28

Вот я и провалился под лед...

Нет, я знал, что мама с отцом и все остальные, кто не дошел до Эндорэ, должны были попасть в Мандос. Знал, что со временем, пусть даже очень нескоро, они выйдут оттуда. Обратно в Аман. В прежнюю жизнь, безопасную и счастливую. Знал — но не мог поверить. Слишком все изменилось. Настолько, что Валинор начал казаться сном. Счастливым детским сном, который давно закончился.

А впереди был лед. Он мог обернуться черной пастью полыньи или злобным оскалом волка, острыми гранями зубцов, преграждающих путь к берегу, или наточенным лезвием вражеского меча. Его можно было избегать: бороться с ним или обманывать, ускользать. Но я уже знал, что рано или поздно лед поглотит всех, как поглотил моих родителей. И я привык к этой мысли.

"Лед убил Линвэ, — отрешенно подумал я, когда чернота перед глазами сменилась землей, уходящей вбок. — А я снова еду на волке. Но я все равно уже подо льдом".

Голова больше не кружилась, и комок не подкатывал к горлу. Стянутых за спиной рук я не чувствовал. Не было ни боли, ни страха. Только странное равнодушие. Хотя, наверное, так и должно быть подо льдом.

Высокие травинки почти касались моего лица. Некоторое время я развлекался тем, что пытался сорвать какую-нибудь зубами.

Получилось, сорвал. И тут же сообразил, что земля больше не движется. Это испортило всю игру. Я выплюнул травинку и стал ждать, пока мы поедем дальше.

Вместо этого меня рывком стащили с седла и поставили на ноги. Я пошатнулся, сделав пару неловких шагов, чтобы не упасть.

"Я, наверное, следующий, — от этой мысли по коже пробежал колючий холодок. — Сейчас они опять разведут костры..."

— Иди, мясо, — меня подтолкнули в спину. — Повелитель Фенырг заждался.

Я безнадежно огляделся: вокруг были вооруженные орки, впереди — темный провал. Полынья... нет, ворота. Полынья должна быть внизу. А, все равно: не убежать, не отбиться.

Потом были длинные коридоры, скупо освещенные факелами. За одним из поворотов оказались другие нолдор, тоже со связанными руками. Я удивился этому, но не очень. Никто ведь не рассказывал, что ждет подо льдом.

— Режьте веревки, — раздался впереди властный голос.

Не орочий. Скорее кого-то из эльдар.

— Слушаюсь, Повелитель Фенырг, — рявкнул один из орков.

Я вытянул шею, пытаясь разглядеть этого Фенырга, Повелителя льда. Даже несколько шагов вперед сделал. И увидел. Он, Фенырг и видом оказался похож на нолдор. Если бы я не знал, что он главный здесь, мог бы и ошибиться.

— Вас больше никто не тронет, — объявил Фенырг. — Вы будете жить в Ангбанде вместе с другими нолдор. Сможете совершенствоваться в мастерстве.

В Ангбанде? Я недоуменно посмотрел на него. Если это Моргот, то почему орки называют его Феныргом? И если меня не собираются убивать и есть, почему называли мясом?

Веревка натянулась, впившись в запястья, и исчезла. Фенырг — или все-таки Моргот? — внезапно посмотрел на меня.

— Как тебя зовут?

Взгляд у него был пристальный и недобрый. Хотя и угрозы в нем не ощущалось.

— Кор...

Я запнулся, вдруг остро почувствовав, что имя, данное мне мамой, не должно звучать здесь. Оно осталось там, на свободе. По другую сторону льда.

— Морнайвион.

Вот. Значение почти то же, а мелодия различается.

Фенырг кивнул:

— Ты пойдешь со мной. Помогать будешь.

29

— Идем, — велел я мальчишке, указав нолдор путь к мастерским.

Больше ничего не требовалось: Ангбанд сам доведет новичков до места, а там уже им другие пленные все объяснят и покажут.

Парнишка послушно зашагал следом. Молча, что мне очень понравилось. Рассмотрел я его, уже добравшись до кабинета и усевшись в кресло. Невысокий, щуплый — ну, да физическая сила ему не потребуется. Был бы ловок и расторопен. Хотя все равно лучше терпеть рядом его, чем любоваться клыкастыми мордами орков, скучающих под дверью в ожидании поручений. Надо будет сказать Мелькору, чтобы забрал этих своих... снаг.

И правильно я сделал, что выбрал мальчишку. Вон как вокруг озирается — с любопытством. Ни у кого из взрослых пленников я такого взгляда не видел. Отвага, отчаяние, ненависть, ужас, гнев, обреченность — этого сколько угодно. А вот чтобы кто-нибудь так головой крутил — ну, надо же! Ангбанд! страшно, но ведь как интересно! — не было.

— Вот что, Мор... э-э... Морнайвион.

Паренек оторвался от разглядывания светильников на полке и удивленно посмотрел на меня. Словно не ожидал, что я назову его по имени, или забыл, как его зовут. Должно быть, плен оказался для него сильным потрясением. Ничего, привыкнет.

— Будешь моим слугой.

— Кем? — растерянно переспросил мальчик.

Ах, да, откуда же ему знать! Понятие-то ангбандское.

— Помогать мне будешь, — нетерпеливо пояснил я.

Хотелось поскорее закончить со скучными мелочами и вернуться к работе.

— В комнатах прибираться, еду приносить, вино.

— Да, Повелитель Фенырг, — мальчик слегка запнулся на слове "повелитель".

— Не называй меня так, — потребовал я.

Какая, казалось бы, разница, но... хоть дома не слышать этой орочьей клички!

— А как называть?

Я помолчал, колеблясь. Впрочем, кого волнует мнение этого мальчишки?

— Феанор.

— Феанор?! — зеленые глаза паренька изумленно расширились. — Но это же не твое имя!

— Будешь звать меня так, — отрезал я. — А верить мне или нет — твое дело.

Стянул с ложа меховое одеяло, бросил новоиспеченному слуге:

— На вот... э-э-э...

Как там его? Морв... Морн... Что-то черное, вроде. А, неважно!

— Мори. Выбери себе какой-нибудь угол. И умойся вон.

Я показал на кувшин. Мелькор предлагал провести ко мне воду по трубам, он очень гордится этим изобретением то ли своих майар, то ли орков. Я отказался: ангбандские приспособления не вызывали ничего, кроме отвращения, и скрывать это я не мог, да и не хотел.

— Как обживешься, покажу тебе дорогу на кухню.

30

Шабрук угрюмо посмотрел на двух снаг, которые разделывали свиную тушу.

— Чтобы вся требуха осталась нетронутой, ясно? Кто сожрет хоть кусок — самому кишки выпущу!

Подчиненные всем своим видом выражали величайшее усердие. Жизнь снаги в Арг-баде немного стоит. Доложит Шабрук начальству, что строптив был убитый, приказа ослушаться попытался, так со старшего, глядишь, и не взыщут. А снагу неудачливого свои же сожрут. А не свои, так волки. И разбираться никто не станет.

Старший, даром, что ростом не вышел, отличался свирепостью даже по орочьим меркам. И на кухню-то его прогнали из гвардии за то, что пленного попытался убить. Ценного пленного, которого сам Властелин приказал не трогать. И ведь главное, мяса тогда гвардейцам досталось много. Живого, теплого мяса. На всех бы хватило. Так нет — вызверился Шабрук на того квына, что волка его зарезал. Еле оттащили. Повезло еще дурню, что не казнили — на кухню работать сослали, и всё. Говорят, сам Повелитель Саурон заступился.